Читаем без скачивания Путь с небес - Вячеслав Шалыгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот так. – Воротов подбросил пистолет на ладони. – Вершина инженерной мысли, если говорить о механическом пороховом оружии. После него ничего лучшего так и не придумали. Переключились на лазеры, кинетику, нейтронаты, гамма-пушки, плазмиты, СВЧ-излучатели и прочую дребедень. А между тем для спецопераций – незаменимая вещь. Безотказная, бесшумная, эффективная и весит всего ничего – четыреста граммов в снаряженном состоянии. Плюс сто граммов на оптический прицел. Сорок восемь выстрелов в обойме, минимум пороховых газов, да и те отводятся в специальную камеру, порох беспламенный, плюс глушитель-компенсатор с энергопоглотителем. Ни тебе отдачи, ни вспышки, ни звука, ни нагрева окружающей среды. Только колебание воздуха, словно кто-то легонько так выдохнул.
– Выдохнул, и прямо в лоб, – Горохов усмехнулся. – Дыхание смерти. Красиво. И как зовут сего зверя?
– Так и зовут – «зверь». Коммерческое название, – Игорь протянул пистолет канониру, – а если по паспорту, то «хеклер-кох 391/5,0». Первая цифра – длина в миллиметрах, через дробь – калибр в них же. Есть еще «Х-К 251/5,0», «кобра», полицейский и «141/5,0», «москит», карманный. Кроме размеров и начальной скорости полета пули, характеристики почти те же. Но «зверь» мне больше нравится. Пробуй…
– Не укусит? – Горох взял пистолет и, словно всю жизнь управлялся именно с такими машинками, поставил его на боевой взвод. – Бегущую, в рост!
Кибероператор стрелкового тира тут же выпустил на поле голографическую имитацию человекообразного робота. Он приближался неровными зигзагами. Горохов трижды выстрелил одиночными, затем быстро, большим пальцем перевел рычажок селектора в положение «авто» и дал пару коротких очередей. Никаких звуков, вспышек или других видимых эффектов вроде движения затворной рамы или отдачи действительно не было. Подача выстрелов и запирание ствола в «звере» осуществлялись иначе, где-то внутри герметичного корпуса. Гильзы, как это показывали в фильмах про индустриальные века, тоже ниоткуда не выскакивали. Да их и не существовало. В одноразовой обойме они были ни к чему.
Робот-призрак подбежал к огневому рубежу и вытянулся по стойке «смирно». Воротов изучил зияющие в его виртуальной броне «пробоины» и, отняв у Гороха пистолет, сверился с механическим счетчиком.
– Поздравляю. – Он торжественно вернул оружие лейтенанту. – Владей!
– Что, вот так запросто? – удивился канонир.
– А чего усложнять? Три в башке, четыре в груди и еще две в животе. – Воротов указал на пробоины в голографическом корпусе фантома. – Все на месте. Ни одного промаха. Результат достойный. Да и ждать-то некогда, завтра начинаем. А что касаемо простоты… Не дарю же, только на военное время одалживаю. Если посеешь, вычту стоимость из жалованья! А стоит он – «боевых» за целый год не хватит, придется еще и «пайковыми» доплачивать, не изволь сомневаться…
Он рассмеялся. Горох покачал головой и поставил «зверя» на предохранитель. Мишень тем временем «запаяла» пробоины в объемном лазерографическом теле и вернулась на исходную позицию. Новое личное оружие лейтенанту понравилось, но, как истинный сын своего века, в опасный диверсионный рейд он предпочел бы идти с лучевой винтовкой или кинетическим иглометом. И не на трофейном чинидском крейсере, а на нормальном малом рейдере вроде «Шторма» или десантном боте класса «Туман». Однако что предпочитает адъютант его светлости, никого не интересовало.
Цель оправдывала любые средства. Преображенский задумал достать Конту, и остановить князя не могли никакие препятствия. Ни прямой запрет Гордеева, ни уговоры стратегов из Генштаба, которые в один голос твердили о необходимости сохранить видимость мира с Тиранией, ни очевидная рискованность операции.
В ответ на приказ Великого Князя Сергей положил ему на стол рапорт об отставке. Гордеев отставку, конечно, не принял, но, немного подумав, подписал указ о предоставлении князю отпуска «в свете стабилизации военно-политической ситуации и в связи с семейными обстоятельствами». Со стороны это выглядело немного наигранно – отпуск с военной службы, когда вокруг шла перманентная диверсионная война и о реальной стабилизации не было даже речи, да не какому-то раненому десантнику, а командующему всей Ударной группировкой… Но строчка «по семейным обстоятельствам» вызывала «на стороне» сочувствие (искреннее и не очень) и компенсировала общую корявость «легенды».
