Читаем без скачивания Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

Чтение церковных писем. С шести часов всенощная.

27 декабря 1899/8 января 1900. Понедельник.

С восьми часов Литургия, отслуженная о. Петром Кано при нении обоих хоров. После нее поздравительницы — матери с детьми служащих Церкви. Затем я уехал в Иокохаму, по делам в банки и для поздравления князя Лобанова, которого дома не застал, и Кира Алексеевича Алексеева, чиновника нашего Министерства финансов, агента по своей части здесь.

28 декабря 1899/9 января 1900. Вторник.

Оказывается, что вчера, расхаживая целый час на сквозном ветру в вокзале, простудился. Целый день лежал больной. Вперед урок — не ошибаться, когда нужно поспеть к поезду.

29 декабря 1899/10января 1900. Среда.

Целый день в постели — и весьма жаль: утром был секретарь Общества членов Верхней Палаты спросить, какого я мнения касательно вероисповедного билля (сюкёо–хооан). Из–под одеяла я ответил чрез Давида Фудзисава «согласен с ним (сансей)». Давид сказал потом, что этого только и нужно было ему — ну и ладно! Потом еще пришли сказать, что умер дворник Семинарии — престарелый, семидесятидевятилетний Аризаке. Царство Небесное! Пусть будут похороны на счет Миссии, которой лет пятнадцать служил.

30 декабря 1899/11 января 1900. Четверг.

Пришлось позвать врача, чтобы смог поскорей освободиться от хворобы — сейчас же постукиванье, прижиманье, пульверизатор, снадобье разное, но вследствие всего этого и значительное облегчение к вечеру, и ночь проспал спокойно.

Кир Алексеевич Алексеев, финансовый агент, приезжал проститься, он тоже отправляется домой и на том судне уходит, на котором князь Лобанов с семьей, — послезавтра.

31 декабря 1899/12 января 1900. Пятница.

Давид Фудзисава утром пришел с письмом от катихизатора в Ямада: извещает, что был большой пожар там, и христианских домов сгорело девятнадцать. Выдал тридцать восемь ен послать сейчас же, по две ены на дом, и велел отдать письмо в Церковный Вестник с воззванием; быть может, и христиане несколько пожертвуют.

Иван Акимович Сенума приходил сказать, между прочим, что ученика четвертого класса Конона Ока берут из Семинарии — «он–де должен жениться, и невеста ему приготовлена, и работать по дому». А при прошении о принятии в Семинарию было обычное обещание на бумаге, за печатоприкладством, что отдается вполне на воспитание и служение Церкви. Так–то бессовестно обманывают Церковь, и, точно черви, точат ее крохи! «Воспитывают–де хорошо, и нравственность берегут, и ум развивают, — отчего не воспользоваться? А там ищи с нашего брата, коль придет время надуть! Что поделаешь? Правительству не пожалуешься на протори, — школа частная. Больше нигде и суда нет!» И так как более сильных берут в солдаты, наиболее надежных обращают домой с наглостью (при подобных случаях даже и «спасибо» никогда не скажут), остаются почти все только слабые и бездарные — вот и гадай о будущем преуспеянии Церкви! Впрочем, не по нашей вине все это; мы переменить обстоятельств не можем. Итак, да будет воля Божия!

Голова и горло еще болят, но до того надоело четыре дня благодаря этой глупой болезни сидеть в комнате, что я вопреки предостережению доктора отправился ко всенощной; не участвовал в служении, но к завтрашней Литургии готовился; если горлу не будет хуже, то стану служить. Слишком обидно было бы в два большие церковные праздника и в наш Новый Год не помолиться пред Престолом Божиим.

Серо, буднично, как–то совсем не радостно наступает новый год, да еще завершающий собою девятнадцатое столетие!

Вероятно, принесет обычную сутолоку — вечное корпение над переводом, вечную жажду чего–нибудь доброго по Церкви, вечное томление, что нет ничего такого — все и всегда так вяло; служащие — не усердны (и сам же первый, по всему этому), язычники к проповеди глухи. — Впрочем, то же, что выше: переделать все это так, как мы желали бы, не по нашим силам. Итак, да будет воля Божия!.. Бодро вперед!

1900 год

1/13 января 1900. Суббота.

С помощью Божиею участвовал в соборном совершении Литургии, но иногда голос изменял в возгласах, следствием чего было разнение певчих; так «призри с небес, Боже», вопреки собственному желанию, вдруг сказал таким низким и слабым голосом, что певчие стали в тупик, не зная, как петь «Святый Боже», и провезли что–то такое неудобопонятное и безобразное, что Собор никогда доселе такой какофонии не слышал; произошло это и потому, что регента Обара, за болезнью, не было. Вернувшись после службы в теплую комнату, к поздравителям не выходил, а оные пили чай в бывшей «Синкайкёку».

Часа в два пришел с поздравлением о. Сергий Глебов и рассказал, что был в Иокохаме у еврейки, желающей креститься; по его соображениям, вера у нее совсем в стороне; главное же — хочет уйти от мужа; с Мериновым она, кажется, в очень интимных отношениях; живут вместе, хотя Меринов говорил мне, что живет на своем пароходе; вообще, речи у них во многом другие о. Сергию, чем мне. Я поручил о. Сергию это дело, и он охотно взял его.

Потом пришел с визитом студент Спальвин, с которым об японском языке проговорили часа два.

В шестом часу были: американский епископ McKim, Bishop Elect of Kyoto Partridge и еще один Reverend. Партридж был двенадцать лет миссионером в Китае; по физиономии очень симпатичный. Скоро будет рукоположение его здесь, в Токио; соберутся для сего восемь англоамериканских епископов. McKim приглашал меня посмотреть. Разумеется, очень интересно будет.

Ко всенощной не пошел, так как простуда усилилась — принял усиленные меры к лечению ее.

2/14 января 1900. Воскресенье.

К Обедне не ходил; целый день сидел в теплой комнате и лечил горло. — Просмотрел много накопившихся пакетиков с газетными вырезками; между прочим, в двух вырезках нашел длиннейшее описание гонения на китайцев во Владивостоке — результат будто бы русской жестокости и бессердечия; это — про недавнюю поверку паспортов у китайцев там и высылку беспаспортных и безхозяйных на родину; везде бы это дело — обычное, о котором и говорить нечего, а у русских — гонение и варварство! Прочие вырезки больше про религиозный билль — толки о нем газет и разных религиозных общин. В трех–четырех клочках прочитал, что я «отправляюсь в Иокохаму» — это про ту несчастную поездку, вследствие которой вот шесть дней ныне сижу взаперти и ничего путного не могу делать! А ведь сколько дел собирался обломать в эти дни! Расписки служащих Церкви перевести, все счеты свести, донесение написать… Вот так всегда! Коли засучил наперед рукава, знай, что дело на ту пору увернется в сторону. Ладно, поймаем! Шесть дней не Бог весть какая потеря.