Читаем без скачивания Записки школьницы - Ян Ларри

Тринадцать лет! Ужасный возраст! Играть с девочками десяти и одиннадцати лет мне уже не хочется. Да и они теперь не подходят ко мне. Для них я уже взрослая, и они просто стесняются меня. Взрослые же смотрят на меня как на младенца. И получается так: ты и не взрослый и не ребёнок, а что-то вроде карлика с бородой из сказок Гримма.

Хотелось поговорить с дядей Васей, но его нет в городе. Он уехал на практику ещё в начале лета, и мне просто не с кем посоветоваться. А за лето накопилось столько разных вопросов, на которые самой не так-то просто и ответить. Почему бы, между прочим, не открыть такие справочные киоски в городе, в которых каждый мог бы получить ответ на любой вопрос? Интересует меня, например, для чего живёт человек. Я подаю письменный запрос и тут же получаю справку. По-моему, это не так глупо. Существуют же справочные киоски, где разъясняют, когда идут поезда, кто где живёт, как найти какое-нибудь учреждение. Я думаю, что многим нужны справочные киоски и по всем другим вопросам.

14 сентября

Сегодня приехал дядя Вася. Увидела я его и подумала: что с ним такое? Он стал меньше ростом и совсем уже не таким выглядит, как полгода назад. Я не удержалась и сказала:

— А знаете, дядя Вася, вы как будто поменьше ростом стали.

Он засмеялся.

— Это ты выросла, а я всё тот же. Честное слово, не обманываю. Но ты-то, ты-то какая длинная! Так вымахала за лето, что и не узнать даже.

Я разговаривала с ним целый час. Между прочим, он спросил, как подвигается моя книга о школе.

— Ты говорила как-то зимою, что пишешь книгу. Ну, и как? Хоть показала бы своё творчество. Как знать, может, живу я рядом с будущей знаменитостью, с классиком советской литературы и не подозреваю даже об этом.

— А вы смеяться не будете?

— Это почему же я должен смеяться?

— Ну… Дело в том, что там написаны разные глупости. Очень всё детское! Не настоящее!

— А ты торопишься стать взрослой? Напрасно! Разве детство людей — самое грустное в их жизни? Нет, Галочка, детство человека — это и есть, может быть, его самое настоящее, самое радостное, самое светлое, самое важное. Взрослой ты будешь, но детство твоё никогда уже не повторится. Поэтому и в детстве надо жить по-настоящему.

— А что такое жить по-настоящему?

— Готовиться серьёзно к большой жизни, запасаться знаниями, выбирать большие дороги, по которым шагать придётся. В твои годы уже пора подумать о том: а что же ты будешь делать, когда станешь взрослой, чему посвятишь свою жизнь.

— Хорошо! — сказала я. — Свои записки я дам вам почитать. Но вы непременно должны сказать мне честно своё мнение.

16 сентября

Сегодня дядя Вася вернул мне тетрадки. Вместе с большим письмом. И вот что написал он:

«Недостаточно быть лысым, чтобы походить на Юлия Цезаря.

Недостаточно одного желания писать, чтобы стать писателем и написать книгу. Твои записки — ещё не книга, а только попытка, проба пера. Но ты не огорчайся. Если у человека нет голоса, зачем ему тужить, что он не может быть оперным певцом? Я хотел бы рисовать, да вот не получается у меня с рисованием. Так что же, я должен волосы рвать на голове? Книга у тебя не получилась. Стиль ужасный. Словарь бедный. Ты чересчур злоупотребляешь такими словами, как „вообще“, „ужасно“, „конечно“. Да и других пустых слов, ничего не говорящих ни уму, ни сердцу, у тебя более чем достаточно. Есть выражения просто неграмотные. Ты пишешь: „лично я“!? Но если „лично“, — то это и есть „я“! А если ты ставишь слово „я“, тогда зачем же писать ещё и „лично“?

Книги у тебя не вышло, но начатую работу не бросай! И вот почему: ты живёшь в самое интересное время. Наша страна уже стоит перед входом в коммунизм, и тебе предстоит войти в новое общество вместе с твоим поколением первыми. Но сегодня ты живёшь в мире, который будущим поколениям будет во многом непонятен, и тебе придётся рассказывать, как человеку, который сам видел деньги и многое такое, чего уже не будет в новом обществе.

