Читаем без скачивания Хроники одной бензоколонки - Александр Лабрюфф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
76
Посетитель (завсегдатай, сосед), про которого я и забыл – он жует печенье, запивая каким-то бордо, – вдруг говорит:
– Этот режиссер или псих, или пророк.
Поразмыслив, я замечаю:
– Или психоаналитик.
– Это то же самое.
Я выключаю фильм. Чтобы как-то отмыть души от этой тягостной мути, ставлю нам «Лолу»
Жака Деми. И когда мы смотрим, как американские моряки танцуют с девочками из кабаре «Эльдорадо», появляется мужчина в сутане, с канистрой в руке. Он объясняет нам, что машина встала в полукилометре отсюда, на междугородней трассе. По рассеянности он не заметил огонек, что бак пустой, и теперь просит наполнить ему канистру, – ни денег, ни чеков, ни карты у него нет. Я прошу того посетителя присмотреть за заправкой и наполняю тару. Рассчитывая по пути исповедаться, я вызываюсь проводить священника до машины – синей «Субару».
77
Хотел бы я быть Бодрийяром и бросить ему: «“Субару” для священника то же, что для монахини чулки в сетку».
77 БЭ
Я молчу. Он садится в машину, устраивается, и, прежде чем он захлопывает дверь, я замечаю – под задравшейся полой сутаны, – что на ногах у него берцы.
77 ЦЭ
Пока я перевариваю это странное видение (берцы и сутана – священник в берцах), он опускает тонированное стекло и протягивает мне карточку с названием прихода в Иври, куда выслать счет: церковь Богоматери Надежды.
78
Сон или апогей (моей любовной жизни): я у нее. Конкретнее – в ванной, стою, нюхаю ее духи, старые флакончики («Ловушка», «Ночной полет», «Вуаля»). Она живет у метро «Телеграф», ее зовут Сейза, она – моя небесная японская посетительница.
Какой-то миг я стою, зачарованный тонкостью гравюры Хокусая «Сон жены рыбака», висящей рядом с зеркалом: на ней женщину обвивают два осьминога. Выхожу. Судя по звону кастрюль, моя хозяйка все еще на кухне. Меня подмывает прокрасться в комнаты и найти какие-то зацепки, которые помогут разгадать ее личность, что она любит, какая она: чудачка или интровертка, книги или кино, шелк или кружево, чулки или колготки, подкасты или винил? Та гравюра в целом обнадеживает. Возможно, признак особых эротических вкусов, что по ее внешности – то ли манекенщицы, то ли святой – никак нельзя прочесть.
В гостиной, куда я в итоге перемещаюсь, отказавшись от разведывательной операции, все больше по дзену. Мебели мало: стеллаж с книгами, низкий столик, подушки на полу. Никаких безделушек. Минималистский декор. На стене цвета лазурита – репродукция гипнотической «Заправочной станции» Эдварда Хоппера. На ней в легких вечерних сумерках, вдали от всего, у дороги, идущей через лес, – автозаправка, и работник копается в одной из трех красных колонок. Заливающий заправку неестественный свет контрастирует с тьмой леса на фоне. Странно, но машин нет. Как будто дорога (заправка? лес? колонки? бензоколонщик?) поглотила их.
Я пытаюсь как-то увязать эротичность той гравюры и одиночество этой бензоколонки. Где связь между картинами? Как объяснить их присутствие в квартире Сейзы? Я заключаю, что в этом можно усмотреть:
а. Некий интерес к искусству и культуре – но не контркультуре: все отсылки базовые, стандартные, признак образованного среднего класса, чего уж;
б. (более волнующий пункт) Некий интерес к плоти, таинственному, жуткому.
Я также задаюсь вопросом, как репродукция Хоппера соотносится с визитами Сейзы на мою заправку? Вопрос этот меня беспокоит.
На низком столике валяются журналы: старый глянец («Вог» 2001 года с горящими башнями-близнецами на обложке), под которым я с удивлением нахожу журнал «Авто Плюс», что рушит весь мой анализ (пункты а, б). Сбитый с толку, я для очистки совести выдвигаю ящик стола и взгляд тут же падает на черные кружевные трусики. Второй шок после «Авто Плюс». Резко задвигаю ящик, будто обжегся. Потом осторожно открываю снова, кончиками пальцев, и, когда беру трусики, чтобы разглядеть поближе (да, и правда кружево, оно не жжется), пытаясь понять, зачем им лежать в ящике стола, Сейза зовет меня. Пора за стол. Я пойман врасплох, кровь приливает к щекам, я не знаю, что делать с трусами, в итоге вскакиваю, сую их в карман джинсов и кричу: «Да, иду!» С горящим лицом я вхожу в кухню и сажусь перед миской супа-лапши с крабами, сушеным осьминогом и чипсами. Сейза говорит:
– Это называется «Яшигани Соба», суп из кокосового краба, но в гостиной нам будет удобнее, так что берите миски и осьминога.
Она прихватывает бутылку саке и направляется в гостиную. Я иду следом. Ставлю миски с супом на столик. Она разливает саке, залпом выпивает свой, говорит: «Извините меня» – и молча исчезает в коридоре. Я смотрю, как колышется ее длинная кожаная юбка, обвивая обтянутые сеткой ноги. Эротическое клише – если бы не розовые тапочки в виде кроликов. Задвигаю ящик стола – я забыл его закрыть. Хлопает дверь. Проходит пара минут. Что она там делает? Я попиваю саке, жую осьминога и вдруг слышу какой-то шум. Это мерный плеск воды: она принимает душ или ванну!
Гравюра, картина с бензоколонкой, кружева, автомобильный журнал и этот внезапный душ – все сливается в нечто причудливое и своеобразное, но, во всяком случае, никак не отталкивающее.
Я уже на третьем стакане саке и на пятнадцатой странице «Авто Плюс», когда она появляется в белом, чуть распахнутом шелковом халате, так что виднеется одна ее маленькая грудь. От удивления я роняю журнал, вскакиваю в остолбенении (возбуждении?), и в этот самый момент она говорит:
– А что делают мои трусы у вас в кармане?
Я опускаю взгляд. Край черного кружева торчит из переднего кармана моих джинсов. Не зная, что на это сказать, я хватаюсь за смартфон и мямлю (красный как рак): – Вообще… так-то я должен идти, – и трясу телефоном, говоря что-то про встречу с
