Читаем без скачивания На шипах - Алексей Александрович Нескородов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раздутые щеки судьи дуют в свисток.Матч начался. С самого начала все идет не так. Ноги не слушаются. Волнение и слякоть мешают сохранить мяч. А разбалансированный состав не может провести ни одной комбинации. Появление Кандаурова на поле стало шоком. Плечистый и физически крепкий атлет с легкостью вырвал подброшенную к воздуху футболку. Играя на фланге, он то и дело зарабатывал фолы. Оставаться в меньшинстве было опасно, но к счастью, судья не торопился его удалять. Ограничившись желтой карточкой.
Смущало и появление в воротах Аршака. Для таких матчей куда больше подходил опытный Суббота. Но тот даже и не думал бороться за место в воротах. Вышедший в основе Кривоножко, постоянно тянул игру на себя. Терял мяч, неоправданно фолил и допускал нелепые ошибки. Мне всюду мерещился заговор. Мяч не доходил до Суворова и как бы он не старался за него зацепиться, крепкая защита хозяев разрубала любую атакующую нить. Чичикин и Руфус Занга тоже не выделялись на блеклом фоне. С такой игрой сложно рассчитывать на победу. А вот Текстильщик, подгоняемый воем трибун, стремительно шел в атаку.
Кандауров провалил фланг. Соперники выжгли всю бровку. Прострел в штрафную. Чича накрывает игрока. Судья назначает пенальти. «Был бы Суббота – справился, а Аршак…» – сетовал я, вспоминая недавний спор. Но Аршак не подвел. Вытянувшись стрункой, он вытащил мяч самыми кончиками пальцев. Стадион взвыл от досады. Счет оставался прежним.
На табло горят нули. Циферблат указывает, что до конца тайма остается всего пять минут. Руфус Занга в силовой борьбе отбирает мяч. Снова свисток. Судья подбегает к Руфусу с поднятой вверх рукой. В ней красная карточка. Руфус негодует. «За что?» – Кричит он по-французски. И действительно. Странно. Там не было нарушения, а если и было, то максимум на желтую карточку. Но судья непреклонен. Мы остаемся в меньшинстве. Руфус уходит под трибуны. Болельщики дудят. Паузы заполнены громкой попсовой музыкой. А из випложи светится ехидная ухмылка Марселя.
Аршак уверенно справляется с опасным штрафным. Мы контратакуем, но тщетно. Я ищу передачей Суворова, он принимает мяч и падает. Судья свистит. Пенальти? Нет. Конец первого тайма.
Иван Семенович Макаров посыпает нас матюгами. Старые, добрые, ядреные словечки вылетающие из его уст, служат лучше всякого допинга. Из раздевалки мы вышли заряженными и даже в меньшинстве не собирались вылетать из кубка.
Снова свисток. У нас ровно сорок пять минут. Но с самого начала все идет не так. Снова провал в обороне. Аршак фолит и еще одно пенальти. На этот раз Текстильщик не промахнулся. Мы уступаем в один мяч. Время предательски утекает. До конца встречи остается не более двадцати минут. Текстильщик окопался в обороне и плотной стеной отражает любую атаку. Взявшиеся за руки болельщики поют песни, не веря собственным глазам. Эгоцентричный Кривоножко снова тащит мяч на себе, словно вокруг никого и нет. Забыв про коллективную игру, он получает удар по ногам. Падает. Судья назначает штрафной. Он хватает мяч, собираясь пробить. Но это моя точка. С этой позиции я редко когда промахиваюсь. Я не церемонюсь и выхватываю мяч из его рук. Вновь назревала драка. Он посмотрел мне в глаза и остыл. Отдал мяч, отошел в сторону, готовый подключиться к атаке. Все зависело только от меня.
Вратарь соперника прижался к штанге и, приставив к лицу перчатку, раздает указания. Выстроенная из футболистов живая стена, неуклюже двигается из стороны в сторону. Скрестив руки на важных местах, они с волнением ждут удара. Вратарь оторвался от штанги, облизнул ладони и посмотрел на меня. Суворов петлял у него перед глазами, пытаясь отвлечь от мяча. Судья дал свисток. Я разогнался и ударил.
Мяч, словно радиоуправляемая ракета, полетел по заранее продуманной траектории. Аккуратно обогнул стенку. Вышел на финишную прямую и, крученый как комета, залетел в дальний угол ворот. Эмоции распирают меня изнутри, но внешне я не подаю виду. Праздновать гол в ворота родной команды – моветон. Суворов достал из сетки мяч и быстро понес его к центру. На счету была каждая минута.
Взбешенный Текстильщик, под песни болельщиков, помчался к нашим воротам. Хозяева так поверили в свои силы, что просто не хотели упускать победу. Матч стал бенифисом Аршака, который прыгал из угла в угол, воскрешая самые мертвые мячи. Даже болельщики, истово поддерживающие родную команду, уважительно аплодировали его самоотверженности.
Основное время позади. Впереди еще два тайма по пятнадцать минут. Сил почти не осталось, игроки чуть ли не ползают по холодному полю, но продолжают биться. Текстильщик замер в обороне. Я, Кривоножко и Суворов тщетно пытаемся взломать их оборону. Если не забьем, то судьбу матча будет решать серия пенальти. Рулетка, где аутсайдер может взять верх над фаворитом. А фавориты тут все-таки мы. Даже в меньшинстве у Пегаса на голову выше класс, нежели у их соперника.
Отличный навес от Чичи. В прыжке, задрав мысок к небу, я подцепляю мяч. Мчусь к воротам. Краем глаза вижу, как защитник соперника навострил бутсы, чтобы влететь в больное колено. Чудом обегаю его. Отдаю пас на Суворова. Тот протаскивает мяч до штрафной. Обводит одного, ловким финтом с разворота уходит на ударную позицию, но острые шипы растопыренной бутсы защитника настегают его. Дикий вопль заглушил рев трибун. Все с ужасом смотрят на происходящее. Суворов корчится, обвив руками ноги. Свисток судьи останавливает игру. Желтая карточка и пенальти.
Я поднимаю мяч с готовностью пробить. В штрафной площади суматоха. Судья указывает жестом на белую точку. Игроки соперника рвут голосовые связки, готовые заживо съесть арбитра. Кривоножко и Чича тоже не лезут за словом в карман. Немного боязно за Суворова, но на юнце все заживает как на собаке. Он встает и, чуть прихрамывая, отходит в сторону. Я просто обязан забить этот гол.
Смотрю на тренера. Тот стоит с каменным лицом, подзывая меня рукою.
– Пусть бьет Чичикин. – Говорит он мне у кромки поля.
– Почему?! – Возмутился я. – Я же никогда не промахивался.
– Так надо! Пусть бьет Чичикин.
Вечно энергичный и бесцеремонный Макаров выглядел странно. Куда-то делась былая прыть, матюги, покрытые беленой глаза. Это был не Макаров, а его блеклая тень, туго связанная путами контрактных обязательств. Он виновато отошел в сторону, кивнув на отца Тихона, который стоял за его спиной. Духовник сжился с ролью оракула. Одетый в рясу, он тряс могучей бородой, прикрывая
