Читаем без скачивания Рома едет в Кремль - Роман Трахтенберг

Вдруг из висевшего на стене динамика раздался незнакомый скрипучий голос с нерусским акцентом: «…и, дорогие товарищи коммунисты, мы все должны свято хранить нашего родного Ильича, лежащего в Мавзолее. Вот некоторые несознательные элементы говорят, что надо, мол, его предать земле. Кого? Ленина закопать?!! Это было бы тягчайшим преступлением не только против партии, но и против самого нашего социалистического общества. Вот и товарищ Берия (при этих словах раздались аплодисменты), вот и товарищ Берия того же мнения. Пока Ильич в Мавзолее, пока он спит вечным сном на Красной площади, мы будем управлять страной и людьми. Даже если случится новая война, если погибнем мы, если даже сама партия (не побоюсь этого слова) уйдет в небытие, все равно душами людей будут управлять наши наследники. И Ильич будет всегда руководить ими, как руководит нами сейчас!» Окончание речи потонуло в овациях и криках: «Товарищу Сталину — слава!»

Пришел в себя я в том же самом кресле. Динамик на стене молчал. Более того, присмотревшись к нему, я увидел, что провода, которые вели к нему, были оборваны. Задумываться над странным сном-выступлением я не стал и снова задремал. Правда, вскоре меня разбудили мои соратники, сообщившие, что задание выполнено, комната убрана, а инструменты, остатки известки и кирпича спущены вниз и спрятаны в тоннеле. Хотя я этого и не приказывал, но счел действия бойцов вполне разумным. Зашел в соседнюю комнату и был поражен: свежую кладку было практически невозможно отличить от остальной стены. Правда, при этом я подумал про себя, что уж таким-то мелочам мог бы и не удивляться…

Дав приказ к возвращению, я еще раз оглядел серый лифтовый холл, двери в спецпомещения, казенные надписи на покрашеном изнутри стекле и подумал, что не так уж и весело жилось товарищу Берии…

Взглянув на свой «Ролекс», я про себя отметил, что сейчас уже второй час ночи и нам пора выдвигаться по направлению к центру города, поскольку лишь в течение двух часов мы сможем проскочить несколько километров по ветке обычного метро. Поэтому, мысленно попрощавшись с такой близкой поверхностью, мы снова ушли глубоко под землю, а затем, заставив Жоржика потопать ножкой по отмеченному Цаном участку бетонного пола, наблюдали, как трап медленно уполз наверх, а люк в потолке неторопливо закрылся.

Выезд на обычную линию метро находился у построенной, но в свое время законсервированной станции «Советская», остатки которой пассажиры могут и сегодня видеть, проезжая между «Театральной» и «Тверской». Мы без происшествий открыли глухие стальные ворота, Шурик и Тыну, уже имевшие опыт подобных действий, перевели стрелки, и наши дрезины двинулись к центру города. Перед «Театральной» мы снова въехали в тайный тоннель, который, судя по нашим картам, вел прямо к «Кремлевской». Через полкилометра впереди показались огни станции, и я дал команду сбавить ход. Медленно и торжественно мы вплыли в пространство самой засекреченной и одновременно самой известной станции линии Д-6. И увиденное нами чуть не ввело нас в ступор: это была почти точная копия станции «Площадь Революции». Даже бронзовые фигуры там присутствовали. Но какие! Вот вместо матроса с наганом на пеньке сидит Ленин и что-то пишет, а напротив Михаил Иванович Калинин держит в руках сноп сена. Дальше товарищ Сталин в мундире генералиссимуса, опираясь одной рукой на небольшую колонну, смотрит куда-то в бинокль. А вот Никита Сергеевич Хрущев с початком кукурузы, дорогой Леонид Ильич, поправляющий четвертую звезду Героя. Через проем от него стоял опальный Подгорный, почему-то с гаечным ключом в руке, за ним — Андропов с томиком стихов, Черненко с листком избирательного бюллетеня, Косыгин с моделью «Жигулей» 2101, Микоян с батоном колбасы. Присутствовали и другие, хотя и не столь узнаваемые официальные лица, в разное время руководившие нашей страной. Три постамента были вакантны. На двух из них были таблички: «М. С. Горбачев» и «Б. Н. Ельцин». На третьем не было ничего, кроме слоя пыли…

