Читаем без скачивания Ворон. Сыны грома - Джайлс Кристиан

– Что случилось, Брам? – пробормотал я, поднимая тяжелую голову.

– Не вижу, – ответил он. – Погоди-ка. Дым. С запада, кажется.

– Еще что? – возбужденно спросил я.

– Ничего, парень. Только дым. Но франки как будто не слишком довольны.

Мы подождали. Потом подождали еще. Шум голосов усилился: тревога расправила над тюремным двором свои темные крылья. То и дело перед Брамовым потайным окошком мелькал синий плащ. Наконец викинг повернулся к нам. Его глаза сверкали в пробивавшемся снаружи луче света.

– Мне нужно идти, – сказал он. – Надеюсь, я смогу это продырявить, – он постучал по прогнившей мазаной стене, – прежде чем франки меня заколют. Если Тор мне поможет, они будут срать в штаны и ничего не заметят.

Я хотел предложить Браму подождать подольше, чтобы дать Сигурду (если там, во дворе, был Сигурд) побольше времени. Но другой возможности могло не представиться, и потому я кивнул. Скованный одною цепью с сотней мертвых или полумертвых людей, я чувствовал себя беспомощным. Брам был Брамом: поднявшись, он решил, к добру ли, к худу ли, проломить стену, а не ковырять под ней обломком пилки.

– Скоро ты избавишься от оков, Ворон, – сказал викинг и по-норвежски же прибавил: – Ты, англичанин, тоже.

Пенда кивнул. Затем, со всей силой, на какую были способны его ноги, крепкие, как дубовые стволы, Брам пнул стену башмаком. Глина треснула и начала крошиться, точно сыр. Медведь колошматил по ней снова и снова, и мы боялись, что от такого треска переполошатся все франки на милю вокруг. Наконец, получилась дыра, в которую Брам смог пролезть. В мгновение ока он исчез.

Теперь я чувствовал запах дыма. Это был не очажный дым, а едкий дым от старой мокрой соломы. Точно так же пахло в моей деревне, когда Сигурд ее поджег. Сейчас, как и тогда, страх завязал узлом мои кишки.

– Черт! А вот это нам ни к чему, – пробормотал Пенда.

Подняв голову, я увидел дымовое облако, клубящееся под старой крышей.

– Зачем им понадобилось жечь этот сарай? – проговорил я и, не отдавая себе в этом отчета, в тысячный раз проверил на прочность свои кандалы. – Они же знают: мы здесь.

При мысли о том, что мы можем сгореть заживо, я почувствовал ужасное смятение, нараставшее где-то в животе. Но скоро перед дырой вновь возник Брам с двумя франкскими топорами, один из которых был окровавлен.

– Так ты идешь или нет? – осклабился он, прежде чем пролезть внутрь.

Я положил руки на пол, чтобы Медведь до конца разрубил мои кандалы, которые прежде успел надпилить. Наши оковы были из мягкого железа, а лезвие топора окаймляла хорошая франкская сталь, и все равно оно сломалось, когда Брам разбивал наручники Пенды. Так или иначе, мы оба высвободились.

– Теперь их, – сказал я, указывая на остальных узников, что смотрели на нас жалобно, как хромые собаки.

– Они датчане, – ответил Брам.

– Я дал им слово, – возразил я, забирая у него топор.

У нас не было ни времени, ни орудий, чтобы освобождать каждого, и потому я направился в самую гущу толпы. Когда датчане посторонились, расчистив для меня место, я постарался отыскать середину цепи, что связывала всех узников, и ударил по ней вторым топором. Пенда и Брам помогли мне вытащить ее из кандалов, сковывавших живых и мертвых. Наконец, датчане были свободны: железные браслеты остались на их руках, но те, кто находил в себе силы, могли хотя бы выбраться из этого логова смерти.

– Идите к реке, если сможете, – сказал я им. Они уже поднимались на ослабевшие ноги, глядя на меня так, словно только что вылезли из-под собственных могильных холмов. Несчастные едва ли могли преодолеть частокол, не говоря уж о том, чтобы целый день шагать к реке. – Ваши корабли на пристани. Если удастся, мы вам поможем.

– Ворон! – прорычал Брам.

Я, повернувшись, кивнул и последовал за ним на свет. На первый взгляд двор показался пустынным. Возле входа в тюрьму лежали двое в синих плащах – само собой, это была работа Медведя. Из-за угла вышли еще два молодых стражника. При виде нас их глаза чуть не выскочили от ужаса. Солдаты словно сомневались, нападать им или спасаться бегством, но внезапно на них обрушилась толпа датчан. Оборванные узники так жаждали мщения, что даже копья в руках франков не остановили их. В мгновение ока стражники исчезли в гуще рычащих бешеных волков, готовых грызть и рвать свою добычу.

– Изголодались, ублюдки, – пробормотал Пенда, прежде чем мы устремились к трем небольшим строениям, в одном из которых обнаружили свои мечи, а также несколько копий, щитов и шлемов.

Воздух сделался густым от желтого дыма. Шел он большею частью с запада: западный свес тюремной крыши пылал жадным огнем, и много нашлось бы людей, которые, не будь они озабочены спасением собственных жизней, охотно поглядели бы, как эти стены сгорят дотла. Через главные ворота, которые остались открытыми, мы выбежали на блестящую от грязи дорогу, петлявшую по городским трущобам.

– А жить на берегу реки дерьма иногда не так-то плохо, – сказал Пенда и поглядел на запад.

Черный дым, клубившийся в синем небе, валил от домов, что стояли за западными воротами, однако и в самом городе полыхало пламя. Жители близлежащих улиц глазели на пожар, как и мы. Увидав датчан, которые высыпали из гнилой темницы, многие франки заспешили прочь. К месту, откуда шел дым, бежали десятки солдат, включая, без сомнения, и тюремную стражу, – именно поэтому мы так легко смогли покинуть окруженный частоколом двор.

– Я же говорил тебе: Сигурд все хорошо придумал, – гордо произнес Брам.

Вооруженные франкскими копьями и щитами, мы устремились туда, где горел огонь. Я был голоден, слаб, и от бега у меня закружилась голова. Но Пенда все это время томился в темнице вместе со мною, и если он мог бежать, то мог и я. Когда мы добрались до западной стены, город бурлил: мужчины и женщины ведрами лили воду на свои соломенные крыши, надеясь, что так на них не перекинется пламя, уже погубившее столько домов. Императорские солдаты, перемешавшись с торговцами и ремесленниками, помогали тушить пожар. Их командиры пытались придать всей этой суматошной возне хотя бы какой-то порядок. Ну а наших волков нигде не было видно, и мы не понимали, как они подожгли город.

– Может, Сигурд тут и ни при чем? – проговорил Пенда, когда мы бежали по горящим улицам, надеясь, что солдаты не заметят медведеподобного детину, как нельзя более похожего на язычника, и двух вооруженных монахов в рваных рясах.

В самом деле, никто из синих плащей не попытался нас остановить. За городской стеной ветер раздувал огромные полотнища пламени, которое рокотало, точно океан, жадно поглощая прижавшиеся друг к другу бревенчатые домишки. Горящее дерево трещало, словно от неистовой злобы. Когда мы вырвались из дыма я, ужасно кашляя, обернулся и увидел первых датчан, что, подобно привидениям, выползали из города на луг.