Читаем без скачивания Пелхэм, час двадцать три - Джон Гоуди

— И ты не ударил его и не сделал ничего подобного?

— Я его толкнул. Даже не толкнул, а только подтолкнул, чтобы заставить убраться.

— А… Превысил меру.

— Это он превысил. И набросился на меня с ножом. Я вырвал у него нож и при этом сломал ему запястье.

— Ты считаешь, сломать человеку запястье не означает превысить меру? Разве ты не мог отобрать у него нож, не ломая запястье?

— Он не дал мне этого сделать и все время пытался меня ударить. Потому я и сломал ему запястье. Единственная альтернатива состояла в том, чтобы позволить ему меня пырнуть, а я не готов на такие жертвы ради сохранения гармонии в обществе.

Диди нахмурилась и помолчала.

— Или, — осторожно добавил он, — чтобы доставить удовольствие своей девушке с её свежеиспеченными радикальными идеями.

— Пошел к черту! — с неожиданной яростью она вихрем пронеслась по комнате. — Убирайся! Ты — свинья, мерзкая свинья!

Он недооценил силу её порыва и отлетел на задрожавшую каминную доску. Смеясь и протестуя, попытался было завладеть её руками, но тут она снова его удивила — сжав кулак, ударила его в живот. Никакого вреда это ему не причинило, но заставило резко согнуться в рефлекторном защитном движении.

Выпрямившись, Том схватил Диди за плечи и встряхнул так, что у неё лязгнули зубы. Дикая ярость вспыхнула в её глазах, она попыталась ударить его коленом между ног. Он увернулся, потом поймал её колено и зажал между своими. И тут снова почувствовал, как накатывает возбуждение. Она тоже невольно это почувствовала, перестала сопротивляться и удивленно подняла глаза.

Так они оказались в постели.

Отдышавшись после оргазма, она вытянулась рядом с мокрыми от слез щеками и прошептала:

— Свинья, свинка. О, мой поросеночек…

Как обычно, Диди не позволила поцеловать себя на прощанье и даже дотронуться до неё после того, как он надел свой пояс с револьвером 38-го калибра. Но в тоже время не стала привычно сокрушаться, что Том предпочитает ей свое оружие или, больше того, ей с ним изменяет.

Том улыбнулся и машинально коснулся рукоятки револьвера. Поезд остановился, и он чуть приоткрыл глаза, чтобы посмотреть, какая станция.

Двадцать восьмая улица. Еще три остановки, потом четыре квартала, пять лестничных пролетов… Может быть, его привлекала неустойчивость их отношений? Он покачал головой. Нет. Он страстно хотел её видеть. Страстно хотел её коснуться, несмотря на её ярость. Он снова улыбнулся, весь погруженный в воспоминания и ожидание, и в этот момент двери поезда открылись.

Поджидая поезд Пелхэм Час Двадцать Три, Райдер без особого любопытства разглядывал любителей головных вагонов. Самыми ярыми казались четверо: молодой негр с причудливой прической и какими-то мертвыми глазами, худой маленький пуэрториканец в перепачканной военной куртке, адвокат — во всяком случае он смахивал на адвоката со своим атташе-кейсом и острым взглядом интригана, — и понурый прыщавый паренек лет семнадцати с пачкой школьных учебников.

Четверо.

Может быть, — подумал Райдер, — то, что сейчас произойдет, отучит их экономить каждую секунду и кататься в головных вагонах.

На путях появился Пелхэм Час Двадцать Три. Янтарные и белые габаритные фонари в верхней части моторного вагона сверкали парой разноцветных глаз. Фары под ними, отбрасывавшие узкие пучки света, в силу какого-то оптического эффекта мерцали, как свеча на ветру. Поезд приближался, и как всегда казалось, что движется он слишком быстро и не сумеет вовремя затормозить. Но состав остановился очень плавно.

Райдер наблюдал, как любители головных вагонов направились к дверям и вошли внутрь. Пестро одетый негр прошел на переднюю площадку, остальные остались на задней. Райдер неловко поднял чемодан и сумку левой рукой, слегка согнувшись под их тяжестью. Потом неторопливо зашагал по платформе, при этом его правая рука лежала в кармане на рукоятке автоматического пистолета.

Средних лет машинист, седой и румяный, далеко высунулся из своего окна, наблюдая за посадкой. Райдер привалился к стене вагона, и когда машинист обнаружил, что поле зрения перекрыто, ткнул его в голову стволом пистолета.

То ли при виде пистолета, то ли от прикосновения ствола или неожиданности, машинист резко откинул голову и ударился о раму окна. Райдер сунул руку внутрь и прижал дуло пистолета к щеке машиниста точно под его правым глазом.

