Читаем без скачивания Пират королевы Елизаветы - В. Мюллер

Магеллан был не совсем неправ, называя туземцев именем великанов, потому что они действительно отличаются от обычного мужчины ростом, плотностью сложения, силой и зычностью голоса. И тем не менее они вовсе не те чудовища, как о них рассказывали. Есть англичане, которые не уступят ростом самому высокому из них. Может быть, испанцам не приходило в голову, что в эти места могут явиться англичане и опровергнуть их ложь.

Но несомненно одно, что испанская жестокость по отношению к туземцам ожесточила и их, и в нашем лице они мстили за гибель своих сородичей. Память о Магеллане не исчезла среди них, хотя прошло с того времени больше полустолетия. Действительно, во время только что описанного столкновения один из индейцев, настроенный враждебно, отойдя на некоторое расстояние и считая себя там в полной безопасности, крикнул нашим офицерам, которых принял за Магеллана и его спутников: «Магеллан, это моя земля!». Во всяком случае это было наше единственное столкновение с ними. Еще два месяца после того пробыли мы в их краю в полном мире с ними.

Не успела эта кровавая трагедия закончиться, как разыгралась другая, давно подготовлявшаяся и гораздо более тяжелая для нас всех, потому что нас одних она касалась. Среди офицеров, совершавших плавание в нашей эскадре, большим доверием и расположением генерала пользовался некий Томас Даути, как человек способный, вдумчивый и хорошо образованный, знавший, например, и греческий, и древнееврейский языки. Генерал давал ему полную свободу, посвящал во все планы, выделял на первое место во всех собраниях, назначал своим заместителем на время своего отсутствия. Правда, еще в Плимуте перед отплытием его предупреждали насчет честолюбивых замыслов Даути, что будто он считает себя наравне с генералом и главным вдохновителем самой идеи предстоявшего путешествия и что от такого человека можно ожидать очень больших неприятностей. Но генерал тогда не придал значения неопределенным слухам и намекам, считая их порождением зависти и интриги. Он даже удвоил свое доверие и расположение к Даути и сердился, когда и потом, во время путешествия, те или иные из подчиненных пытались, во исполнение долга, открыть глаза командиру на подготовлявшийся среди экипажа мятеж.

Но в конце концов и ему кое-что стало казаться подозрительным в способном и исполнительном офицере. Слухи становились настойчивее, жалобы — чаще. Пора было разобраться в них и либо дать им веру, либо заставить умолкнуть. Генерал учредил за ним строгий надзор, а затем, созвав всех офицеров, он изложил им все, что знал или слышал о Даути, передал им и о своей любви к нему и просил всех высказаться. В собрании потребовали доказательств предъявлявшегося тяжкого обвинения — в подговоре к бунту против генерала. Доказательства были даны, и такие веские и убедительные, что, когда сам обвиняемый был введен и выслушал их, он не мог отпираться и, пораженный раскаянием, признал, что заслуживает многократной смерти, так как составлял заговор не против врага, а против друга. В присутствии всех Даути просил своих судей вынести ему приговор, чтобы ему не пришлось самому стать своим палачом.

Все, слышавшие признание, были тяжко поражены, особенно его друзья. Но больше всех был огорчен сам генерал, который, не будучи в силах это скрыть, поспешил удалиться. Уходя, он потребовал от собрания разобраться во всех обстоятельствах дела и вынести нелицеприятный приговор, так как придется потом за этот суд нести ответственность перед государыней и богом. Судьи, в количестве сорока человек, выслушав все доводы и возражения со стороны друзей обвиняемого, вынесли скрепленное собственноручными подписями и печатью постановление, что обвиняемый Даути заслуживает смерти и что этого требует общая безопасность; определение же рода казни и дальнейшее предоставить на усмотрение генерала. Этот суд происходил в заливе Юлиана, на одном из его островков, который мы и назвали островом Истинной Справедливости.

Вердикт был вручен генералу, которому, кстати сказать, перед отправлением в плавание сама королева в последней аудиенции вручила меч со словами: «Мы считаем, что тот, кто нанесет удар тебе, Дрейк, нанесет его нам». Призвав преступника и прочитав ему приговор, генерал предложил ему на выбор: казнь здесь, на острове, или высадку на материк, или возвращение в Англию, чтобы там быть судимым перед лицом Тайного Совета королевы.

Даути смиренно поблагодарил своего командира за его мягкость и попросил дать времени на размышление. На следующий день он ответил, что, хотя он и допустил себя до тяжкого греха, за который теперь несет заслуженное наказание, но у него есть одна забота превыше всех других забот: умереть христианином; пусть будет что будет с его бренным телом, лишь бы ему не лишиться жизни будущей и лучшей. Оставленный на суше один среди дикарей и язычников, он по слабости человеческой может не устоять в своей решимости. Что же касается возвращения в Англию, то для этого прежде всего нужен лишний корабль, нужен достаточный провиант, нужны, наконец, люди. Если найдется первое и второе, то на третье, на людей, он не рассчитывает: никто не согласится сопровождать его от такой почетной службы с такими поручениями и к столь злому концу. Да если бы люди и могли заставить себя это сделать, самое возвращение домой было бы смертью, и смертью медленной, смертью не раз, а много раз. «Поэтому, — закончил обвиненный, — я принимаю от всего сердца первое предложение и прошу только об одной милости: причаститься в последний раз вместе с товарищами и умереть смертью джентельмена».

Некоторые товарищи пытались уговорить Даути выбрать одну из других возможностей, предложенных генералом, но он остался тверд в своем решении. Обе просьбы его были удовлетворены. На следующий день судовой священник совершил богослужение, за которым оба прежних товарища, и генерал, и осужденный преступник, причастились, потом вместе за одним столом обедали, подбадривая друг друга, наконец, простились и на прощание выпили один за здоровье другого, словно перед обычной разлукой.

После обеда все, что полагается для казни, было быстро готово. Не пытаясь оттянуть и выиграть время, Даути стал на колени и просил всех за него помолиться, потом с твердостью, как человек, давно переживший в себе всю трагедию, опустил голову на плаху и сказал палачу, чтобы он делал свое дело без страха и без жалости.

По странной, роковой случайности этот безымянный остров в гавани Юлиана, который мы назвали Кровавым островом, мог бы прибавить к Плутарховым параллельным жизнеописаниям новую пару: пятьдесят восемь лет до нашего происшествия на этом же месте, приблизительно в то же время года, за такое же преступление понесли казнь два участника Магеллановой экспедиции, один из них — его вице-адмирал. Наши матросы нашли обломки виселицы, сделанной из соснового дерева, из мачты, довольно хорошо сохранившейся, а около нее — человеческие кости. Наш судовой бочар поделал из этого дерева кубки для матросов, хотя не все видели нужду пить из таких кубков. Мы вырыли на острове могилу, в которой вместе с этими костями похоронили тело Даути, обложили могилу большими камнями и на одном из них вырезали имена похороненных в назидание тем, кто придет сюда по нашим следам.