Читаем без скачивания Детские игры - Уильям Нолан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Школу они посещали редко, уделяя время в основном практическому самообразованию или тому, что близнецы с некоторой долей преувеличения именовали "оказанием разных услуг соседям". Последние, мягко говоря, весьма нелицеприятно отзывались о проделках юных бизнесменов. Перкинсы, конечно же, не были двойняшками, поскольку между мальчиком и девочкой неизбежно должны быть какие-то отличия, но все равно сходство их было весьма заметным.
— Дэн, в чем дело? — спросила Пэтти, заметив гулявшую по губам брата ухмылку, когда он изучал плакат разносчика.
— Все элементарно, — проговорил тот. — На что в первую очередь должен рассчитывать продавец, предлагая свой товар?
— На глупость? — предположила Пэтти.
— Не-а, — он сам забрался на тележку и вытащил засунутую за одну из связок бананов картонку. — Одна связка за тринадцать центов. Две связки — за двадцать пять. Аристос, как часто вам удается продать две связки?
Разносчик пожал тяжелыми плечами. — Иногда бывает. Нечасто, правда. Похоже, у людей туговато с деньгами.
— Ерунда, — сказал Дэнни. — Возможно, у них мало денег на то, чтобы покупать за две тысячи четыреста долларов "шевроле", красная цена которому 1995 долларов. Но уж пару связок бананов-то каждый может себе позволить.
Пэтти выпятила нижнюю губу. — Отчасти он прав. Люди сейчас прижимистые пошли. Раз он говорит, что по две связки покупают нечасто, я склонна ему верить. По крайней мере, в этом он разбирается.
— С чего это? — спросил Дэнни.
— Эй, — проговорил Аристос Депопулос, — да вы на товар-то гляньте.
— Гляньте на его акцент, — пробормотала Пэтти. — Уж нас-то вы не надуете.
— Послушайте, — сказал Дэнни, — дело в том, что все эти ухищрения вроде продажи пары штук по цене, чуть меньшей, чем две штуки порознь, давно устарели. Люди уже устали от всех этих хитростей. Так, дайте-ка мне ваш карандаш, — проговорил он, и Аристос Депопулос спокойно дал карандаш Дэнни Перкинсу. Без малого двенадцатилетний мальчик взял карандаш, перевернул объявление другой стороной и нацарапал: "Одна связка — 13 центов. Две связки — 27 центов". — Вот, — произнес он. Он посмотрел на сестру, которая медленно прочитала ценник и широко улыбнулась, явно одобряя идею брата.
— Гениально, — проговорила она. — Действительно, гениально.
— Не-а, — сказал Дэнни Перкинс. — Это же элементарно.
Грек посмотрел на объявление и сказал:
— Я что, сумасшедший? Да разве кто-нибудь купит пару связок по цене, которая больше, чем за две отдельные связки? Какой в этом смысл?
Пэтти ухмыльнулась.
— Да, трудно иметь дело с недоумками. Разумеется, какой дурак купит теперь пару связок по новой цене. Но, — добавила она, причем личико ее сейчас напоминало чем-то мордочку хитрого грызуна, — но что помешает покупателю приобрести у вас одну связку и дать вам тринадцать центов, а несколько секунд спустя купить еще одну связку и дать вам еще тринадцать центов? Итог: две связки куплены за двадцать шесть центов. Лишь кретины подумают, что они сэкономили цент. На самом деле это вы получили лишний цент.
— Элементарно, — проговорил Дэнни.
Грек нахмурился. Он раздумывал. Потом пошевелил ногой и нахмурился еще больше. Потом он взял ценник, схватил карандаш, энергично замазал старую цену и снова воткнул картонку между желтыми связками.
— Вы на пути к покупке своего первого "кадиллака", — сказал ему Дэнни Перкинс.
Аристос улыбнулся. Он ничего не ответил. Один "кадиллак" у него уже был.
Несколько месяцев спустя грека нашли лежащим рядом со своей тележкой. Близнецы Перкинс услышали вой сирены скорой помощи и полицейской машины — стоял жаркий августовский полдень, и они пошли на эти звуки, пока не добрались до места происшествия. Это случилось в двух кварталах от их дома, но все еще в пределах нового жилого комплекса. На одной стороне улицы полицейский приблизился к группе строительных рабочих; рядом валялись банановые корки, у их ног стояли ящички с продовольствием, а за спинами высился недостроенный кирпичный дом — будущий собрат точно таких же строений, окружавших его с обеих сторон. В руках у полицейского была маленькая черная записная книжка, куда он поспешно что-то записывал. На другой стороне улицы остановилась машина скорой помощи, в которую заносили останки Аристоса Депопулоса, тогда как второй полицейский с сердитым видом тоже что-то черкал в своей черной записной книжке. Третий полицейский поднял из пыли лежавший рядом с тележкой кирпич и аккуратно завернул его в кусок мягкой ткани, чтобы не повредить, возможно, оставшиеся на орудии преступления отпечатки пальцев. То, что именно кирпич стал причиной смерти разносчика, было ясно даже полицейскому, поскольку на камне остались следы крови и виднелись несколько прилипших темных спутанных волосков.