Выходов со станции было два. Один представлял собой широкую, во всю платформу, гранитную лестницу, над которой висела надпись: «К съездовскому залу». Другой же, на противоположном конце платформы, имел три эскалатора, а табличка, висевшая над ним, гласила: «К Мавзолею В. И. Ленина и И. В. Сталина». Слова «и И. В. Сталина» были небрежно замазаны осыпавшейся известкой.

— Ну что, братья и сестры, — сказал я, — оставляем пленного среди монументов, а сами — вперед! Что-то давно мы с вами в Мавзолее не были. Пора бы и посетить вождя мирового пролетариата и основателя ленинизма. Не знаю, чем это все для нас с вами кончится, но хочу сказать, что я горжусь такими бойцами, как вы!

При этих моих словах Жоржик смахнул слезу, Тыну потупился, Шурик стал сосредоточенно протирать очки, Рогалик посмотрела мне прямо в глаза, Цан зачем-то достал телефон, а Рамиль отдал честь. И в этот момент я понял, что эти шесть человек за сутки стали мне близкими и почти родными и я меньше всего в жизни хочу кого-нибудь из них потерять.

Мои воины стали готовиться к бою, проверять оружие и связь, распределять боеприпасы, пищу и воду. Французик за цепь вытащил своего пленника из дрезины и с помощью Шурика накрепко приковал его к ноге товарища Сталина, оставив ему на всякий случай бутыль с водой и пару вскрытых банок тушенки и хлеба.

Мы тоже чуть-чуть перекусили, по рекомендации подполковника проглотили по капсуле фенамина и двинулись в сторону эскалатора, который при нашем приближении самостоятельно включился.

— Обычное дело, — сказал Цан, — фотоэлемент срабатывает при приближении к эскалатору, а потом через какое-то время после того, как люди сойдут с него, автоматически выключает двигатели.

— Ну ладно, друзья, — сказал я, — фотоэлемент так фотоэлемент, но прошу всех соблюдать осторожность. Жоржик! А ты поменьше своим щитом звякай, понял? Вперед!

С этими словами я первым вступил на ступеньку эскалатора. Как там говорил комдив Чапаев? «Где должен быть командир? Впереди! На лихом коне!» «Эх, жаль, сабли у меня нет, — подумал я. — Впрочем, зачем она мне в Мавзолее?»

Глава 14

Вот чего мы не ожидали увидеть, поднявшись по эскалаторам на верхнюю площадку станции «Кремлевская», так это вестибюля в стиле хай-тек! Я уже было нарисовал себе мысленно огромный зал с приспущенными знаменами из красного мрамора на черном гранитном фоне, бронзовые ручки тяжелых дубовых дверей, мозаики и фрески со сценами из биографии вождя коммунистов… А тут, выйдя со ступеней эскалатора, изготовленного лет пятьдесят — шестьдесят назад, мы попали в царство холодного стекла, металла и (о боже!) пластика. В абсолютно технологичном зале, освещенном холодным светом энергосберегающих ламп, было крайне неуютно. Он более всего напоминал суперсовременные помещения для прощания с усопшими, которые появляются сегодня в развитых странах. Ничего лишнего: серый пол из плитки, имитирующей камень, стены в серо-черно-стальной гамме и, наконец, абсолютно темный, давящий потолок. Навигатор показывал, что мы находимся уже под Кремлем, но на глубине тридцати пяти метров. Площадь зала была на глаз около двухсот квадратов, и единственной его достопримечательностью, кроме нескольких лифтов и десятка одинаковых стальных дверей, была расположенная в одном из углов барная стойка с несколькими высокими стульями около нее.

