Читаем без скачивания Пятьдесят лет в Российском императорском флоте - Генрих Цывинский

Шел уже открытый ропот по всей стране. Газеты бесцеремонно поносили армию, флот и все правительство. В посылаемых на войну подкреплениях происходили скандалы, пьянство, разбивание станционных буфетов, неповиновения офицерам и открытое дезертирство. В Кронштадте и Севастополе призванные из запаса матросы явно выказывали нежелание идти на суда в плавание. На строящихся броненосцах происходили злостные аварии, то сыпали песок в механизмы, то открывали кингстоны. Так было на «Орле», когда он лег на борт и сел на дно гавани. Революционные комитеты воспользовались настроением общества и смело работали в городах, деревнях и в особенности в войсках. В окраинных провинциях, не стесняясь, стали требовать реформ, автономии и конституции. В Гельсингфорсе, куда я зашел с учебным кораблем, был убит генерал-губернатор Бобриков — упорный обруситель Финляндии.

30 июля родился долгожданный Наследник. Яв тот день выходил в крейсерство из Либавы в море. В аванпорте нагнал меня катер и подал две телеграммы; Главный Морской Штаб сообщал в первой о несчастном бое 28 июля с приказанием отслужить панихиду по «убиенным воинам и адмиралу Витгефту», во второй телеграмме (срочной) — о рождении Наследника — отслужить благодарственный молебен и произвести салют в 25 выстрелов. В море я исполнил то и другое в хронологическом порядке — вначале панихиду, а затем молебен и салют. С рождением Наследника при дворе оживились, но не надолго. С разных концов России опять получались известия о бунтах и волнениях, а с театра войны — о поражениях.

Не только печать, но и многие сановники из высшей власти посылали в столицу проекты реформ для спасения всколыхнувшейся России. Но в Царском Селе оставалось все по-прежнему. Революционные комитеты и подпольная пресса стали уже настойчиво требовать «активных действий», начались покушения на высших чинов административной власти и на жандармов. Тогда был убит министр внутренних дел Д.С. Сипягин, потом Плеве и, наконец, московский генерал-губернатор Великий Князь Сергей Александрович.

В Кронштадте главным командиром был назначен А.А. Бирилев; он энергично принялся за достройку судов, ежедневно сам их объезжал и выгонял из гавани на рейд те корабли, которые, по его мнению, не нуждались уже в постоянных сношениях с пароходным заводом. Кронштадтский рейд в то лето, вследствие дувших часто восточных ветров сильно обмелел, и потому большие корабли, севшие 30 футов и более, отсылались достраиваться в Ревель. Запоздавший постройкой злополучный «Орел» (попал в плен к японцам после Цусимского боя), выйдя на рейд у самых бочек, завяз в грунте дном. Присланные из порта буксиры тщетно пытались по грунту его волочить. Бирилев сгоряча отдал приказ — объявил выговор всем командирам судов, стоявших на рейде, за то, что не подали помощи «Орлу». Спустя пару дней «Орел» разгрузился, задул западный ветер, вода поднялась, и он благополучно ушел в Ревель.

В августе, зайдя с учебным кораблем в Гельсингфорс, я застал там уже нового генерал-губернатора кн. И.М. Оболенского (мой товарищ по выпуску из Морского Училища, он лейтенантом вышел в отставку и служил по выборам предводителем дворянства в Симбирской, Полтавской и Харьковской губерниях). Это был тип настоящего русского барина: добродушен, спокоен и хлебосол. Финляндцы приняли его дружелюбно, так как знали его характер и независимый образ мыслей. Как человек богатый, он не старался подлаживаться в угоду обрусительной политики столичных властей и никаких репрессий в Финляндии не производил. Любя большое общество, он еще на даче задавал обеды, собирая у себя представителей правящего класса, как русского, так и финляндского.

К концу сентября все готовые суда эскадры Рожественского сосредоточились в Либавском порту.

3 октября 1904 г. адмирал Рожественский вышел из Либавы в море для следования на Дальний Восток. В этот день он Высочайшим приказом был пожалован в генерал-адъютанты. Впереди шел адмирал Энквист с крейсерами («Аврора», «Олег», «Владимир Мономах», «Дмитрий Донской»), затем он сам с 4-мя новыми большими кораблями («Суворов», «Александр III», «Бородино» и «Орел»), за ним адмирал Фелькерзам с броненосцами («Ослябя», «Наварин», «Сисой Великий» и «Нахимов») и наконец капитан 1 ранга Радлов с транспортами, мастерскими и плавучим госпиталем. В Либаве остались с неготовыми судами: «Николай II», «Апраксин», «Ушаков» и «Сенявин» адмирал Небогатов и капитан 1 ранга Добротворский — с миноносцами. Вся эта армада из 20-ти с лишком судов двинулась в море с промежутками в 10 миль между отрядами.

