Читаем без скачивания Колесницы судьбы - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А пока она стала вести тихую жизнь канцелярской крысы.
Острый бумажный запах сотен папок в архиве. (Дело о гибели родителей было не оцифровано.) Скрипучий стул и видавший виды стол, на котором она листала папку. Печать на лицевой стороне: ПРИОСТАНОВЛЕНО.
Но вот ведь история! Сейчас, в двадцать втором году, она помнила тот стол и стул, запах бумаг, допотопные лампы дневного света над потолком… Помнила и заголовки бумаг, что присутствовали в деле: протокол осмотра места происшествия… схема ДТП… показания очевидцев… протоколы экспертиз… Но за двадцать один год напрочь выветрилось из памяти, что в тех документах было написано. Все детали стерлись. Осталась память лишь в самых общих чертах.
Возможно, тогда, два десятилетия назад, она мысленно зажмуривалась, не желала воспринимать то, что написано в бумагах. Это было слишком больно: все-таки речь шла не о безликих и незнакомых «потерпевших», а о любимых папочке и мамочке. И разбито в клочья оказалось не постороннее «транспортное средство», а родная «волжанка», на которой они так часто всей семьей ездили и с которой было многое связано.
Посмотреть бы эти документы сейчас, в двадцать втором! Только кто теперь ее к ним допустит!
Варя – в отставке. У нее больше нет полномочий. Не только неограниченных, как тогда у сотрудника комиссии, – вообще никаких.
Да и что она может сделать сейчас?
Леша пришел с работы. Щелкнул замок, хлопнула дверь. Варя вышла его встречать. Выглядел он усталым – так всегда бывало, но теперь это замечалось сильнее, чем раньше. Морщинка на лбу залегла, под глазами тени, лицо бледное.
Не так много они совместно прожили. Не больше года перед тем, как Алеша сорвался в прошлое – а Варя последовала за ним. Но в то спокойное время бок о бок сумели наработать правильные (как оба считали) принципы общежития.
Равенство в домашних делах, например. Кто раньше придет, тот и ужин быстренько варганит. А если совсем устал или невмоготу – пиццу заказывает или другую еду. И никто ни к кому не пристает с расспросами, как прошел день. Особенно с порога, к усталому человеку.
У Кононовой на службе вообще все секретное. Данилов, в свою очередь, не считал этичным о своих клиентах рассказывать.
Но теперь ситуация переменилась. Варя больше не служит. Времени свободного много, поэтому может порадовать возлюбленного вкусненьким.
В этот раз приготовила болгарское национальное блюдо «чушка берек», то есть перец, фаршированный брынзой. И, как заведено было, не бросилась к партнеру с порога с рассказами/вопросами: мол, как прошел твой день, а вот я!.. А я делала/думала то-то и то-то и так далее…
Нет, дала Алеше спокойно поужинать, прийти в себя.
Они откупорили бутылку вина – белое сухое не совсем подходило, к брынзе больше красное пристало – зато локальное, под болгарское блюдо хорошо зашел болгарский же геверцтраминер. Да и потом, жара, лето – белое лучше освежает.
Лишь потом, когда разгладилась хмуринка на лбу Алеши и бледность с чела немного отступила, румянец привычный заиграл, Варя стала делиться наболевшим.
Посетовала: никак не может вспомнить то, что успела нарыть о смерти родителей в начале нулевых, когда только-только служить в комиссию пришла. Да и вообще, не зряшный ли труд – пытаться почти через тридцать лет после их смерти заново разыскивать возможных погубителей мамы и папы? Да и существовали ли они, те душегубы?
– Дело небесполезное, – рассудительно отозвался Данилов, – коль скоро ты взялась за него. Разве не заметила: все, что ты начинаешь, обязательно до конца доводишь? Только каким в этом случае конец будет, кто скажет! Может, и не виноват никто в их смерти, ты ведь это допускаешь? Или найдешь душегуба, а он, упс, сумел избежать земной юрисдикции и пребывает в аду, в котле варится. Тридцать лет, знаешь ли, срок немалый.
– Но я ничегошеньки не помню из того, что выяснила двадцать лет назад. Адрес, где была, представляешь, в голове остался: архив главной военной прокуратуры, переулок Хользунова, четырнадцать. Помню, как ехала туда не на машине, а на метро, до «Фрунзенской», потом пешком. Здание тоже – старый особняк за новым желтым забором. Обложка дела прям перед глазами стоит, а что там внутри было – ничего, как отрезало.