Пройдя к бару, мы обнаружили первые признаки человеческого присутствия на совершенно пустой станции: початую бутылку вполне современной водки «Зеленая марка» и два граненых стакана. Рядом со стойкой стоял автомат «Кока-кола». Шурик, ближе всего находившийся к нему, машинально нажал на кнопку, и из нижней части устройства раздался глухой звук вывалившейся в поддон бутылки.

— Ишь, — сказал новоиспеченный историк, вытаскивая бутылку, — стеклянная! И вообще, смотрите, что на ней написано-то!

Надпись на контрэтикетке (так научно называется наклейка с другой стороны основной этикетки того или иного товара) гласила: «Изготовлено в Лас-Вегасе (штат Невада) США специально для ООО „Казино „Мефисто““».

— И что, товарищ Шурик, вы эту жидкость никак пить собрались? — спросил я.

— А нам, Роман Львович, нельзя уж и трофеями попользоваться? — Халява ведь! — сказав это, наш историк открыл бутылку о край стойки и налил коричневую жидкость в стакан.

Но не успел он взять его в руки, как кока вспенилась и стала, подобно кислоте, разъедать толстые стеклянные стенки. Вот она проела себе дырку и стала медленно вытекать на стойку.

В воздухе резко пахнуло серой, и я понял: началось! Мы быстро отступили, встали в боевой порядок, а в это время из автомата стали одна за другой со звяканьем вываливаться бутылки кока-колы и катиться в нашем направлении. Бойцы открыли стрельбу, пытаясь поразить катящиеся снаряды, но те вращались, маневрировали, подпрыгивали, так что нам удалось подорвать всего несколько штук. Остальные же катились и прыгали в нашу сторону. И тут я увидел, что, не сговариваясь, но практически одновременно Рамиль прицелился в беснующийся автомат из гранатомета, а Шурик выпустил струю пылающей жидкости из своего заплечного огнемета прямо в направлении бутылок, начавших представлять для нас реальную угрозу. Они стали взрываться одна за другой, а подполковник нажал на спуск, выпустив гранату по красно-белому чудищу. Очередной взрыв, желтое облако серы, удушливый запах и разлетающиеся осколки… Когда дым и смрад рассеялись, на месте автомата лежала только горка дымящихся кусочков стекла, металла и пластика. Когда мы опасливо подошли к бару (мало ли какие могут быть еще сюрпризы), о «мирной» жизни напоминали лишь абсолютно не пострадавшая бутылка водки да один оставшийся целым стакан рядом с ней. Они как бы приглашали к тому, чтобы налить граммов сто да и выпить, но смутное чувство опасности отнюдь не располагало к принятию такого приглашения. Тем не менее, я взял бутылку, осмотрел ее со всех сторон (а вдруг и она изготовлена по чертовскому заказу), но ничего подозрительного не обнаружил. Понюхал горлышко, ощутив лишь слабый запах спирта, а затем решительным движением ливанул жидкость прямо вдоль барной стойки. Вопреки моим ожиданиям, никакого синего пламени, запаха серы и желтого дыма мое движение не произвело. Зато разлитый напиток заблестел, как ртуть, и неожиданно образовал довольно объемную надпись: «Хватит дурковать, пора делом заниматься!» Затем буквы снова слились в небольшое металлическое озерцо, из которого медленно выпучилась (иного слова я подобрать не могу) стрелка, показывавшая куда-то налево. Ее сначала остававшееся круглым основание тем временем вытянулось и образовало нечто вроде цифры 8 или знака «бесконечность», кому как нравится. Но если учесть, что направлена стрелка была на двустворчатые металлические двери с надписью «Вход № 8», то, думаю, цифровое толкование символа было более реальным.