Читаем без скачивания Газета День Литературы # 69 (2002 5) - Газета День Литературы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре. Вып. 4. Юность и любовь. Свадьба. — М., Худож. лит., 2001.
Прекрасное издание затевали в "Художественной литературе" лет десять назад — в десяти томах показать всю жизнь человека от рождения до смерти через русский фольклор. Плёнки четвёртого выпуска были готовы ещё семь лет назад, и вот только вышла книга. По Федеральной целевой программе книгоиздания России. Надо бы и остальные тома дотянуть. Такие издания выходят раз в столетие, по углублённости рассмотрения темы.
Сергей Куняев. Русский беркут. Документальная повесть. — М., "Наш современник", 2001.
Это первая книга о выдающемся поэте Павле Васильеве, с такой полнотой раскрывающая его жизненный и творческий путь.
Юрий Самарин. Заснеженная Палестина. Эссе, рассказы, статьи. — Саранск, 2002.
Юрий Самарин издал очень симпатичную и живую книгу. Он сейчас на самом пике своей творческой зрелости.
Олег Чухно. Стволы и листья. Стихи из ХХ века. — М., Вече, 2002.
Эту книгу составила и представила в предисловии Инна Ростовцева. Она считает, что до сих пор стихи Олега Чухно не были известны любителям поэзии и даже профессионалам по причине редкого своеобразия и резкой непохожести автора на других.
Александр Ананичев. Теменуга. Книга стихов и исторических баллад. — Шумен, 2001.
В предисловии к этому сборнику Владимир Крупин написал: "Читая Александра Ананичева, я ловил себя на мысли, что он старше меня в современности. Объясню: старше, конечно, я, но во время потрясений для России я вошёл человеком сложившимся, со своими убеждениями, которые демократические перетряски и словоблудия не могли поколебать. То есть одолеть бесовщину последнего десятилетия мне помог спасительный консерватизм. Ананичев же вошёл в это время совсем юным, с неокрепшим сознанием, и ему было гораздо тяжелее. И то, что он интуитивно, а интуиция тоже дар Божий, смог преодолеть искушения и соблазны встать на путь издевательства над прошлым, на путь прославления культа денег и тела, — его огромная заслуга. И мне не грешно, полезно учиться у младшего брата силе и мужеству сопротивления врагам России и души человеческой".
У Саши хорошие стихи и есть прекрасные песни. И ещё — те, кто знал Сашины стихи лет пять назад, очень порадуются мастерству поэта.
Владимир Степанов. Стихи русского экстремиста. Стихи, бурлески, эпиграммы, песни 1998-2001 гг. — М., Патриот, 2001.
"В центральной полосе России/ Чужие люди разошлись/ И наших девушек красивых/ Бьют по лицу, а ты утрись./ Смирись. Их — мало, наших — много./ Они — гурьбой, а мы — вразброс./ Осталась нам одна дорога:/ Путь унижения и слёз…" Таких строф у Владимира много. Кто-то скажет: публицистика, газета и т.п. Но у Степанова искренность боли проступает через все ожидаемые возражения.
Александр Казинцев. В поисках России. — Калуга, "Золотая аллея", 2002.
Один из ведущих публицистов России собрал в книгу свои статьи последних лет.
Геннадий Красников. Роковая зацепка за жизнь, или В поисках утраченного Неба. — М., Издательский дом "Звонница-МГ", 2002.
В предисловии к своей книге статей Геннадий Красников пишет: "Я никому не подражаю и ни за кем не следую в своих стихах и статьях, ибо пишу только о том, что пережил, прочувствовал и передумал лично сам". Судя по книге, передумано и перечувствовано много. Нет места, а то бы я привёл страницы две из статьи о Шукшине — и читатель бы увидел, насколько зрело и пронзительно пишет Красников.
Николай Переяслов. Тайна двух выстрелов. — М., ГАЛА ПРЕСС, 2002.
В книгу вошли два романа — "Тайна "Курска" и "Мой дедушка застрелил Берию". В первом Н.Переяслов предлагает свою версию гибели атомной подлодки.
Виктор Тимофеев. Мой мачтовый город. Стихотворения, песни, поэмы. — Мурманск, Издательский центр "Русский Север", 2001.
Заполярный романтик Виктор Тимофеев выпустил свою книгу к 85-летию Мурманска, которому он посвятил много стихов и песен.
Алексей Базлаков. Драма Никандра. — М., Академия поэзии, 2002.
Художник Алексей Базлаков издал свою оригинальную прозу и воспоминания о писателях и художниках.
Юрий Самарин МЕЖ ДВУХ СМЕРТЕЙ
В Саранске выходит молодёжный журнал "Странник" (главный редактор — Константин Смородин). Из него мы взяли эссе Юрия Самарина "Меж двух смертей".
