Читаем без скачивания Бездна (Миф о Юрии Андропове) - Игорь Минутко

— Доброе утро, господин Рафт,— Голос Валерия Яворского был вежлив, но официален,— Мы внизу. Ждем вас.

— Доброе утро. Я спускаюсь.

Жозеф Рафт, когда надо, умел сосредоточиться и работать, работать. Все — для работы. Но сегодня, хотя он и преодолел себя и дело вроде бы шло хорошо, нет-нет да и возникал перед ним эфирный, легкий, манящий образ Лизы. И опять все происшедшее утром в его номере казалось нереальным, «русским», прибавил он, наваждением.

Скорее бы наступил вечер!…

…Аудиенций была назначена на шесть часов вечера.

Диссидент Роберт Николаевич Ведеев принял американского журналиста в кабинете своей московской квартиры, и Жозеф Рафт был поражен этим кабинетом. Вернее, не самой довольно небольшой комнатой с окном в какой-то запущенный сад со старыми темными деревьями и прудом, задернутым ряской («Вроде бы мы в центре Москвы. Неужели тут сохранилась такая патриархальная старина?»), а библиотекой, книгами, которые вмещало это скромное помещение. Книги на стеллажах вдоль всех стен, на этажерках до потолка, на полках, вмонтированных в нишу возле двери, книги на подоконнике — аккуратными стопками, прямо на полу; книгами был завален большой старинный письменный стол, накрытый толстым стеклом, под которым было множество фотографий. В книгах были закладки, листы машинописного текста, заложенные между страницами. Сразу было видно, что хозяин кабинета постоянно работает со всем этим скопищем интеллектуальной информации и наверняка в любой момент найдет книгу, которая ему понадобится.

И еще одно удивило американского журналиста — аскетизм кабинета: книги, письменный стол, печатная машинка на нем, старый чернильный прибор из серого мрамора, рукописи, телефон. Потрепанный диван, на нем подушка в несвежей наволочке и теплый плед. Голые стены — ни одной картины, гравюры. Единственный портрет над письменным столом — Владимир Ленин: огромный лысый череп, резкий прищур умных азиатских глаз, жестко сжатые губы.

Сам Роберт Николаевич был высок, моложав, хотя уже явно перевалил за шестидесятилетний рубеж, розовощек, водянистые серые глаза под светлыми бровями смотрели внимательно, спокойно, и только в их глубине иногда мелькала настороженность.

— Простите, господин Рафт…— Голос знаменитого московского диссидента был ровен и спокоен.— Вынужден вас предупредить: я ограничен во времени — много работы. В нашем распоряжении час-полтора. Поэтому перейдем сразу к интересующему вас вопросу. Итак — Юрий Владимирович Андропов. Что вас интересует?

— Ваше мнение об этом лидере Советского государства. Вы с ним знакомы?

— Лично — нет.

— И никогда не встречались?

— Никогда. Но свое мнение о Юрии Владимировиче имею. Итак… Главное. Если вы читали мои работы, посвященные будущему нашего государства… Словом, я, а также мои единомышленники и здесь в Советском Союзе, и те, которые волею судеб оказались на Западе, убеждены, что в нашей стране назрели глубокие, я бы сказал, кардинальные реформы, как политические, так и экономические. Не буду конкретизировать суть необходимых реформ — это другая тема. Скажу пока одно: для их проведения необходимо окончательно покончить с рудиментами сталинизма, и в области политики, и в экономике,— Роберт Николаевич взглянул на диктофон, стоящий перед ним, на Ника Воеводина и Валерия Яворского, которые напряженно слушали его с непроницаемыми лицами. Яворский монотонно, как отлаженная машина, переводил монолог диссидента слово в слово.— В Политбюро… преобладают люди, которые не понимают необходимости реформ. Таков, к сожалению, и глава государства — Леонид Ильич Брежнев. И он, и его окружение, за исключением двух-трех человек,— мягко говоря, люди весьма преклонного возраста. Они страшатся любых перемен, руководствуясь обывательским тезисом: «На наш век хватит…»

— То есть,— не удержался Жозеф,— после нас хоть потоп?

— Именно,— спокойно подтвердил московский диссидент.— Именно так, господин Рафт. Но объективные законы жизни неумолимы.— Возникла пауза. На розовощекое лицо Роберта Николаевича набежала тучка.— И они действуют в любых условиях, если только их не останавливают грубой силой. Так вот, молодой человек, в Советской стране во всех структурах государственного и политического управления появились люди, понимающие необходимость скорейшего проведения назревших реформ. Во имя строительства истинного социалистического общества, основы которого были заложены Владимиром Ильичем Лениным. Эти люди сегодня присутствуют на всех этажах власти. И есть человек на самом верху, в Политбюро, который смотрит вперед, а не назад, который понимает необходимость скорейшей реформаторской деятельности. Как вы понимаете, это — Юрий Владимирович Андропов.

— Он один такой реформатор в Политбюро? — спросил американский журналист.

— Нет, не один. Еще, пожалуй, двое — Горбачев и министр обороны Устинов. Но они у Андропова за спиной. Он — лидер, он — первый. И если вы меня спросите, с кем я связываю надежду на выздоровление нашего общества от болезней, накопленных при Сталине, да и — увы! — в последние десятилетия,— я вам отвечу однозначно: с товарищем Андроповым.

— Все-таки я не совсем понимаю…— Жозеф Рафт подыскивал точные слова. «Как же сказать, чтобы не задеть… А! В конце концов, что они мне сделают? Я — американский подданный».— Где вы видите хотя бы намек в деятельности Андропова… Я имею в виду деятельность до перехода в ЦеКа партии…

— То есть во время его работы в КГБ? — уточнил Роберт Николаевич Ведеев.

— Да!

— Для того чтобы понять это, необходимо… Вы только, пожалуйста, не обижайтесь! Необходимо родиться в этой стране, прожить в ней всю жизнь, а сейчас, занимаясь современной историей нашего несчастного государства, скрупулезно, каждодневно изучать протекающие политические и экономические процессы и следить за всем, что говорит и делает каждый верховный лидер. Вас пугает одно название — КГБ. А советских людей пугает еще больше. Уже генетический страх, сидящий в крови. Да, пятнадцать лет Юрий Владимирович возглавлял Комитет. Но какие грандиозные перемены в этом ведомстве произошли при Андропове! Только один пример. Вы, коли занимаетесь нашей страной, наверняка знаете: одно из самых страшных зол нашей сегодняшней политической, государственной системы — коррупция. Коррупция — с самого верха донизу. И он — один! — решился на борьбу с ней, невзирая ни на что, ни на какие рант и звезды. Вы меня понимаете?

— Да, я вас понимаю, господин Ведеев.— Американский журналист испытывал смутное несогласие.— Но хочу у вас спросить вот о чем… За эти пятнадцать лет… И это вы знаете лучше меня… За эти годы, по существу, в России было разгромлено диссидентское движение, можно сказать, его сейчас, по существу, нет. Одна ссылка академика Сахарова в Горький чего стоит! И всей этой масштабной кампанией разгрома диссидентства руководил Председатель КГБ Андропов…

— Постойте, постойте! — перебил Роберт Николаевич, останавливая Жозефа протестующим жестом.— Прежде всего вам, господин Рафт, надо уяснить тот положительный факт, что в наше время КГБ, слава Богу, не действует по собственной инициативе, а подчиняется Политбюро, выполняет его решения и постановления. Конечно, с Лубянки на Старую площадь поступает информация, могут последовать рекомендации по конкретным делам. Но — подчеркиваю — никакой инициативы, никаких самостоятельных действий. А теперь самое главное. Вы правы: диссидентское движение… Нет, не разгромлено, это слишком сильно сказано. Скорее, деморализовано. И действительно, таков результат целенаправленной деятельности КГБ под управлением Андропова. Но! Обратите на это свое пристальное журналистское внимание. «Покончить с диссидентством!» — такое решение почти десять лет назад было принято Политбюро, покончить с этой «пятой колонной», как говорили они. Директива! И ее надо исполнить. А из тогдашних, да и теперешних, членов Политбюро подавляющее большинство — сталинисты,— И опять Ведеев посмотрел на сопровождающих Рафта, на этот раз с откровенной неприязнью,— Правда, все они стараются скрывать свои взгляды. А что, по товарищу Сталину, значит покончить с «пятой колонной»? Только одно — уничтожить. Физически уничтожить: сгноить в лагерях, приговорить к расстрелу, убить…

Валерий Яворский переводил, потупя взор долу. По худым щекам Воеводина ходили желваки.

— А как поступает Юрий Владимирович? Большинство видных диссидентов высылается из Советского Союза в страны Европы и к вам, в Америку. «Выдворяются» — так приятней для слуха нашего высшего руководства. Несколько судебных процессов, сроки минимальны. Многие, правда, лишаются профессиональной работы, действует институт невыезда из города или области, перлюстрация писем, прослушиваются телефоны… Вот и у меня сейчас прослушивается. Словом, превентивные меры. Но согласитесь: все живы, никто не уничтожен как «враг народа». Тот же Андрей Сахаров. Поверьте мне на слово: по отношению к академику предлагались весьма крутые меры. Особенно на них настаивал покойный товарищ Суслов. Юрий Владимирович изменил ситуацию к лучшему. И в этом столкновении мнений на Политбюро он был один. Или почти один… Так я вас спрашиваю, молодой человек, это «разгром» диссидентского движения или что-то другое? Да не будь Андропова во главе КГБ, мог бы я почти двадцать лет оставаться на свободе, работая над книгой «Сталинизм на суде истории»? Имел бы доступ в партийные архивы?