А на все аргументы штаб-генералов Преображенский ответил кратко: «Видимость – не мир». Полководцы понимали, что князь в целом прав. Для прямого вторжения у Тирании просто не хватало сил, но питать иллюзии было глупо – как только эти силы поднакопятся, чиниды сразу пойдут в атаку. Диверсионная же война готовила для этого благодатную почву, а значит, уничтожив главных вдохновителей и организаторов предварительного периода, можно было не только сорвать открытое вторжение чинидов, но и, возможно, отодвинуть его на неопределенный срок. А то и вовсе предотвратить. Ергелана землянам было не достать, но в этом и не было нужды. Новый Тиран был стратегом открытого боя и вряд ли руководил подготовительным этапом лично. Диверсии были коньком другого «зарубежного человека». Советник Конта – вот кто в этой партии был ключевой фигурой, черным ферзем. Его и следовало обыграть. И это было действительно рискованно.
При всей кажущейся наивности, чиниды умели воевать и явно, и тайно. Хорошо воевать. Эффективно. Наверное, потому, что больше ничем в своей жизни не занимались. Работали за них покоренные народы ста планет, а технический прогресс двигали, понятно, технократы. Кое в чем они ошибались, где-то хромала стратегия, где-то – оперативное искусство и тактика, но в общем армия Тирании была грозной силой. И вот прямо в центр этой самой силы князь Преображенский решил вонзить свой карающий кортик. Вернее, всадить пулю (урановую, в термитной оболочке и с внутренним допзарядом). Конечно, это было непросто, разумеется, опасно, да только кто бы рискнул возразить самому Сергею Преображенскому? Кроме его адъютанта Горохова – никто. Да и Горох возражал не против идеи в целом, а против непосредственного участия князя в операции. Рисковать собой у командующего всеми вооруженными силами ОВК, да еще и единственного кандидата на великокняжеский трон не было ни необходимости, ни морального права.
Сергей, в последнее время слушавший исключительно самого себя, от возражений Гороха, как ни странно, не отмахнулся. Он выслушал все доводы канонира, затем молча встал и поманил его за собой к широкому окну. За ним виднелся узкий, залитый светом дворик, разделенный кустами живой изгороди на три участка. Ближний укрывали нежно-зеленая газонная трава и цветы, тщательно подобранные по сочетанию красок и форме лепестков. Следующий, тот, что еще недавно служил «пляжем» для наиболее раскованных юных барышень, теперь алел ковром марсианских лилий – цветов красных и лепестками, и листьями, и стеблями. Третья зона дворика была вымощена черным мрамором, и посреди нее возвышался склеп. Прежняя усыпальница княжеской семьи располагалась в северной части парка, там, где к нему примыкало дворянское кладбище с небольшой часовенкой. Сергей изменил традиции не по прихоти. Просто в старом склепе больше не было места, а тревожить вечный сон предков, расширяя их последнее пристанище, ему не хотелось. Новый склеп построили за сутки и, после освящения его служителем Троицкого храма отцом Александром, внесли туда останки княгини…
Горохов молча смотрел на эту картину и ждал комментария, но его не последовало. На первую, разноцветную лужайку вышли две служанки и кормилица с сыном Преображенского на руках. Женщина медленно прогуливалась по траве и что-то нашептывала сладко сопящему малышу…
Комментировать тут было действительно нечего. Канонир взглянул на князя и увидел в его глазах такую тоску, что ему и самому на мгновение расхотелось жить на этом дерьмовом свете. Больше о предстоящем рейде Горох не заикался. Никакими спецоперациями случившегося не исправить и ничего смертью Конты не компенсировать, князь, безусловно, понимал это не хуже адъютанта, но благо державы и личный мотив оказались в одной струе, и сила этой струи была как в пожарном брандспойте – устоять невозможно.
За всеми этими размышлениями Горох не заметил, как покинул территорию полигона и без приглашения влез в «Викинг» Воротова.
– Князь тебя не хватится? – поинтересовался полковник.
– А? – Канонир встрепенулся. – А-а… нет, он сейчас в усыпальнице. Сильно переживает наш Сергей Павлович. Вида не подает, но я же вижу. Мрачнее снежной тучи становится, когда не надо лицо сохранять. Почти все свободное время в склепе проводит. Сидит там, в одну точку глядя, и… я не видел, конечно, но мне кажется, что он даже плакал. Эх-х… Тяжело сейчас князю, что и говорить… Он даже меня видеть не хочет. То есть не то чтобы я на каком-то особом счету у него был. Нет, но… даже чай не просит заварить… В общем, часа на два я свободен. Вы куда поедете, если не секрет?
