Читаем без скачивания Александр I - Анри Труайя

На рассвете следующего дня в замок Бонди прибывает депутация парижского муниципалитета во главе с префектом полиции бароном Паскье. Орлов входит к царю, который принимает его, лежа в постели. «Ну, что вы привезли нового?» – спрашивает Александр. «Вот капитуляция Парижа», – отвечает Орлов. Александр берет документ, пробегает его глазами, складывает, прячет под подушку и требует подробного рассказа о происшедшем. Узнав, что Орлов встречался с Талейраном, он с улыбкой произносит: «Теперь это еще анекдот, но может сделаться историей».[51] Затем, обессилев от волнений, закрывает глаза и еще до того, как Орлов переступает порог комнаты, крепко засыпает.

Проснувшись, Александр тщательно занимается своим туалетом, а депутация парижан ждет в соседней комнате. В этот великий день он хочет предстать перед французами во всем своем блеске. Теперь он уверен – игра выиграна. Наполеон, встретив передовые части Мармона и Мортье, которые только что оставили Париж, возвращается в Фонтенбло. Отречение тирана неизбежно.

Наконец барон Паскье и его спутники допущены к царю. Нервно шагая взад и вперед по комнате, Александр обращается к ним по-французски с удивляющей их горячностью. «У меня только один враг во Франции, – говорит он, – и этот враг – человек, который недостойно обманул меня, злоупотребил моим доверием, нарушил наши общие клятвы и начал с моим государством самую несправедливую, самую гнусную войну. Примирение между нами невозможно. Но, я повторяю, во Франции у меня только один враг. Ко всем французам, кроме него, я отношусь благосклонно. Я чту мужество и славу храбрецов, против которых сражаюсь уже два года… Я готов отнестись к ним с той справедливостью и оказать им те почести, которых они заслуживают. Передайте парижанам, что я вступаю в стены их города не как враг и желаю лишь одного – пусть они видят во мне друга». Произнеся эту речь, царь уточняет условия занятия Парижа войсками союзников: город поставляет провиант, выделяет места для солдатских бивуаков. Александр предоставляет охрану порядка национальной гвардии и гарантирует уважение как жителям, так и их собственности. Переполняющие его чувства он изливает в письме к матери: «Если что-то и радует меня, так это поворот, которым по соизволению Божьему все завершилось: я пришел не как враг, а как друг».

Отпустив депутатов, Александр поручает Нессельроде об остальном договориться с Талейраном. Потом он принимает Коленкура, который от имени Наполеона предлагает мир на условиях, выработанных в Шатийоне. Александр высокомерно отвечает, что ни он, ни союзники не собираются вести «с этим человеком» какие-либо переговоры. Не время вести пустые разговоры в тот час, когда он готовится как победитель вступить в столицу. Конюший подводит Александру коня, которого он выбрал для въезда в Париж – это великолепная чистокровная серая лошадь по кличке Эклипс. С горечью Коленкур узнает кобылу, подаренную несколько лет назад царю от имени «человека», голос которого сегодня никто не желает слушать. Царь вскакивает в седло. Лицо его сияет благородством, добротой, счастьем. Погода великолепная. Настает исторический день. В восемь часов утра Александр трогает поводья и держит путь в Париж.

Глава X

Русские в Париже

Гром приближающейся канонады не слишком тревожит парижан. Никто из жителей столицы ни на миг не может вообразить, что осажденный Париж подвергнется участи Москвы. На улицы предместья, где идет бой, стекаются группы зевак, пробравшихся через выставленные повсюду заслоны национальной гвардии. Те, кто посмелее, добираются до позиций стрелков и слушают свист пуль. Нарядные парижане прогуливаются по бульварам, заполняют террасы кафе, час за часом обсуждая ход событий. Известие о капитуляции французы, одолеваемые страхом и любопытством, встречают со вздохом облегчения.