Дэнни и Пэтти Перкинс стояли неподалеку, но все же не сливались с толпой зевак, которые обычно собираются в подобных случаях.
— Бедняга Аристос, — отчетливым, но лишенным каких-либо эмоций голосом проговорила Пэтти.
Стоявший рядом со скорой помощью полицейский поднял голову. — Вы знаете имя этого парня?
— Ну, конечно, — ответила Пэтти. — Он был нашим самым старым и самым лучшим другом.
Полицейский с открытым блокнотом в руках подошел к ним. — Как его звали?
— Аристос Депопулос, — медленно проговорила Пэтти Перкинс. Затем еще более медленно она повторила имя по буквам, скользя взглядом за карандашом полицейского и вежливо подправляя его.
— Никаких документов? — поинтересовался Дэнни Перкинс.
— Никаких, — буркнул полицейский.
— Значит, его надо опознать, — спокойно добавил Дэнни.
Он обошел полицейского и приблизился к скорой помощи.
— И что же это ты вознамерился делать? — спросил врач, но тут вмешался полицейский. — Все в порядке. Это друзья покойного.
Дэнни Перкинс забрался в машину, отдернул укрывавшую тело Аристоса Депопулоса простыню и посмотрел на своего знакомого.
— Он? — спросил полицейский.
— Это он, — ответил Дэнни. Повернувшись к Пэтти, он пробормотал: — Странно.
— Что странно? — переспросил полицейский.
— Нет, это вас не касается.
Дэнни и Пэтти вернулись на свое место и продолжали наблюдать. Очень скоро подъехала "черная Мэри" и увезла шестерых строительных рабочих — четырех итальянцев, одного негра и одного блондина — белого, американского типа, которого Пэтти приняла за скандинава, хотя Дэнни утверждал, что он немец.
Потом близнецы пошли домой, оба погруженные в свои мысли. Пэтти сосредоточилась на шестерых рабочих, которых отвезли в полицию, и думала об их вине, но одновременно она была уверена, что эту шестерку можно определенно вычеркнуть из списков подозреваемых, даже не приступая к их допросу. При этом она опиралась исключительно на логику.
Дэнни между тем обратил внимание на тот странный факт, что крошечные красные пятнышки на комбинезоне Аристоса оказались вообще не кровью. Когда Дэнни наклонился над телом, он своим дыханием чуть сдул в сторону эти "капельки" — на самом деле, как он понял, это была пыль от красного кирпича.
— Дэниель, ешь, — сказала миссис Перкинс. Это была маленькая, похожая на воробышка женщина, лицо которой во время каждой паузы приобретало специфическое выражение.
— Они постараются выяснить прошлое каждого из этой шестерки, — сказал Дэнни, обращаясь к Пэтти.
Она кивнула. — Я уже через это прошла. Шестеро строительных рабочих. Все они определенно принадлежат к национальным меньшинствам. Скандинав, правда, в меньшей степени.
— Немец, — поправил Дэнни.
— Патриция, ешь, — сказал мистер Перкинс. Это был дородный мужчина с красной шеей и складками кожи под подбородком — результат четырнадцатилетнего сидения на одном и том же стуле за конторским столом бухгалтера.
— Из четырех итальянцев и одного негра обязательно найдется парочка, состоящая на учете в полиции, — сказала Пэтти. — Такова статистика преступности среди нацменьшинств. Было бы странно ожидать, что все они абсолютно чистенькие.
Дэнни кивнул.
— Итак, — продолжала Пэтти, — эту парочку, что состоят на учете, они попридержат. Таким образом, у них будут подозреваемые и, соответственно, объект для работы.
— Но, — заметил Дэнни, — рано или поздно их придется отпустить. Значит, дело останется нераскрытым. "Незавершенка" — так, кажется, они это называют.
— Ешьте, — слабым голосом проговорила миссис Перкинс.
— Разумеется, никакого мотива, — продолжала Пэтти. — С самого начала никакого мотива. Но ты же знаешь полицейских. До мотивации они вообще никогда не докапываются. Обнаружится, что ни у кого из рабочих вообще не было мотива убивать его. В общем, опять то же самое.
Дэнни приподнял бровь.