Читаем без скачивания Окна из будущего - Владимир Губарев

Сейчас на 9 атомных станциях России эксплуатируется 29 энергоблоков установленной мощностью 21242 МВт, в том числе 13 энергоблоков с реакторами типа ВВЭР, 15 энергоблоков с уран-графитовыми канальными реакторами и один энергоблок с реактором на быстрых нейтронах (БН-600).

Мне кажется, что все споры о том, нужна ли нам атомная энергетика, давно уже стали бессмысленными — история цивилизации уже ответила на этот вопрос. Но почему же они идут? Мне кажется, от незнания, просто легче жить не задумываясь…

А наш разговор с Коломцевым продолжается. Я спрашиваю его:

— Топливо дорогое?

— Очень! Одна загрузка стоит сегодня 70 миллиардов… Мы должны выработать девять миллиардов киловатт-часов электроэнергии, топливная программа под нее — 200 миллиардов рублей. Казалось бы, всего десять процентов — немного, но дело в том. что мы их "живыми деньгами" не получаем, а потому рассчитаться за топливо и не можем. А далее уже "срабатывает" порочная цепочка неплатежей.

— А в чем ее особенность, по-вашему?

— Это конфликт между собственниками и государством. Мы производим энергию, а продают ее частники — получить от них деньги, как известно, можно только силой.

— Но мы говорим о "цивилизованном рынке"?

— По-моему, это такая же утопическая мечта, как и "общество справедливости".

— Оставим эту тему — она только портит настроение… Вернемся к технологии. Мне кажется, очень важно услышать от вас, как именно работает атомная станция, причем эффективно…Итак, топливо постепенно выгорает, его "производительность" падает — на каком этапе вы понимаете, что его нужно выгружать и заменять новым?

— Это физика и физики. Их у нас много, и по-прежнему они остаются у нас главными специалистами, хотя подчас и распространяется мнение, что физикам теперь нечего делать на АЭС, мол, все там известно…Это ошибочное представление, и каждый день работы станции доказывает это. К примеру, то же топливо. Мы перезагружаем обычно треть активной зоны. Выработанное топливо отправляется в бассейн выдержки — он находится рядом с реактором. Три года топливо держим под водой в этой специальной емкости. За это время остаточное энерговыделение падает, и мы отправляем топливо на "Маяк". Опасна ли такая операция? В принципе, безусловно — ведь используются подъемные краны, разные механизмы и машины, а следовательно, в любой момент они могут выйти из строя. Да, мы применяем резервирование, используем новую технику — к примеру, новые краны уже с двойными приводами — и так далее, но, тем не менее, требуется аккуратность и надежность работы людей. Это и есть "культура безопасности".

— А все-таки сбои были?

— Случалось… Роняли не контейнеры, не сборки, но сходы кассет с инструментом случались, падали и кассеты…

— Это авария?

— Да, но не ядерная, так как в той же воде все происходило, а там они безопасные…

— Что же тогда самое опасное на атомной станции? "Зеленые" считают, что как раз топливо — поэтому они протестуют, когда от вас спецпоезда идут на "Маяк", но вы считаете, что опасность в другом, не так ли?

— Разгон реактора. Как это было в Чернобыле…Это на канальных реакторах. Неуправляемый процесс там приводит к катастрофе.

— Но у вас другие реакторы…

— У нас, наверное, то же самое. Однако наш реактор "разогнать" очень сложно, так как у нас "внутренняя безопасность" реактора намного выше — чем больше мощность, тем он быстрее "глохнет". Но, тем не менее, "доводить" реактор до того момента, когда сработают предохранительные клапаны и системы защиты, не следует — это опасно! Опасна также потеря плотности первого контура…

— Что вы имеете в виду?

— Разрыв трубопровода. И тут самое ответственное — металл! Обязательно следует знать, в каком он состоянии — нужна гарантия, что нет ни трещин, ни разрывов… Нужна четкая работа системы безопасности первого контура…

— Но ведь именно у вас были обнаружены трещины в нем? Как это произошло?

— Во время планового осмотра оператор Виктор Новоселов увидел "туман", который образовался вокруг микроскопической трещины…Вот что значит "человеческий фактор" — именно внимательность и дотошность одного человека смогли предотвратить большие неприятности…

— Так серьезно?

