Читаем без скачивания Гипотеза Дедала - Лев Александрович Наумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом было что-то непоправимо абсурдное, поскольку речь не шла об обмане и кознях – за редчайшим исключением, вчерашний выпускник никак не мог «подсидеть» старого артиста. Это был естественный ход вещей, с возрастом последние теряли возможность исполнять любимые роли, и их заменял молодняк. Студенты были виноваты только в том, что родились на несколько десятков лет позже… Аналогичная история происходила с режиссерами, художниками и прочими – все они злились, что стареют. А особо им досаждал тот факт, что молодежь смотрела на мир иначе.
В результате творческая братия тоже была не очень дружелюбной. Что этому мог противопоставить студент? Ему оставалось лишь надеяться, что мнение кассиров, администраторов и уборщиков окажется безосновательным, а опасения артистов, режиссеров и художников – полностью обоснованными.
Сейчас же я впервые открывал дверь театра как постановщик будущего спектакля. Внешне это никак не проявлялось, но внутри меня все было иначе. Гордость, радость – это только слова, которые имели лишь условные, поверхностные, номинальные связи с моими чувствами. Если я и гордился, то не столько собой как человеком и режиссером, сколько своей биографией – как текстом, в котором, мне казалось, появляется первая важная строка.
К сожалению, это настроение оказалось весьма хрупким. Счастливый, я вошел к директору, представился секретарше, но, в отличие от М., а также того-то, того-то, того-то и того-то, она обо мне ничего никогда не слышала, а потому сразу попыталась выдворить из приемной. Мы начали спорить, я нагло заявлял, что директор меня не только ждет, но даже будет рад встрече. Теперь мне ясно, что со стороны это походило на речи типичного городского сумасшедшего. Уверен, пару раз в месяц охранники непременно выводят таких из этого кабинета.
По счастью, на шум вышел сам глава театра. Он оказался весьма приятным и миролюбивым человеком. Мы познакомились, но у меня создалось впечатление, будто и он не имеет ни малейшего понятия о том, кто я такой. Десять минут мне потребовалось для того, чтобы удостовериться, что директор вовсе не шутил… В то же время происходящее не было похоже и на подготовленный М. розыгрыш-инициацию… Обескураженный, я спросил:
– Так что, он не звонил вам по поводу меня?
– Кто? М.? А разве он еще жив?
Глава театра выглядел совершенно искренним, и я недоумевал. Я предположил, что мой благодетель связывался не лично с ним, а с кем-то из режиссеров, администраторов или артистов. Нельзя было исключать, что он звонил в литературную часть, в костюмерный цех, гримерам, реквизиторам, билетерам… В голову приходили совершенно бессмысленные гипотезы. Я был готов допустить все что угодно, кроме самого, казалось бы, очевидного – что М. вообще не звонил в театр.
По всей видимости, мой огорошенный вид тоже вызывал доверие, и, как ни удивительно, директор не выставил меня, а позволил остаться и поискать в театре того, с кем М., быть может, действительно говорил.
Изгнан я был примерно через полтора часа. Более никто не проявил ко мне такого такта и внимания, напротив, надо мной посмеялись. Растерянному и обиженному, мне вновь пришлось оказаться всего лишь студентом режиссерского факультета, стоящим у дверей городского театра на улице под дождем.
Домой я шел в растрепанных чувствах. Что было не так? К кому именно мне следовало обратиться? Неужели во время телефонного разговора с М. я прослушал заветную фамилию или упустил еще какие-то настолько значимые детали, что без них вся наша затея идет прахом? Что мой благодетель подумает?! Как мне смотреть ему в глаза?
Всю ночь я ворочался и не мог уснуть. Перезванивать мастеру было немыслимо. Помимо всего прочего, под утро в памяти всплыл почтенный артист, с которым тоже надлежало связаться минувшим днем. Какой позор! Что же делать? В отчаянии, изрядно выпив, я наконец сумел забыться сном.
Проснувшись в середине следующего дня и приведя себя в порядок, я сразу набрал номер артиста. В трубке ответил заплаканный женский голос. Стоило позвать к телефону нужного мне человека, как на том конце провода раздался плач. Вскоре подошла другая женщина и сообщила, что ответить ее брат не сможет, поскольку сейчас проходят его поминки.
Не то чтобы я огорчился. Скорее был крайне удивлен. Что за ерунда? Впрочем, быть может, это невероятное стечение обстоятельств – М. договорился, после чего артист скоропостижно умер в течение суток. Но все-таки ситуация представлялась довольно странной. Далее без разговора с моим благодетелем действовать было невозможно. В этом стыдно признаться, но я даже немного обрадовался – смерть исполнителя главной роли, в отличие от случая в театре, давала мне повод и основание, чтобы ему позвонить.
– Я слышал, такое горе… – сказал М. совершенно индифферентно. – Но вы не волнуйтесь, мы пригласим того-то, того-то или того-то.
Три чрезвычайно известные фамилии вновь вскружили мне голову. Однако как же заговорить о встрече с директором?..
– Прошу прощения, – начал было лепетать я, – но вчера в театре произошло недоразумение…
– Да, несомненно, – М. резко перебил меня, – директор позвонил мне сразу после того, как вы расстались. К сожалению, в его ведомстве левая рука не знает, что делает правая, а уж головой они вообще не пользуются… Не волнуйтесь, я уже договорился в другом театре. Вас там ждут с нетерпением. Отправляйтесь завтра же.
– Тогда на этой неделе занесу вам наброски? – Надежда взрывом вспыхнула во мне.
– Вне всяких сомнений! – На этот раз М. уже был готов к такому вопросу. – Мои двери открыты для вас в любое удобное время.
Я принялся за работу и уже к вечеру имел массу идей, касающихся будущей постановки, в виде записей, набора рисунков и даже небольшого макета, который нести к М. пока не было нужды.
Энтузиазма у меня даже прибавилось, несмотря на то что главный городской театр в новых обстоятельствах был заменен на периферийный. Хотя если на сцену выйдет тот-то, тот-то или тот-то, все и так будет в порядке. Меня даже удивило, что я не огорчился из-за смены площадки. Быть может, это связано с тем, что вчера мне уже пришлось похоронить свою мечту, но вот теперь она вновь восстала из пепла, вновь сияет и манит, такая близкая, такая вожделенная.
В новом выбранном М. театре прежде я бывал лишь пару раз, причем довольно давно, а потому совсем не помнил его устройства. Кроме того, за прошедшие