В Датских проливах адмирал Рожественский получил от русской военно-политической агентуры (обычно от плохо осведомленных шпионов) предупреждение, что на дальнейших путях ему следует остерегаться внезапных нападений, высланных ему навстречу японских миноносцев (?). Вот эти-то фальшивые донесения агентов-бездельников были причиною нелепого скандала, разыгравшегося ночью в Немецком море на Доггербанке, когда наши суда открыли огонь по мирным рыбакам, приняв их за японцев. Один пароходик был утоплен, два-три подбиты, причем утонуло несколько английских рыбаков. Англичане (союзники японцев) подняли бурю и потребовали международного суда над Рожественским. Эскадру задержали в Виго (Испания), а в Париже экстренно был собран суд с обвинителем — известным своим враждебным отношением к России адмиралом Веренсдерфом от английского правительства. От русского флота депутатом был послан в Париж адмирал Дубасов. Адмирал Рожественский был признан виновным, и русское правительство уплатило в пользу потерпевших рыбаков несколько миллионов рублей.

Английская пресса, раздув скандал, требовала запрещения русской армаде двигаться далее и настроила против России почти все нации, поэтому в дальнейшем следовании наша эскадра не встречала сочувствия в нейтральных портах. Наоборот, ее отовсюду гнали, запрещая грузиться углем, даже со своих транспортов, когда она становилась на якорь в расстоянии трех миль от берега, т. е. вне территориальных вод. Из Виго, как известно, Рожественский с кораблями и отрядами броненосцев (Фелькерзам), и транспортами (Радлов) пошел кругом Африки, зайдя в Танжер, Дакар, Либревиль, Камерун, Ангра-пекена, на о-в Мадагаскар, в порт Носси-Бэ, а Энквист с крейсерами и вскоре Добротворский с миноносцами пошли Средиземным морем, через Суэцкий канал в Джибути и впоследствии соединились на Мадагаскаре.

Проводы мичмановъ на театръ войны, въ С.-Петербургѣ, на Николаевскомъ вокзалѣ.

У меня сохранились письма сына Евгения с описанием этого тяжелого перехода кругом Африки и пребывания эскадры на Мадагаскаре. Ввиду отказов попутных портов дать приют эскадре для погрузки угля, адмирал был вынужден на редких остановках загружать корабли углем не только в угольные ямы, но и во все помещения: кают-компания и офицерские каюты были завалены углем, поэтому офицеры за весь переход были лишены возможности отдохнуть в каютах и в тропической жаре слонялись, как тени, в угольной пыли по верхней палубе, ища уголок, где бы можно было прикорнуть хоть на час, свободный от вахты. Такова жизнь была на судах эскадры в течение нескольких месяцев перехода кругом Африки до Мадагаскара. Огибая южную Африку, при входе в Индийский океан эскадра выдержала шторм, и перегруженным кораблям на океанской волне было нелегко.

В октябре я закончил кампанию, выпустив на флот около 150 молодых унтер-офицеров (попавших на эскадру Небогатова и Добротворского), и принял в командование опять свой экипаж. В экипаже моем, кроме хозяйственной роты, жили сформированные команды (около 1600 человек) четырех «экзотических» крейсеров, напрасно ожидаемых от Аргентины. Крейсеров мы не получили, и люди в экипажах сидели без дела. В конце декабря ушел из Либавы последний отряд Небогатова. Как известно, он соединился с эскадрою Рожественского уже в Китайском море, у острова Хайнан, в последних числах апреля 1905 г. С его уходом затихла жизнь в балтийских портах и прекратился неугомонный стук молотов в Кронштадте, звучавший в течение целого года.

Все русское общество жило теперь известиями с театра войны, а мы в Кронштадте следили с тревогой за движением нашей эскадры. Писем от сына я ждал с нетерпением; но эти редкие письма приносили нам тяжкие думы и смутные предчувствия приближающейся катастрофы.

В декабре эскадра сосредоточилась на Мадагаскаре. Но приход в Носси-Бэ не дал личному составу эскадры желанного отдыха; декабрьская жара и влажный климат острова давал ощущение паровой бани. Солонина и все продукты сгнили. Туземцы не могли доставить провизии на 15000 человек эскадры. Все были измучены физически и нравственно, к тому же в то время было получено известие, что Артур 20 декабря 1904 г. сдан японцам со всем находящимся в нем флотом. Цель экспедиции— выручить осажденный Артур и соединиться с замкнутым в нем флотом — теперь, казалось, пропала, и Рожественский запросил Царя телеграммой, следует ли ему идти дальше или вернуться в Кронштадт? В Петербурге молчали, и он три месяца простоял на Мадагаскаре, испытывая все невзгоды местного климата и создавшихся условий. Вялость, апатия, бесцельность стоянки и отчаяние в успехе обуяли всех: от адмирала до последнего матроса. Такое состояние духа у одной из воюющих сторон — верный проигрыш кампании.