Солдаты русской армии не питают ненависти к врагу. С того дня, как они воюют на чужой земле, они не помышляют о мести за унижение родного края. Большинство офицеров воспитаны французскими гувернерами, и Париж притягивает их, как светоч мира. Они лихорадочно готовятся вступить в этот «современный Вавилон». Ординарцы наглаживают парадные мундиры, начищают пуговицы, наводят глянец на сапоги. Под знаменами царя немало французских эмигрантов: Полиньяк, Рошешуар, Монпеза, Рапатель, Ламбер, Дама, Бутч… Этим не меньше, чем их русским товарищам, не терпится войти в Париж и снова оказаться «дома». «Мы чувствовали, что малейший наш жест войдет в историю, – пишет русский генерал Левенстерн. – Всю нашу последующую жизнь мы будем слыть особыми людьми: на нас будут смотреть с удивлением, слушать с любопытством и восхищением. Нет большего счастья, как повторять до конца своих дней: „Я был с армией в Париже“».

Такие же мысли владеют Александром, когда он солнечным утром 31 марта 1814 года едет верхом по дороге, ведущей в столицу покоренной страны. Торжественное шествие открывает легкая конно-гвардейская дивизия во главе с казачьим полком, за ней идут кирасиры и гусары прусской королевской гвардии, затем – драгуны и гусары русской императорской гвардии. На некотором расстоянии от них едет Александр, по его левую руку – король Пруссии, по правую – князь Шварценберг, представляющий императора Франца. За ними, держа дистанцию, следует блестящая свита из тысячи генералов разных наций; среди них старшие по званию Блюхер и Барклай де Толли, возведенный накануне в звание фельдмаршала. Замыкают шествие австрийский и русский гренадерские корпуса, пехота русской императорской гвардии и три дивизиона русских кирасир.

На Александре мундир кавалергардского полка. Голубая лента ордена Святого Андрея пересекает грудь. Черный пояс стягивает стан. Тяжелые золотые эполеты расширяют плечи. Жесткий, шитый золотом воротник обрамляет лицо, кажущееся бледным под большой зеленой треуголкой, украшенной султаном из белых перьев. Он едет верхом на Эклипсе, когда-то подаренной ему Наполеоном, окидывая взглядом высыпавший на улицы народ. Жители предместий ведут себя сдержанно, боязливо, почти враждебно. Но когда минуют ворота Сен-Дени, атмосфера становится более дружелюбной. По условиям перемирия французская регулярная армия ночью покинула город, в котором осталась только национальная гвардия. Национальные гвардейцы в голубых с красными эполетами мундирах построены шпалерами на пути тех, с кем вчера сражались. Их ряды сдерживают толпы парижан. Все окна заполнены людьми. Самые любопытные забрались на деревья, крыши экипажей, кровли домов. При приближении царя одни снимают шляпы, другие рукоплещут. Александр отвечает на приветствия, подняв руку и ласково улыбаясь. Женщины машут платками. Там и тут в окнах вывешены белые скатерти, символизирующие роялистские симпатии домовладельцев. В армии союзников столько разных национальностей и такая пестрая смесь мундиров, что, во избежание столкновений между защитниками общего дела, приказано всем, от генерала до солдата, носить знак отличия – белые повязки на рукавах. Легитимисты, а их немало среди встречающих, истолковывают белый цвет этих шарфов как проявление благосклонности к Бурбонам. Во время остановок кортежа царь беспрестанно повторяет: «Я пришел не как враг. Я несу вам мир и торговлю». Его слова тонут в рукоплесканиях. Какой-то буржуа, оттеснив национальных гвардейцев, выступает вперед и обращается к царю: «Мы уже давно ждем Ваше Величество!» Александр отвечает: «Храбрость ваших солдат помешала мне прийти раньше». В ответ раздаются возгласы: «Да здравствует Александр! Да здравствуют русские! Да здравствуют союзники!»