— Конечно. Сразу же началась большая "эпопея" — досконально были исследованы все стыки и трубопроводы… Дело в том, "просвечивали" стыки в то время, когда ставили задвижки, а это было в 71-м и 72-м годах. Но тогда техника была иная, а теперь средства контроля стали более мощными — появились новые источники, более чувствительная пленка. И мы начали все обследовать заново, и естественно, начали выявляться дефекты, которые раньше мы просто не могли обнаруживать… Так началась "эпопея задвижек" — они были обследованы на всех станциях.

— Это делается в обязательном порядке?

— Конечно. И теперь не только в России или на Украине, но и во всем мире. Если на какой-то станции обнаруживается дефект, то об этом становится известно на всех атомных станциях планеты. По любому инциденту информация распространяется в обязательном порядке. Потом идут аналитические записки, пояснения. Это делается для того, чтобы директор любой АЭС мог принять необходимые меры безопасности.

— Это характерно только для мировой атомной энергетики?

— В таком объеме — да. Однако теперь и в авиации, и в других областях, где риск велик, обмен информацией налаживается… Но у нас такой порядок действует после Чернобыля неукоснительно.

— Вы обнаружили дефект — "шнуры" в металле, который и порождал микротрещины, как вы действуете? Что происходит на станции, в атомной энергетике в целом?

— Реакторы немедленно останавливаются…

— Неужели все?

— Такого типа — да. И в Воронеже, и в Козлодуе, и в Финляндии… И везде начали искать подобные дефекты.

— Нашли?

— Нет. "Шнуры" были только у нас.

— Кто-то допустил ошибку?

— Да, это был вполне конкретный человек. Чтобы быстрее заполнить ванночку, он туда клал кусок металла — жгут. Обнаружить сразу ничего нельзя было, нарушение технологии выявлялось гораздо позже, уже во время эксплуатации — монолитного металла не получалось, и на границе со жгутом и возникали трещины…

— Виновник был найден быстро?

— Конечно. Одна из версий — вредительство, диверсия, и КГБ отработал ее в полном объеме… Кстати, человек не представлял, какой ущерб он нанес государству.

— А чем объяснял случившееся?

— Повышением производительности труда. Кстати, это был Герой Социалистического труда… На любом оборудовании у нас всегда можно найти, какой сварщик и когда делал тот или иной шов.

— Ситуация обсуждалась на самом высоком уровне?

— Да. Было даже специальное заседание правительства, ведь остановились все блоки — ущерб для экономики огромный.

— И всего один человек?

— Теперь это невозможно, так как системы контроля стали более глубокими и разнообразными. Но тогда такое случилось.

— Его судили?

— Прокуратура Союза возбудила уголовное дело, но оно было прекращено, так как тот Герой Соцтруда покончил жизнь самоубийством, он повесился…

— Да… Такова ответственность в вашей отрасли?

— Персональная ответственность очень высока. И взаимный контроль тоже. Тот, кто идет на оперативную работу, проходит тщательный контроль. Он должен подтвердить свой интеллект, знания, иметь устойчивую психику и одновременно уметь идти на разумный риск, — очень много факторов учитывается при допуске человека на пульт управления реактором. Чтобы попасть на блочный щит управления, нужно пройти по всем нижним ступеням, где человека тщательно проверяют. Это обычно три-пять лет…Человек "высвечивается" полностью. Кстати, есть люди, которые пытаются, но никогда не проходят сквозь это "сито". Кто "сдается" сам — ведь требуется больше работать над собой, больше знать и уметь, но большинство не выдерживает столь трудных испытаний…

— Это ведь элита атомной энергетики?

— Безусловно. И попасть в нее нелегко.

— А что на ваш взгляд наиболее сложное в этом тестировании?

— Мы пользуемся готовыми пакетами тестов. Их разрабатывают и психологи тоже.

— Вы их проходили?

— Дважды. Но не здесь, а в Обнинске. Там "проверяют" директоров АЭС.

— Без их заключения нельзя стать и оставаться директором?

— Конечно. Министр выдает нам лицензию на право управления предприятием только после результатов тестирования. Это двухнедельный процесс: и обучение, и сдача экзаменов, и тестирование.