Домишки двухэтажные на окраинной улочке весело крашены в розовый, жёлтый и сиреневый цвета. По другую сторону — роща берёзовая. Соловьи поют. Не чудо ли, не диво — посередь города? Зелень свежая благоухает. Хорошо-то как! Посреди города — безлюдно. Народа нет. Вымерли, что ли, все? Ну, положим, не все. Но вымираем. В двухстах километрах от Москвы уже, говорят, непролазные чащобы образовались. Безлюдье. Один поэт, великолепный, кстати, и по нашему времени недооценённый, так прямо свою последнюю книжку и озаглавил: "Погост". Я ему: "Как же гармония, соловьи, рай на земле?" А он мне: "Соловьи и на кладбище поют. И потом — надо честно отобразить, что происходит".
Так вот ч т о происходит? А — нехорошее. И уж если телевизор включишь или там радио — такой заряд ненависти получишь, весь день трястись будешь. Скажем: "Расширение НАТО на Восток" и довольный комментарий журналиста: "России опять указали её место". Или, предположим, план Чубайса по реорганизации РАО "ЕЭС" принят — один Чубайс сидел, а теперь — на каждом, почитай, столбе с рубильником его копию посадят. Или внучок легендарного героя гражданской войны и к тому же писателя народ наш измученный так прямо "быдлом" и называет. И всё это за наши деньги и нам же, с экранов нашего же "российского" ТВ. Или ещё — медаль Ельцину за всё хорошее, за восемь миллионов жизней, прекратившихся в его правление… Или — о Горбачёве репортаж, или Березовский вещает…
Да мало ли кого покажут нам, братцы и други. И вправду — погост и вурдалаки с лицами, перекошенными от вранья и обжорства, мечутся, свою правоту утверждая. Да ловко так! По Конституции: нефть и газ — общенародное достояние. "Это когда в земле, — пояснят раздувшиеся упыри, — а когда извлекли — это уже наше". Хитро, а?
Один денёчек нам за всё Борино правление и выпал. Это когда наши в Приштину вошли. Мужественным сербам в подмогу. И символично так — в День независимости России. Корреспонденты наши цепные с американской подачи орут: "Кто позволил генералам самоуправствовать? Ату их!" Но — было! По всем программам, во всех новостях — победные бэтээры с нашими и усыпанные цветами европейские дороги, и ликующие сербы. И такая радость — будто сорок пятый год, и Европа очнулась будто бы от американского гипноза, и Россия будто бы — не погост, а соловьи и жизнь, и всё будет, и будет как надо. Ан нет! Денёчек один и утешились.
Шёл я по тихой улочке, думая все эти тяжёлые мысли, и под пенье соловьёв сделалось мне до того на этом самом свете тоскливо и горько, что захотелось на тот. Чтоб прекратилась вся эта крутня, возня, суета вокруг нашей нефти и алмазов, вся эта говорильня и весь этот хаос. И впервые в душе своей обрадовался смерти — как единственному способу всё это прекратить. И думал так: Чубайс — смертен, Гайдар — смертен, Ельцин — смертен, смертны все, — только они забыли об этом. И про себя, кстати, думал: и мне хорошо умереть и прекратить свою суету и пустую, озлобленную, осуждающую болтовню, ибо иного способа обрезать все эти нити и ниточки, дёргающие и меня, как марионетку, в ежедневной борьбе за существование, просто нет!
Так я радовался смерти. Знаю, что радость моя была кощунственна. Ибо смерть — есть следствие греха и противна жизни. Но я радовался иному — тому, что ничего нет в смерти от человеческого хотения, оттого что она несёт в себе сверхчеловеческое начало и отражает Промысел. Оттого что она сильнее всего материального, что имеет человек. Ты — такой же, как все, "плотяной" — из мяса и крови, и тебе будет страшно умирать. И я радовался этому последнему страху, побеждающему вмиг всю наглую дерзость.
Но скажу я вам, други и братья, больше: предсмертный страх переходит в посмертный ужас. На то свидетельства имеются. И будь ты последний атеист, но когда читаешь о путешествии души по мытарствам, где-то в самой глубине, содрогаясь, знаешь — так оно и будет: ответим за всё. Самое же ужасное, что запросто с Чубайсом разделим ад, ибо — чем отличаемся: лишь степенью ненависти, злобы, раздражения и воровства (мелкого и несерьёзного). Но в том-то и печальная штука, что ненависть не измеряется в процентах, и проклиная этих гадёнышей, вцепившихся в горло моей страны мёртвой хваткой, погибнем заодно. Ибо нет в нас крепости, чтобы противостать им без злобы: плодиться, трудиться, жить, возрастая и укрепляясь духовно. А мы только бессильно, погибельно злобимся у экранов телевизоров. Эхма!..