Новые люди нового мира будут расспрашивать тебя, как поднималось твоё поколение, как росло оно, чем жило и чем дышало. Что волновало вас? О чём мечтали вы? Всего тебе, пожалуй, не упомнить! Многое забудется к тому времени. Ну, а ты вот вытащишь свои записки и почитаешь новым ребятам о сегодняшней жизни. Да и самой тебе интересно будет посмотреть на себя с высоты собственного роста и сказать: „Вот ведь какими мы были когда-то!“ Человеку очень полезно оглядываться время от времени, чтобы сравнить себя с тем человеком, каким он был много лет назад. Но, может быть, записки твои попадут в руки историка, и он, возможно, найдёт в них то, что безуспешно ищет в серьёзных книгах. Какое-нибудь слово, которое выйдет к тому времени из употребления. Или какую-нибудь фразу, которая поможет ему лучше понять наших отцов, матерей и нас с тобою. Только не пиши розовой краской. А то будущие поколения могут подумать, что шли мы к новому обществу по накатанной дороге, с песнями и приплясывая. Надо писать обо всём. И о том, как мы боролись за новое, и о том, какими нелёгкими были дороги в светлое будущее».

Дядя Вася прав! Вот теперь я сама уже знаю, о чём надо писать. И в самом деле: а вдруг какому-нибудь будущему историку понадобятся мои записки?

Всё! Буду писать для истории. И уж, конечно, скрывать ничего не стану. Пусть потом краснеют разные фифочки и все несознательные ребята.

А если уже писать ничего не скрывая, так мне придётся сказать здесь о безобразных причёсках.

Дело в том, что после летних каникул некоторые девочки вдруг появились в классе с причёсками «конский хвост» и «мамы дома нет», а Дюймовочка смастерила из своих волос на голове немыслимый папуасский кок. Она сказала, что сделала такую причёску, чтобы казаться повыше ростом. Но я думаю, что Дюймовочка не для роста обзавелась коком, а чтобы пофорсить, чтобы все обратили на неё внимание.

Когда Раиса Ивановна пришла в класс и увидела модные причёски, она покраснела даже от негодования.

— Это ещё что за салон парижских модниц? — спросила она и заставила всех заплести косы. — Как вам не стыдно! — сказала она. — Чтоб я больше не видела этого!

И думаете, наши модницы послушались её? Устыдились?

А ни-ни! В школу приходят с косами, а как из школы выбежали, так сразу же распускают свои хвосты и гривы и идут гулять в парк, будто им ничего не говорила Раиса Ивановна.

Но это ещё что! Лийку Бегичеву мы встретили в парке с подкрашенными губами. Я стала стыдить её, а она выпятила губы и сказала презрительно:

— В Америке девочки красят губы с одиннадцати и двенадцати лет, а мне уже тринадцать. В Америке родители даже губную помаду покупают девочкам.

— Но мы же не в Америке живём!

— Ну и что? А разве взрослые не красят губы? Моя мама всегда освежает губы. Почему я не могу освежиться?

— Ладно, — сказала я, — завтра спрошу у Раисы Ивановны, можно нам красить губы или нельзя. Скажу, что ты ходишь подкрашенная и учишь нас краситься.

Лийка испугалась.

— Я не учу вас… Когда я вас учила?

— Ну, подаёшь пример!

— Ничего не подаю! — затрещала Лийка.

— Ладно, — сказала я, — ещё раз увижу тебя подмазанной — обязательно попрошу у Раисы Ивановны разрешения краситься.

После этого разговора я уже не встречала Лийку крашеной. Но вместо того, чтобы сказать мне спасибо, Лийка просто возненавидела меня. Ну и пусть! Я не очень нуждаюсь в её дружбе.

Стала другой после летних каникул и моя старая подружка Валя Павликова. В прошлом году она ходила, словно заряжённая разными секретами и тайнами; стоило ей только открыть рот, как из него сыпались самые загадочные и самые таинственные тайны и секреты. Если же я делала вид, что не интересуюсь её секретами, — она обижалась даже. А сколько раз звонила мне по телефону, приглашая к себе, чтобы поделиться своими глупыми выдумками. Однажды я даже бросила решать задачки и побежала к ней на дом. И что же? Оказывается, вся загадочная тайна её была обыкновенной чепухой. Какой-то мальчишка сказал ей, что у неё красивые глаза, а когда она сказала: «Неправда!» — он обещал ей написать письмо и рассказать в этом письме кое-что такое, о чём он давно уже собирается сказать.

Я в тот же день отыскала этого мальчишку (он живёт во дворе того же дома, где квартира Вали) и сказала ему:

— Валя говорит, что ты хочешь послать ей письмо. А её папа сказал, что он вместо ответа на письмо выпорет тебя при твоих родителях.

Мальчишка покраснел и забормотал:

— Я же ничего… Честное слово, ничего… Я же так… Пошутил.

Валя так и не узнала, почему не получила письма о своих глазах.

Но после летних каникул я просто не узнаю Валю. Она стала такая молчаливая, что я думаю: вот теперь-то у неё действительно появилась какая-то тайна. Дня два назад я спросила: