Читаем без скачивания Один триллион долларов - Андреас Эшбах

Джон сглотнул.

– Серьезно?

– Вы читали газеты на этой неделе?

– Эм-м, нет.

– Почитайте. Вы обнаружите, что стали героем. Английские массовые газеты широко вещают о нашей природозащитной инициативе. Американские газеты открывают новую кампанию по более пристальному вниманию хозяйства к окружающей среде и называют эту кампанию тенденцией Фонтанелли. И на континенте нет такого главного редактора, который не выписывал бы 20th Century Observer.

Джон осмотрел Маккейна, его рубашка уже в этот утренний час пропотела под мышками.

– И все это – результат единственного ужина и моего короткого выступления?

– На это можно было держать пари. Вы больше не безумный наследник, который не знает, куда девать деньги. Вы рождаете симпатии. Люди начинают понимать, что вы истинный наследник; что вы исполните пророчество. Вы поп-звезда, Джон, – сказал Маккейн. – Смиритесь с этим.

Лицо Джона омрачилось.

– То, что делаю я, может каждый. Я неудачник, который случайно получил сумасшедшее наследство.

Он сам испугался собственных слов.

Маккейн задумчиво оглядел его, потом откатился со своим креслом в сторону и выглянул наружу на крыши Лондона.

– Вы потерпели неудачу в мире, который неправильно поляризован, – сказал он спокойно. – Мы его переполяризуем. Мы позаботимся о том, чтобы успех имели люди, которые его заслуживают, и чтобы правильное поведение вознаграждалось, а все остальное урегулируется само собой.

Другую поп-звезду Джон обнаружил, когда однажды вечером, слишком взвинченный после напряженного дня, сел перед телевизором и, чтобы успокоиться перед сном, принялся переключаться с программы на программу. И на MTV неожиданно наткнулся на лицо Марвина, под гром музыки бормочущего малопонятные строфы песни, тогда как на заднем плане гора обломков автомобилей как по волшебству вырастала все выше и выше. Музыка была все так же чудовищна, но клип впечатлял, особенно рефрен песни, когда подчирикивала Константина, одетая лишь в самое необходимое, да и оно казалось подобранным на мусорной свалке. Ее непристойные телодвижения невольно напомнили Джону об одном известном вечере, о яхте, уже много месяцев бесполезно стоящей на якоре, и ему стало от этих мыслей нехорошо.

Прокуроршей ей, видимо, уже не стать.

В подвале здания прокуратуры Флоренции все еще громоздилась гора коробок с надписью «Письма с угрозами – Фонтанелли». До отъезда Джона Фонтанелли в Великобританию ими занималась особая комиссия, что имело следствием большое количество арестов и обвинений по всему миру, и множество людей угодили в тюрьмы или психиатрические лечебницы.

В июне 1996 года людей привлек к окнам странный шум во внутреннем дворе здания. Посреди двора стоял грузовик фирмы по переработке макулатуры и тарахтел себе, а измельчитель бумаги на заднем конце заглатывал коробки, которые выносили из подвала, спрессовывал их в горючие брикеты и расфасовывал в коричневые бумажные мешки.

– Четкое указание министра юстиции, – сказал генеральный прокурор своему посетителю, когда они наблюдали этот процесс через окно, и воспользовался возможностью тайком выковырнуть ногтем застрявшее в зубах с обеда волоконце мяса. – Который, в свою очередь, подчинился настойчивой просьбе министра финансов, как я слышал.

– В самом деле? – из вежливости удивился посетитель.

Мясное волоконце поддалось. Генеральный прокурор испытал упоительное чувство освобождения.

– И правильно, если вы меня спросите. Синьор Фонтанелли, принимая гражданство, обещал платить налоги в нашей стране, а через три месяца смылся в Англию. Непонятно, почему мы должны на кого-то работать даром.

– Мы не платим налоги? – Джон поднял взгляд от баланса. – Это правда?

Маккейн писал длинную резолюцию на чьем-то письме.

– Это документ для внутреннего пользования и предназначен только для нас, – сказал он, даже не взглянув. – Я бы хотел надеяться, что каждая цифра там истинна настолько, насколько может быть истинна цифра.

– Здесь стоит тринадцать миллионов долларов.

– Тринадцать лишних миллионов, если хотите знать мое мнение. Но, видимо, без них нельзя было обойтись.

– Я обещал итальянскому министру финансов как минимум один год платить налоги в Италии…

– Семь миллиардов, которые в прошлом году мне не удалось спасти, достанутся ему.

– Я это ему обещал, вы понимаете?

