Читаем без скачивания Ушли клоуны, пришли слезы… - Иоганнес Зиммель

— Почему, черт побери?

— Дурацкий вопрос, Харальд, — сказала Александра. Неприязнь к Хольстену заставила ее забыть о страхе перед непогодой. — Потому что методическая концепция бедного Тома была, очевидно, лучше того, что придумали мы. Потому что Так рассчитывал в одиночку — и первым! — получить спасительную вакцину!

— Это противоречит всем правилам коллегиальности, — сказал Хольстен.

Нерв под правым глазом у него снова дрожит, подумала Норма.

— Ах, Харальд, — проговорил молодой израильтянин и слабо улыбнулся.

— Что, что, что такое «ах, Харальд!»?

— Получи ты возможность вырваться вперед с помощью методики Тома, упустил бы ты ее?

— Какая наглость! — возмутился Хольстен. — Я не воспользовался бы ею ни при каких обстоятельствах! Мы — одна команда. Мы работаем вместе. И если добьемся успеха, это будет наш общий успех.

— Глупости! — сказал Каплан. — Каждый из нас мечтает стать первым. Каждый из нас честолюбив. Во всем мире так. Ты согласен со мной, Ян?

По-прежнему гремел гром и сверкали молнии, дождь лил стеной, но постепенно небо светлело. Небесная канцелярия смилостивилась.

Они разговаривают на чересчур повышенных тонах, подумала Норма. Орут друг на друга. Нет, никакая они не команда. Может быть, раньше были. Прежде чем узнали, что один из них — предатель. С той поры с командой покончено. Не раньше, чем с той поры.

— Я считаю, надо дать Таку высказаться до конца, — сказал Барски. — Итак, ты начал работать по методике Тома.

— По его идее, да. И по его записям. Я простерилизовал их в шлюзе, тайком унес с собой, сделал фотокопии и положил на место. После его смерти я поступил таким же образом со всеми его бумагами, которых мне недоставало. И наряду с этим работал по нашей общей программе. Все мои отчеты — у Яна.

— А другая программа? По концепции Тома? — спросил Хольстен. — Ее ты тоже заложил в компьютер?

— Попытаюсь объяснить вам смысл вопроса, — обратился к Норме Барски. — У каждого из нас на рабочем месте стоит компьютер-терминал. И все характеристики, формулы и результаты опытов закладываются в него. Отсюда с помощью автоматического кода они переводятся на главный компьютер, который собирает всю информацию на одну плату. Получить информацию может только тот, кто знает код главного компьютера. У всех остальных подхода к накопленной информации нет. Две другие дискеты мы держим в банковском сейфе — на случай непредвиденной катастрофы!

Норма кивнула.

— Я спросил, где результаты твоей работы и материалы по вакцине? Передал ты их на главный компьютер? — допытывался Хольстен.

— Нет, — ответил японец.

— Значит, они пока на дискете в твоем терминале, Так? — спросил Барски.

— Да.

— Где она?

— Я дам тебе ее. Сейчас же. Я не упоминал о ней до тех пор, пока работал по методике Тома. — И узкие глаза Такахито засияли. — Мне кажется, я нашел!

— Нашел… вакцину? — Каплан вынул трубку изо рта.

— Да, Эли. То есть… я так думаю. Во всяком случае, Сузи, Коко, Аннибелла, Рози и целая компания других, которым я впрыснул вакцину, к вирусу невосприимчивы. Да, это я докажу со стопроцентной гарантией. Я испробовал все известные на сегодняшний день способы прививок — без малейших положительных показателей. А в контрольной группе, где вакцина не впрыскивалась, все симптомы заболевания налицо. И у Микки, и у Джилла, у Марлен, Мутценбахера, Магдалены — у всех до одного.

— Не может этого быть! — проговорил Хольстен, тяжело дыша.

Японец пожал плечами.

— Пойдемте в мою лабораторию! Сами убедитесь.

Каплан встал и поклонился, чем явно озадачил Такахито.

— Эли, ты что? — спросил японец.

— Я преклоняюсь перед тобой, дурачина, — сказал Каплан. — Поздравляю! Браво!

— Марлен, Джилл, Сузи, Коко, Рози — кто это? — спросила Норма.

— Мышки, — ответил Барски. — У нас в лаборатории полным-полно подопытных мышек и морских свинок. Мы однажды здорово выпили на работе и дали всем им имена. И еще окрасили спинки. Ты говоришь, Так, в опытах на животных — успех стопроцентный?

— Стопроцентный, Ян! — Сасаки был настолько взволнован, что начал заикаться. — Аб-со-лют-но стопроцентный. Том своего добился. Это он до всего додумался. А я только работал по его записям. Решение проблемы нашел Том!

