Читаем без скачивания Шанс дается лишь раз (СИ) - Алиса Чернышова

В горле у меня встал комок; медлить было нельзя, но не было сил заставить себя это сказать. Дрожь усилилась. «Он тебя вырастил, — прошептала часть моей души бабушкиным голосом, — Какими бы ни были его мотивы, он сделал тебя — тобой. Поверни назад, он ведь почти отец. Это неправильно — быть отцеубийцей…»

Выругавшись сквозь зубы, я стиснула кольцо в пальцах так, что от боли потемнело в глазах.

Хватит. Довольно. Я не тронула бы его, но он стоит на моём пути. Я не делаю хорошее или плохое. Я делаю то, что должна.

Я. Могу. Всё.

— Убейте его, — голос мой звучал ровно и равнодушно. Стражник, помедлив мгновение, начал звенеть ключами, намереваясь открыть крошечную камеру. Сахрос, разумеется, проснулся от этих звуков, вскинул глаза и уставился на меня.

«— Здравствуй, малышка, — сказал пожилой мужчина, обращаясь к маленькой муэти, стоящей на пороге Библиотеки, — Что ты тут делаешь?

— У меня есть к Вам дело, Господин, — серьёзно ответил ребёнок, — Меня к Вам прислали…»

Странно, тогда он смотрел на меня точно так же: с сомнением, непониманием и толикой растерянности. Прошло десять лет…

— Кто вы? — Дэр Сахрос, увидев, что тюремщик заходит в камеру, зашевелился и сел, баюкая покалеченную руку, — Что вам нужно?

Солдат, разумеется, не стал отвечать на поставленный вопрос: мало кто тратит время на разговоры с трупами. Он даже не стал вынимать меч из ножен — просто подошёл к беспомощному старику, прикованному к стене цепью, обхватил его голову руками и резко крутанул, ломая шейные позвонки.

— Готово, пэри, — возвестил тюремщик равнодушно.

Это было так… обыденно…

«— Господин, Вы знаете легенду о подкидышах?

— Знаю. Зачем тебе?

— Мне попалось о ней упоминание, и я хочу узнать. Пожалуйста!

— Что же… Если вкратце, то суть в том, что якобы демоны иногда ещё в утробе матери подменяют ребёнка, и рождается жуткое чудовище: внешне — человек, внутри — демон. Оно притворяется нормальным, сливается с окружающей обстановкой, но никогда не может перебороть свою природу и рано или поздно начинает вредить другим. Оно ищет любви, но несёт — смерть.

— Но почему так?

— Для маленьких демонов любовь, моя дорогая, всегда приобретает очень странные формы»

Глава 18. Колокол звонит вновь

Aut caesar aut nihil.

То, как я возвращалась в Павильон Цветов, помнится мне весьма смутно: боль в обожженных руках стала невыносимой, и я несколько раз едва не выпустила кольцо, проваливаясь в мутное беспамятство. Опять же, разум мой пребывал в жутком раздрае: мир перед глазами туманился, конечности дрожали, а зубы выбивали дробь. Все силы уходили только на то, чтобы идти прямо и сохранять необходимую осанку.

Возле статуи, изображавшей Эцила Бесчестного я, правда, все же упала, ударившись головой о носок каменного сапога. Мир перед глазами закружился, к горлу подкатила волна тошноты, но, наплевав на это, я встала, придерживаясь рукой о холодный камень, и надавила на рычаг.

Часть стены послушно отъехала в сторону, обнажая проход.

Из узкого лаза я буквально вывалилась наружу, имея реальные шансы лишиться глаз в густых зарослях декоративных роз. Но этого, слава Тани-ти, не случилось: чьи-то руки ловко подхватили меня, удерживая от падения.

— Омали? Что с тобой, ты ранена? — голос Эйтана звучал взволнованно, и я едва не расплакалась от облегчения, услышав его. Сжав покрепче руку в кулак, я спрятала лицо в складках одежды Змея, ныряя в спасительную темноту. На то, чтобы проглотить ком в горле, ушло несколько секунд, по истечении которых я смогла, наконец-то, спокойно проговорить:

— Всё в порядке, просто устала. Отнеси меня к Экису — нужно вернуть кольцо.

Эйтан вздрогнул и замер на мгновение, после чего рявкнул:

— Дай его сюда! — и попытался отобрать у меня Перстень Доверенного. Разумеется, сделать этого ему никто не позволил.

Вздохнув, я отстранилась и проследила за взглядом Змея: он, изменившись в лице, взирал на жутковатого вида открытую рану, расползшуюся уже за пределы моей правой ладони.

— Твоя аура отпечатается на артефакте, — напомнила я ему, — Тебе нельзя его касаться. Просто отнеси меня к Экису, слышишь? Быстрей!

Последнее вырвавшееся слово, каюсь, было криком души — боль была уже просто невыносимой. Следует отдать Змею должное: воздержавшись от дальнейших вопросов и споров, он быстро пошёл по дорожке.

Почему-то последние шаги любой дистанции — самые сложные. Слабость накатывает с новой силой, усталость пригибает к земле, силы покидают и кажется, что терпения уже не хватит. Самое сложное — пережить это, перетерпеть, перебороть. Сцепив зубы, прикрыв глаза, чтобы вокруг была лишь темнота, я прижалась к Змею, слушая, как он дышит. Чтобы отвлечься от всего неприятного, принялась считать гулкие удары его сердца: раз, два, три, четыре, пять…

На сотом Змей быстро опустил меня на землю. Распахнув глаза, я увидела прямо перед собой ладонь Экиса с растопыренными пальцами: Эйтан держал её на весу.

— Одевай! — рявкнул он быстро, и я, дрожа, подчинилась. Треклятый перстень не желал возвращаться на руку хозяина, обжигая все сильнее. Я едва не разрыдалась, но прикрыла глаза, отрешаясь от боли, и снова медленно попробовала натянуть упрямое украшение на палец причмокивающего во сне принца. Мне удалось.

Пару мгновений, не веря, я просто смотрела на тускло поблескивающую печатку. Наконец мой мозг осознал произошедшее, и, радостно рассмеявшись, я прижалась к сидящему рядом Змею. Он стиснул меня в ответных объятиях.

— Омали? — позвал он негромко.

— Всё хорошо…

— Ох!

— Прости, — пробормотал Эйтан, отдёргивая руку. Желтоватый растительный сок, которым он промывал раны на моих ладонях, закапал на покрывало ещё сильнее.

— Ничего, — ответила я с улыбкой, чувствуя себя очень счастливой.

Мы расположились на громадной постели в отведённых нам покоях. Змей, взволнованный моим состоянием, хлопотал вокруг меня, словно наседка над птенцами. Было это, не скрою, безумно приятно, и даже плохое самочувствие отошло на второй план, сменяясь детским восторгом от чувства собственной нужности. Он укрыл меня, перевязал разбитую голову и сейчас, сидя рядом, мазал раны заживляющим составом. Я тихонечко млела, наслаждаясь моментом, и боялась даже пошевелиться, дабы не разбить чарующий миг. Чужая забота, с чьей бы стороны она ни была проявлена, всегда безумно мне нравилась.