Читаем без скачивания Гипотеза Дедала - Лев Александрович Наумов

Лав Наумов

Гипотеза Дедала

© Наумов Л.А., 2018

© Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2018

* * *

Беседа 1

Честно говоря, долгие годы я не мог взять в толк, отчего он запомнился мне так хорошо и отчетливо, ведь, казалось бы, мы не провели вместе и четверти часа. Да что там, и десяти минут не провели! Почему же тогда?.. Скажите, вот у вас задерживаются в памяти образы случайно повстречавшихся пьяниц? В последнее время их развелось так много, что удивляться подобному малоприятному столкновению не приходится. Более того, ведут себя такие субъекты совершенно предсказуемо и однообразно. Однако встреча с этим человеком бережно хранится в моем сознании вплоть до мельчайших подробностей. Возможно, причина состоит в том, что с самого начала и до сих пор я не уверен, пьян он был или нет.

Мы столкнулись в фойе лондонского отеля «Montague on the Gardens» в Блумсбери, где я остановился, будучи в командировке. Мое временное пристанище, расположенное в двух шагах от Британского музея, дарило мне ничуть не меньше радости, чем его сосед, для работы в котором я и приехал. Чего стоит одно только здание георгианской эпохи, которое занимала гостиница! Так что дни напролет я трудился в British Museum, штудируя экспозицию, изучая архивы и делая выписки для своего исследования, а вечерами возвращался в блистательное убежище некогда герцогского поместья. Еще десять лет назад мне не хватило бы смелости даже мечтать о такой жизни, но должность и статус признанного профессора истории искусств сделали ее для меня нормой. Впрочем, до сих пор я не перестаю восхищаться этим, и каждое утро просыпаюсь преисполненным восторга и счастья.

Столкновение с этим человеком в фойе нанесло серьезный урон идиллии моего пребывания в Лондоне. Заметил я его не сразу. Прилично одетый мужчина средних лет вышел из лифта с явным намерением немедленно покинуть отель. Решающим для нашей встречи стало то обстоятельство, что мне выпало оказаться на траектории его движения, которую он совершенно не собирался менять. Незнакомец попал в поле моего зрения слишком поздно, когда уже находился буквально на расстоянии вытянутой руки. Мгновение, и он сбил меня с ног. От падения я спасся исключительно потому, что успел схватиться за стойку лобби-бара. Но этот хамоватый фат не отклонился ни на дюйм. Более того, ему хватило наглости молча выйти из гостиницы на Монтегю-стрит, даже не извинившись.

Недоуменное возмущение переполняло меня. Большинство находившихся возле стойки регистрации людей не обратили внимания на произошедшее или же, по обыкновению чопорных англичан, правдоподобно делали вид, будто ничего не заметили. Сей факт приумножал мое негодование. Лишь несколько человек с сочувственной улыбкой посмотрели на меня и развели руками. По всей видимости, это были приезжие.

Будучи человеком по природе своей тихим, я натужно улыбнулся в ответ, но буквально закипал внутри. Оттого, наверное, отряхиваясь и поправляя воротник, даже не заметил, как оторвал несколько пуговиц на пиджаке и рубашке. Поклявшись самому себе, что при встрече непременно призову грубияна к ответу, прямым ходом я направился в ресторан, дабы растворить возмущение и недоумение в стакане виски, притом что обычно пил шерри.

Подспудно, разумеется, я был уверен, что никогда более своего обидчика не встречу, поскольку в противном случае данное обещание сулило еще одну неприятность, отвлекающую от моих вдохновенных художественных штудий. Но стоило мне только войти в ресторан, как сразу пришлось упереться взглядом в налетевшего на меня хама.

Это может показаться странным – по крайней мере, сам я удивился, – но первой моей эмоцией была самодовольная радость. Вот глупец! Ведь дверь ресторана находилась непосредственно возле лифта, тогда как пьяница вышел на улицу, обогнул здание отеля и воспользовался другим входом. Дуралей! Но, вспомнив о клятве, я загрустил.

Человек стоял у зеркала и что-то бубнил себе под нос. В отличие от инцидента в фойе, здесь он привлек уже достаточно внимания, а потому, прежде чем перейти к сатисфакции, я решил понаблюдать за ним, втайне надеясь, что у негодника возникнет конфликт с кем-то другим. Тогда мои действия не покажутся ужинающей публике столь неожиданно вызывающими.

Прошло несколько минут. Он так и паясничал возле зеркала. Некоторые дамы смеялись над ним уже почти в голос, а господа показывали пальцами. К несчастью, я расположился слишком далеко, и потому до меня доносился скорее шепот трапезничающих, чем негромкие слова этого странного человека. Но возле моего обидчика пустовал столик, потому, набравшись смелости, я пересел поближе.

Теперь, с новой наблюдательной точки, мне было прекрасно слышно все, что он говорил. Более того, наконец удалось хорошо его разглядеть. Сам пьяница не обращал на меня никакого внимания, хотя, признаться, первые донесшиеся до меня слова я принял на свой счет.

– Ты что, наблюдаешь за мной? – сказал чело век, глядя в зеркало.

Видит бог, я чуть было не ответил и удержался лишь потому, что меня завораживали поразительно благородные черты его неглупого лица. Нет, если он и был сейчас пьян, то, определенно, для него это скорее исключение, чем правило.

– А зачем? – продолжал он, не дождавшись ответа.

Я вновь собрался что-то сказать, но внезапно справа зазвучал другой голос:

– К кому вы обращаетесь, сэр? Вы изволите говорить с самим собой?

Интонация была надменной и удивительно неуместной. Рядом стоял констебль, за спиной которого нелепо улыбался администратор отеля.

Человек медленно повернулся к полицейскому, ответствуя невозмутимо и серьезно:

– Но как же можно об этом не спрашивать?

– Каждый англичанин, – начал констебль размеренно и с улыбкой, – имеет право задаваться любыми вопросами. Но только, – он сдвинул брови и стал угрожающе серьезным, – до тех пор, пока на него не начинают жаловаться в полицию!

– Даже ты?

В английском языке только одно личное местоимение второго лица единственного числа, скрадывающее все мыслимые эмоциональные оттенки обращения к другому человеку. Но, черт возьми, я был там!.. Я слышал эти слова!.. Ничто в подобной ситуации не прозвучало бы более уничижительно, чем то сосредоточенное спокойствие, с которым говорил странный человек. Он будто бы продолжал беседу с собой, тогда как глаза его смотрели на констебля. Потому, если когда-нибудь этот разговор будет переведен на другие языки, то, несомненно, следует использовать местоимение, которое подчеркнет то пронзающее безразличие, каким наполнил свои слова пошатывающийся субъект.

– Так, сэр. Я вынужден…

Безучастно смотреть на происходящее более было невыносимо. Кроме того, моя отвага, проявлявшаяся преимущественно в присутствии блюстителей порядка,