Читаем без скачивания Унесенные ветрами надежд - Елена Сантьяго

– Я пойду на этот риск, – сказала Анна, словно прочитав мысли Элизабет.

Элизабет взяла ее руки в свои и со всей искренностью произнесла:

– Желаю тебе столько счастья, сколько есть на свете!

– Спасибо тебе, Лиззи. Ты такая чудесная подруга! А что касается внебрачных детей, которых произвел на свет Джордж, я постараюсь принять меры, чтобы их окрестили и воспитывали, как христиан. Может быть, потом, когда они подрастут, мы возьмем их в дом в качестве слуг. Так же, как и Силию. Тогда их жизнь не будет такой трудной.

– Конечно. – Перед мысленным взором Элизабет появилась картина – светлокожая мулатка среди танцующих чернокожих на просеке, ее тело содрогается в такт ударов барабана, и она вся в теплой крови жертвенного животного. «День наступит», – послышался ей хриплый голос, а затем эта картина исчезла.

Элизабет молча смотрела на выбеленную стену за кроватью Анны.

– Что случилось? – спросила Анна.

– Ничего.

Анна встала с постели и подошла к зеркалу, украшавшему одну из стен.

– Самое время, чтобы я привела себя в порядок. – Она скорчила гримасу своему отражению в зеркале. – Не всем надо видеть, что творится у меня в душе. И уж тем более не Джорджу.

Она схватила Элизабет за руку и повернулась к ней лицом, которое было покрыто красными пятнами.

– Ты на моей стороне? Я имею в виду, ты будешь помогать мне на празднике сегодня? Тогда я не буду чувствовать себя такой одинокой.

– Ты можешь рассчитывать на меня. Что бы ни случилось, я всегда буду на твоей стороне!

25

Во дворе между крыльями господского дома полным ходом шла дискуссия среди плантаторов. Это была идея Джереми Уинстона – провести заседание совета в Саммер-Хилле, вместо того чтобы, как обычно, проводить его в Доме собраний в Бриджтауне. Слуги-ирландцы все время приносили новые напитки, однако, несмотря на растянутые для защиты от солнца льняные паруса, жара, выжимавшая пот из людей, была невыносимой.

Открыл заседание Уинстон, поскольку являлся губернатором. По правую руку от него сидел Уильям Норингэм, бывший председателем совета местного самоуправления, а слева – Гарольд Данмор, заместитель председателя и спикер самой большой до сих пор фракции – именно той, которая была настроена на конфронтацию. Почти все крупные плантаторы поддерживали его мнение: ни в коем случае не признавать «Акт о навигации» Кромвеля. Гарольд Данмор вообще считал, что этот документ нужно просто порвать.

– Мы и дальше продолжим вести торговлю с голландцами. Но если английские капитаны торговых кораблей будут покупать у нас сахар на тех же условиях и поставлять сюда достаточно рабов, то почему бы и нет? Но до тех пор, пока мы не получим соответствующих гарантий, мы не будем подчиняться этому новому бредовому закону.

– Но что мы будем делать, если они пришлют сюда военные корабли? – бросил реплику Бенджамин Саттон. Он сидел на удалении нескольких стульев от Гарольда Данмора. Весь мокрый от пота, он осушил уже третий бокал вина, посему говорил не совсем разборчиво. Он разделял мнение Данмора, однако испытывал страх перед ударной силой англичан.

– Мы это тоже должны брать в расчет, – поддержал его Уильям Норингэм.

Данмор грохнул кулаком по столу, словно хотел разбить вдребезги это возражение.

– Значит, мы должны соответственно подготовиться! – заявил угрожающим тоном. Его лицо приобрело багровый цвет. Его жилетка висела на спинке стула позади него, из-под распахнутой рубашки выглядывала поросшая темными волосами грудь. Свернутая плеть, которая была заткнута за пояс так, что ее мог видеть каждый, словно символизировала его готовность к применению насилия.

– Барбадос – это остров, и безопасно высадиться на сушу можно всего лишь в нескольких местах, иначе можно попасть в очень коварный прибой или налететь на риф. Нам нужно будет всего лишь выставить пару пушек в стратегически важных местах.

– А если они будут обстреливать нас с моря? – спросил один из плантаторов.

– Дальность выстрела их пушек, конечно, не превышает дальности наших, – пустил в ход свой козырь Гарольд Данмор.

– Тут вы очень сильно ошибаетесь, – заявил Дункан Хайнес. – Пушки на флагманском корабле парламентского флота самые лучшие и самые новые, какие только есть в мире.

Откинувшись на спинку стула, он сидел на противоположном конце длинного стола. Его рубашка тоже была распахнута, но почти до пояса, так что все могли видеть темно-коричневую от загара грудь капера. Шляпу свою он надвинул на лицо, а глаза за ее полями были сонно опущены. Он производил впечатление не очень заинтересованного человека, как будто все происходящее не особенно касалось его.

– Они ведь не пришлют к нам сразу свой флагманский корабль, – возразил Данмор, с ходу отбрасывая эту мысль. – А те несколько фрегатов, которые появятся здесь, мы разнесем в пух и прах!

– Мистер Данмор, вы удивляете меня, – мягко произнес Дункан. – Я всегда думал, что вы – непоколебимый сторонник Кромвеля. А теперь вы хотите воевать против «круглоголовых», как будто перекрасивший свою шерсть роялист.

Рука Данмора, лежавшая на рукояти плети, дернулась, все увидели это и от стыда отвели глаза в сторону. Однако Данмор, казалось, не обратил на это внимания. Он выпрямился и, вскинув голову, заявил:

– Когда речь идет о свободе Барбадоса, политические убеждения больше не имеют права играть какую-либо роль. Выживание всех нас зависит от того, будем ли мы иметь право вести свободную торговлю. Неужели хоть кто-то из вас готов утверждать противоположное?

Некоторые из плантаторов смущенно посмотрели друг на друга, некоторые беспомощно пожали плечами.

Многие из них были роялистами, которые и без того отказывались подчиняться Кромвелю. Уильям Норингэм и Никлас Вандемеер тоже переглянулись между собой. Дункан застыл, увидев это. У голландца все же была возможность переговорить с Норингэмом до заседания. Теперь только не хватало, чтобы они вдвоем переметнулись на сторону Данмора и стали выступать за войну, – и тогда эта стратегия будет принята. Однако, к его облегчению, Норингэм избрал курс, который Дункану казался правильным.

– Я хочу предложить более умеренное направление, – сказал молодой лорд.

Данмор буквально сверлил его злобным взглядом, однако Уильям Норингэм невозмутимо продолжал говорить. Он встал, чтобы подчеркнуть важность своего выступления, что, впрочем, удалось ему без проблем. Он стоял прямо и строго, и на лице его было крайне серьезное выражение.

– Я считаю, – сказал Уильям, – что мы должны провести переговоры и для этой цели подготовить обширный список требований, от выполнения которых будет зависеть наше согласие с новым парламентом и с «Актами о навигации».