Читаем без скачивания Детские игры - Уильям Нолан

— Скоро будем обедать, — резко проговорила миссис Уиндроп и вышла из сарая.

Мэрвин прошел в угол и откинул край одного из мешков. Со стропил свисали целые гроздья летучих мышей. Внешне они казались более крупными, чем живущие в Англии особи, хотя, возможно, это было игрой света, отбрасывавшего на стены длинные тени. Мальчик с любовью посмотрел на них, а затем как бы случайно провел рукой по своему горлу. Он почти ничего не почувствовал, но знал, что они там — две крошечные ранки, малюсенькие царапины, от прикосновения к которым сердце его неизменно наполнялось радостью. Что же тут поделаешь: друзей нужно кормить…

Вернувшись в дом, миссис Уиндроп не замедлила проинформировать мужа.

— Теперь и летучих мышей завел.

— Летучих мышей? А их что, тоже можно содержать?

— Выходит, что можно.

Мэрвин сказал ей правду: он умел их содержать в неволе. Действительно, животные чувствовали себя великолепно, хотя самому ему приходилось от этого страдать. Его молодой организм стал довольно быстро поправляться после того несчастного случая, он стремительно набирался сил, улучшился цвет лица. Однако спустя некоторое время опять появилась бледность, он начал чахнуть, увядать, словно пережил новую трагедию. Могло показаться, что его мальчишеское тельце словно усыхает…

Это не ускользнуло и от внимания родителей, которые со свойственной им неловкостью и чопорностью попытались было заговорить с ним. Они заставляли его больше есть и гулять на свежем воздухе, дольше спать, но были по-прежнему не в силах выносить взгляд сына и сквозившие в нем молчаливое презрение и извечный упрек, так что им, по сути дела, не оставалось ничего иного, как оцепенело наблюдать и молчаливо терпеть. Для себя родители решили, что все это последствия памятной трагедии, и в глубине души все же надеялись, что со временем мальчик поправится.

Но однажды совершенно случайно миссис Уиндроп заметила на горле Мэрвина те самые две отметинки.

В тот день она сидела на кухне и лущила горох, а Мэрвин пришел из сарая, чтобы умыться. Он был еще бледнее обычного, глаза его горели, точно в лихорадке. Встав у раковины, мальчик взял мыло и открыл воду. Мать подняла на него взгляд и заметила на коже сына следы от двух уколов, причем ей показалось — она судила по их виду, — что нанесены они буквально несколько минут назад. Миссис Уиндроп подошла к Мэрвину и, запрокинув его голову, стала рассматривать пятнышки.

— Откуда это у тебя? — спросила она.

Мэрвин раздраженно откинул голову назад, его бледные щеки покрыл румянец.

— Ниоткуда, — словно отрезал от и твердо посмотрел на мать.

Ей не удалось выдержать его взгляд. Когда мальчик вышел из кухни, она глубоко задумалась. Что это было? Может, его укусило в саду какое-то насекомое? Точно, его определенно кто-то укусил!

…Летучие мыши! Она неожиданно вспомнила про них, безмолвно свисавших с потолка в углу сарая, и судорожно вздохнула, когда в мозгу у нее зародилась фантастическая идея. Она тотчас же бросилась к мужу и рассказала ему обо всем, включая и свои догадки.

— Ты должен поговорить с Мэрвином, — заключила женщина. — Ты просто обязан проявить характер и заставить его все тебе рассказать.

Муж попытался было отмахнуться.

— Сколько бы я его ни расспрашивал, он все равно ничего не говорит. Да и потом, мне лично все это кажется слишком нелепым.

Однако чуть позже старший Уиндроп все же решился пойти к сыну и расспросить его об этих отметинах, причем не столько ради выяснения этого вопроса, сколько чтобы доказать сыну и, главное, самому себе, что он все же остается старшим в доме и имеет над ним какую-то власть.

В тот же вечер он вошел в спальню сына. Мальчик отдыхал. Вид Мэрвина потряс отца: тело его буквально таяло, угасало, а бледно-матовое лицо почти светилось на фоне слабо освещенных стен.

— Мэрвин, пожалуйста, позволь мне осмотреть твое горло.

Тот не пошевельнулся.

— Мэрвин, эти отметины у тебя на коже… — Уиндроп подошел к кровати и склонился над сыном, который лежал неподвижно и в упор смотрел на него. Мальчик попытался было отвернуться, когда отец присел к нему на кровать, взял голову в свои ладони и в свете настольной лампы принялся рассматривать его шею.

— Откуда у тебя это?

Молчание.