— Открой дверь, — приказал Райдер. Голос его звучал тихо и спокойно. На глазах машиниста навернулись слезы, казалось, что он совершенно растерян. Райдер ткнул пистолетом и почувствовал, как подалась мякоть щеки. — Слушай внимательно. Открой дверь кабины, иначе тебе конец.

Машинист кивнул, но не даже не шелохнулся. Он казался парализованным от растерянности; румяное лицо посерело.

Райдер ещё медленнее повторил:

— Говорю ещё раз, потом прострелю тебе башку. Открой дверь кабины. И все. Ни звука. Просто отопри дверь кабины, и поживее. Шевелись!

Левая рука машиниста коснулась стальной двери и скользила по ней, пока не нащупала задвижку. Пальцы машиниста дрожали, но с задвижкой он справился, и Райдер услышал легкий щелчок, когда она открылась. Дверь распахнулась, и поджидавший внутри вагона Лонгмен вошел в кабину с сумкой в руках. Райдер отвел пистолет от лица машиниста и сунул его в карман плаща, потом внес свои вещи в вагон. Едва он оказался внутри, двери захлопнулись. Он даже почувствовал, как они скользнули по его спине.

Глава 3

— Повернись, я хочу тебе кое-что показать, — произнес чей-то голос.

Когда двери открылись, Бад Кармоди высунулся из окна, чтобы видеть платформу станции «Двадцать восьмая улица». Голос раздался прямо за его спиной. А мгновение спустя что-то твердое уперлось в позвоночник.

— Это пистолет, — продолжил голос. — Не высовывайся и медленно повернись.

Бад втянул голову внутрь. Пока он поворачивался, пистолет не отрывался от его тела, и в конце концов всей тяжестью уперся ему в ребра. Теперь он оказался нос к носу с седовласым плотным мужчиной с цветочной коробкой. Коробку тот прихватил с собой в кабину.

Сдавленным голосом Бад спросил:

— В чем, собственно дело?

— Делай все, как я тебе скажу, — пробурчал мужчина. — Если не сделаешь, тебе будет больно. И никаких штучек, понял? — Он слегка пошевелил пистолетом, ствол прищемил кожу на ребрах Бада, и тот чуть не вскрикнул от боли. — Будешь делать все, как я скажу?

— Д-да, — выдавил Бад. — Но денег у меня нет. Не убивайте меня.

Бад старался не смотреть на мужчину, но стояли они так близко, что избежать этого было просто невозможно. Крупное лицо мужчины со смуглой кожей было покрыто сизой щетиной; не иначе, ему приходилось бриться дважды в день. Светло-карие глаза наполовину прикрывали тяжелые веки. Казалось, они лишены какого-либо выражения и совершенно непроницаемы. К ним не было доступа, — он слышал, что так часто говорили о глазах, — не было доступа к душе. Бад просто не мог себе представить, что такие глаза могут выразить какое-то чувство, особенно сострадание.

— Отойди от окна, — велел мужчина. — Проверь задние вагоны и, если на платформе никого нет, закрой их двери. Только задние. Двери передних вагонов пусть остаются открытыми. Понял?

Бад кивнул. У него во рту так пересохло, что он не был уверен, что сможет ответить, даже если попытается. Поэтому он кивнул ещё несколько раз.

— Тогда давай, — велел мужчина.

Когда Бад повернулся и высунулся из окна, пистолет вновь прижался к его спине.

— Никого? — спросил мужчина.

Бад кивнул.

— Тогда закрывай.

Бад нажал кнопку, двери задних вагонов поезда закрылись и стали на запоры.

— Стой на месте, — велел мужчина, потом высунулся из окна позади Бада.

При этом он плотно прижался к Баду, но, казалось, не обратил на это внимания. Потом посмотрел в сторону головы поезда, и Бад почувствовал на своей щеке его дыхание. Возле первого вагона кто-то разговаривал, глядя в окно кабины машиниста. Это выглядело вполне естественным, но Бад понимал, что это как-то связано с появлением мужчины в его кабине. Потом мужчина у переднего вагона выпрямился.

— Когда увидишь, что он вошел, закрывай и все остальные двери, — приказал мужчина за спиной. Бад увидел, как мужчина вошел в вагон. — Очень хорошо, теперь закрывай.

Пальцы Бада, уже лежавшие должным образом на панели управления, напряглись. Двери закрылись. Загорелись индикаторы.

— Теперь поворачивайся, — буркнул мужчина.

Они снова оказались лицом к лицу. Мужчина слегка подтолкнул его пистолетом.

— Объявляй следующую остановку.

Бад нажал кнопку и произнес в микрофон.

— Двадцать третья улица. Остановка… — горло у него пересохло, голос сорвался и он не смог закончить фразу.