Теперь Маккейн все-таки поднял голову.

– Я сейчас запла́чу. Извините, Джон, но мы здесь говорим о двадцати, тридцати миллиардах долларов и более. За эти деньги вы можете купить Молдавию или половину Африки. Я и не подумаю швырять такие деньги в пасть какому-то министру финансов.

– Но не можем же мы… то есть мы зарабатываем деньги и должны платить налоги, разве не так?

– Мы международное предприятие. Мы можем сами выбирать, где платить налоги. А если я могу выбирать, то я буду платить налоговую ставку Каймановых островов, а именно ноль целых, ноль десятых доллара.

Джон смущенно кивнул и снова уставился в документ. Тринадцать миллионов.

– Но как это может быть? – не унимался он. – Мы же не на Каймановых островах. Мы здесь, в Лондоне.

– У нас есть фирмы и на Каймановых островах. Так же, как есть фирмы на острове Сарк, в Белизе, на Гибралтаре, в Панаме, которые именуются налоговым раем. Эти фирмы ничего не делают, там нет служащих, они состоят из одной строчки в торговом регистре и одной маленькой таблички на почтовом ящике. И на этих табличках значатся неброские имена, чтобы никто не видел, что они принадлежат вам. Одна из этих фирм, например, называется International Real Estate, это фирма недвижимости, которой принадлежит ваш замок и высотный дом, и они выставляют нам изрядный счет за аренду. Эта аренда уменьшает нашу прибыль и тем самым нашу налоговую нагрузку – но что может сделать финансовая служба? Она же не может запретить нам жить и работать в арендуемых помещениях. И такую игру можно вести со страховками на транспорт, с инвестициями, гонорарами консультантам и так далее, так что в конце концов вообще не платишь никаких налогов.

– Разве деньги там защищены, на всех этих островах?

– Не будьте так наивны. Деньги двигаются только в компьютерах банков, с одного жесткого диска на другой. Ни один пенни не покидает эту страну, даже в форме байтов.

Джону все это показалось невероятным. Но он уже привык к тому, что оказался в области, где невероятное является нормой.

– Мне все это кажется не совсем чистым.

– А никто этого и не утверждает. Напротив, в моральном смысле это абсолютно предосудительно. Но посмотрите на статистику Международного валютного фонда: свыше двух триллионов долларов управляется в офшорных финансовых зонах. Наша позиция была бы чувствительно ослаблена, если бы мы платили налоги, а другие нет.

Джон провел ладонями по лицу.

– Каждый мелкий ремесленник должен платить налоги. Мой отец должен платить налоги. Каждый. По какому праву я должен уклоняться от этого?

Маккейн снова откинулся в своем кресле, сложил кончики пальцев и оперся на них подбородком, задумчиво разглядывая Джона.

– Вы предприниматель. Вы один из самых крупных работодателей в мире. Вы половину планеты обеспечиваете товарами повседневного спроса. Вы приносите такие результаты, которые не под силу ни одному правительству. Итак, если вы меня спросите – я не понимаю, почему ко всему этому вы должны еще и платить налоги.

– Разбойничий набег продолжается! – протрубил Маккейн, входя в свой кабинет. Несколько недель они провели в поездках по всему миру и снова сделали остановку в Лондоне, и опять все здание будто завертелось в вихре.

Под конец они вели бесчисленные переговоры с фирмами в Восточной Европе, на Ближнем Востоке и в Африке, осматривали фабричные помещения, иногда походившие на музеи или мрачные темницы бесправных рабов, видели покрытые коростой сточные трубы, из которых в реки беспрепятственно стекала вонючая, пенистая жижа, брели по нефтяной грязи и через безнадзорные свалки, всегда в сопровождении управляющего или директора, которые не могли обойтись без финансовой помощи.

– Сирийцы потребовали, чтобы мы отказались от наших инвестиций в Израиль, – рассказывал он Джону во время одного из их скудных обедов, которыми они привыкли довольствоваться чуть ли не прямо за столом переговоров. – А израильское правительство хотело, чтобы мы не инвестировали в Сирию. Я обоим сказал: послушайте, если так, я не буду инвестировать ни туда, ни сюда. И те мигом примолкли.

– Хорошая разминка, – сказал Джон, всякий раз удивляясь могуществу, вложенному в его руки.

– Кстати, мы получим государственную дотацию в триста миллионов долларов на строительство фабрики микрочипов в Болгарии. Кроме того, государство несет первые пять лет девяносто процентов всех возможных убытков. Которые мы, разумеется, и понесем.