— Так, ладно, — проговорил Уиндроп, заранее отказываясь от новых расспросов, понимая их очевидную бесполезность. — Мне ты ничего сказать не хочешь. Что ж, хорошо, тогда я сам скажу тебе кое-что. Так вот, не только этих летучих мышей, но и остального зверья в сарае больше не будет. Ясно? А потом я собственными руками сломаю, в порошок сотру всю эту чертову хибару. Понял?!

— Нет! — Из глубины тщедушного тела мальчика вырвался отчаянный вопль, глаза его метали молнии. Он приподнялся на локтях, и Уиндроп невольно отшатнулся, ощутив исходившую от сына волну беспредельной ненависти. Он поспешно встал, но перед уходом решил еще раз подтвердить свою непреклонность!

— Да! — не терпящим возражения тоном проговорил он и вышел из комнаты.

Мэрвин снова бессильно опустился на подушку. Что же он будет делать без своего сарая? Без зверушек? Куда тогда денутся летучие мыши? Кто их будет кормить? Где они найдут достаточно крови?..

Ответов на эти вопросы он не находил.

В тот вечер Уиндропы ложились спать в гораздо более приподнятом настроении, чем прежде. Что и говорить, решение принято, а после можно будет подумать и принять новые меры, чтобы вернуть былое расположение сына, тем более что тогда их попытки уже не будут стеснены каким-либо внешним пагубным воздействием. Еще немного посовещавшись, оба супруга почувствовали себя удовлетворенными и вскоре уснули.

Между тем в голове у Мэрвина возникла идея. Он терпеливо ждал у себя в комнате. Решив, что время настало, мальчик тихонько подошел к двери родительской спальни и осторожно постучал. Не услышав ответа, он так же тихонько приоткрыл ее и заглянул внутрь. Мать и отец спали. Снова прикрыв дверь, Мэрвин поспешил вниз, выскочил из дома и бросился через сад к сараю.

Еще издали он расслышал пронзительный писк — летучие мыши явно поджидали его. Он растворил деревянные двери, и крылатые животные выскользнули наружу, закружили в ночном небе, беспрерывно попискивая и иногда подлетая к одинокой фигуре мальчика, словно желая нежно прикоснуться к нему, прошептать на ухо что-то сокровенное…

Мэрвин направился назад к дому, и летучие мыши последовали за ним, все так же порхая над головой, иногда улетая куда-то вдаль, но всякий раз возвращаясь. Подойдя к двери дома, Мэрвин на секунду остановился, поднял предостерегающе руку.

— А сейчас потише, — приказал он полушепотом. Попискивание мгновенно смолкло.

Странная процессия пересекла порог дома: маленький худой мальчик с бледным лицом, одетый в помятую пижаму, и безмолвный рой летучих мышей. Мэрвин медленно шел по коридору, пока наконец не достиг дверей родительской спальни. Он остановился и оглянулся: все его друзья были с ним, ни одна мышка не отстала. Чуть вымученно он мстительно улыбнулся, толкнул створки дверей и посмотрел на безмолвную летающую массу, состоящую из крыльев, шкурок, зубов…

— Ну, мышки, давайте, — тихо проговорил он.

Мак Рейнольдс

Обман зрения

Молли принесла мою серебряную тарелку, блюдца и поставила их передо мной без лишней суеты и комментариев. Я был завсегдатаем этого ресторана, и мне всегда нравилось в Молли то, что она никогда не суетилась вокруг меня.

Я взял себе за привычку обедать после часа пик, но в тот день я пришел рано, и ресторан был заполнен. Если бы кто-то захотел сесть за мой столик, я не смог бы возразить.

Я не поднял головы, когда он спросил:

— Это место занято? — Голос у него был высокий, почти на грани срыва, несмотря на все попытки это предотвратить.

— Нет, — сказал я ему, — садитесь.

Он повесил свою трость, или зонт, — что-то в этом роде — на спинку стула и уронил под стул шляпу, взбираясь на сиденье. Затем взял меню, стоявшее между кетчупом и салфетками.

— Паршивый выбор, — наконец пробормотал он.

— Мясной пирог сегодня вовсе неплох, — сказал я.

Подошла Молли, и я сделал заказ:

— Пожалуйста, мясо, шведскую отбивную. Зеленый горошек, французское жаркое. О десерте я еще подумаю.

— Кофе?

— Молоко.

Не знаю, что натолкнуло меня на мысль о том, что человек, сидевший напротив, не был карликом. Ни карликом, ни горбуном, а скорее ребенком, который из кожи вон лезет, чтобы казаться взрослым. Опять же говорю, не знаю, какой я уловил намек, — возможно, я просто больше полагаюсь на интуицию, чем многие другие.

Как бы то ни было, но он сразу понял, что я его раскусил.

Меня это почему-то испугало. Ситуация была просто дикой: ребенок, которому еще и десяти не исполнилось, с каким-то умыслом разыгрывает из себя взрослого, хоть и недоростка.