– Хочешь, я тебя загипнотизирую, все и вспомнишь?
– А ты и гипнотизировать умеешь?
– Спрашиваешь! А как иначе я заставил тебя со мной жить?
– Ах ты жулик! – рассмеялась она и шутейно двинула в плечо своей не самой легкой ручкой.
Он, так же играя, перехватил ее и взял на прием.
– Тише, медведь, вино расплещешь. – Она обозначила контрприем.
Кончилась эта игра, как почти во все вечера после их возвращения, в постели.
Когда они только начали встречаться, еще на первом свидании Данилов со всею серьезностью ей сказал: «Ты знаешь, кто я и какие у меня способности. Так вот, обещаю, Варя, и всеми святыми клянусь, что никогда не стану использовать свой дар против тебя. Точнее, даже так: никогда не возьмусь читать, рассматривать твои мысли, вызнавать, что у тебя на уме. Пожалуйста, будь уверена: я никогда не буду вынюхивать, пользуясь своими умениями, про тебя что-то потаенное. Воспринимай меня так, как всех других мужчин (и женщин) вокруг. Даже если ты сама меня попросишь себя просканировать – откажусь. Лучше направлю на консультацию к хорошему врачу-специалисту, у меня знакомых много».
Варя ему верила – не могла не верить. Но все равно опасалась. И ей бы очень не хотелось, к примеру, чтоб Алеша однажды разузнал, что с нею произошло той весной, когда они познакомились… О тех ее встречах… О той любви и ужасной драме…
Поэтому даже сейчас, когда ей требовалась его помощь, она понадеялась, что Данилов насчет гипноза просто сболтнул и не вернется к этой мысли, не станет настаивать.
Назавтра у партнера был выходной. Он всегда старался хотя бы один день в неделю, понедельник, расслабиться: в субботу и в воскресенье у него на приеме, наоборот, самый лом народу.
В качестве алаверды Варе ко вчерашнему «чушке берек» Данилов встал пораньше, с утра нажарил сырников. Кофе принес в постель.
А потом напомнил о своем вчерашнем предложении.
– Ты же обещал, – попыталась отбиться она, – что никогда не станешь в моих мозгах копаться.
– Так сейчас ни в коем случае не «копаться»! – искренне изумился партнер. – Я не стану тебя зондировать, просвечивать. Наоборот, помогу вспомнить нечто, тобою утраченное.
– А если я такое припомню, что сама хотела забыть?
– Кому от этого худо будет?
– Мне.
– Тогда, уверяю тебя, ты не станешь этого вспоминать.
Короче говоря, убедил, уболтал.
Усадил Варвару на старинный отцовский кожаный диван советского образца. Принес пуфик, чтобы ноги вытянуть. Пледом прикрыл. Запахнул шторы и затворил окна, чтоб поменьше доносилось городского шума. Сел напротив.
Даже не стал никаких пассов руками делать или заставлять на шарик металлический смотреть, просто отсчитал от десяти до нуля – она и улетела.
Сначала ей привиделось то самое дело, чернильный штамп на обложке: ПРИОСТАНОВЛЕНО. Но теперь вспомнилось, что внутри. Успевшие пожелтеть листы – качество писчей бумаги в 1993-м было неважным. Вот схема ДТП, тщательно вырисованная с линейкой на тетрадном листе в клетку… Протокол осмотра места происшествия, протокол опроса свидетеля, протокол патологоанатомической экспертизы… Фотографии – ужасные: искореженной машины, тело отца, тело мамы… Наверное, именно эти кадры она подсознательно хотела вычеркнуть из памяти… И в итоге забыла вообще все.
А теперь, в июле двадцать второго, ей стали видны перед внутренним взором мельчайшие завитки шариковой ручки в быстрой и грамотной скорописи дознавателя, инспектора ДПС ГАИ УМВД по Московской области старшего лейтенанта милиции Плачкина Г.М. (согласно протоколу): «20 августа 1993 года примерно в 20.45 (время установлено со слов свидетеля, гр-на Капустяна М.Ф.) водитель т/с ГАЗ-3102 госномер 48–07 МОС, следуя по автодороге между населенными пунктами Пучково и Пафнутьево, не справился с управлением, допустив выезд с автодорожного полотна и последующее столкновение с неподвижным препятствием… ОСМОТРОМ УСТАНОВЛЕНО: проезжая часть горизонтальная, без уклона… состояние покрытия сухое… дорожное покрытие для двух направлений шириной 6,7 метра. На проезжей части нанесена дорожная разметка, к проезжей части