Заговорили все разом, перебивая друг друга. А дождь почти утих, и небо посветлело еще больше.

Они нашли вирус, подумала Норма. А теперь, похоже, и вакцину против него. С ними будет покончено. Но, кроме Яна, никто этого не знает. И еще они не знают, что покончено будет не только с ними, но с половиной человечества. Нет, подумала, я опять ошиблась! Один из них все-таки знает. И знает точно. Кто он? Кто предатель?

2

Барски встал и, выключив неоновый свет, сказал:

— У тебя все данные осмотра, Так? Все до единого, по всем пунктам?

— Я ждал до тех пор, пока не соберу все. Вчера я получил последние. И хотел сегодня вам доложить. Я ждал только твоего возвращения, Ян.

— Хорошо, пойдемте все к Таку, — предложил Барски.

Он не подает виду, подумала Норма, он ничем себя не выдал. Говорит и ведет себя как обычно. Предатель читать мысли не умеет. Предателю неизвестно, что знает Ян, что знаю я, Вестен и Сондерсен. Или все-таки?.. О Боже, подумала она, откуда мне известно, что знает и чего не знает предатель. Этого не может знать никто. Все возможно.

— Поздравляю, Так! — Барски пожал японцу руку, улыбнулся, похлопал по плечу. — Ты молодчина! Добился своего!

— Это заслуга Тома, — сказал Сасаки. — Тома!

Том мертв, подумала Норма. Тому хорошо. Вот еще один, кому повезло. В сущности, счастливы только мертвые. Счастливы мертвецы, и проклят мир. Нет, подумала она. Не мир проклят, прокляты живущие.

— Конечно, опыты на животных — это всего лишь опыты на животных, — добавил Барски.

— Безусловно, — согласился Сасаки.

Он испытывал явное облегчение от того, что его сообщение было воспринято столь благосклонно, что его ни в чем не упрекали.

— Я понимаю, опыты на животных — первый этап. Теперь надо идти дальше, кардинально изменив систему опытов. И не только из-за общественного мнения… Следовательно: я поставлю опыт на себе.

Все уставились на него.

— Что вы вытаращились? — удивился Сасаки. — Да, я подошел к этой черте. И намерен идти дальше. Вы не посмеете остановить меня! Ну, пожалуйста! Суньте меня в инфекционное, введите вакцину, а потом впрысните супердозу вируса, о’кей?

Никто ему не ответил.

— О’кей? — В голосе Сасаки звучала мольба.

— Мы не можем этого сделать, Так, — сказал израильтянин.

Хоть и слабая, но надежда пока остается, подумала Норма.

— Почему? Почему не можете, черти полосатые? А, Эли? Сколько опытов на себе уже сделали сотрудники института?! Сколько великих медиков и биологов испытывали вакцины на себе!

— А тебе не дадим! — сказал Каплан. — Я изобью тебя до полусмерти, Так, а не дам.

Есть еще надежда, подумала Норма. Ой ли?

— Это моя жизнь, — сказал Сасаки. — Это мое здоровье. Запретить мне ты не вправе — не то я удеру отсюда, найду укромное местечко, где вы меня не найдете, и сделаю это там.

Он фанатик, подумала Норма. Или мечтает о будущих почестях? О славе? Что творится в душах ученых в такие моменты? Исследователи должны исследовать. Делать все, что положено. Может быть, это честолюбие? Проявление подавленных прежде чувств? Когда в тридцать восьмом году Отто Гану впервые удалось расщепить ядро и он вскоре представил себе возможные последствия своего открытия, он якобы воскликнул: «Бог этого не хотел!» Но разве Ган испрашивал у Бога разрешения на опыты? Разве Бог поведал ему, что Он этого не хотел? Наверняка и в данном случае, когда речь идет о вирусе и вакцине, Он постарался бы уклониться от принятия решения. Сейчас, когда до открытия буквально рукой подать. Я бы тоже уклонилась. Но Ему хорошо, Ему лучше нас всех. Его нет.

— Ян! — умоляюще проговорил Каплан. — Скажи слово! Отговори его, сумасшедшего!

— Его не отговорит никто, — вставил Хольстен.

Почему он это сказал? — подумала Норма.

Тут впервые вмешалась в спор Александра Гордон.

— У меня предложение! Мы проголосуем. И ты подчинишься воле большинства.

— Никому и ничему я не подчинюсь, — сказал Сасаки. — Либо вы поможете мне и я сделаю все в институте, либо я сделаю все тайно. Одно из двух. Разве что ты изобьешь меня не до полусмерти, а до смерти, Эли.

Он не может быть предателем, подумала Норма. Хотя — почему нет? Может быть, именно он. Может быть, он непременно должен удостовериться, во что бы то ни стало должен, должен! Может быть, он фанатик, который из фанатизма рискует собственной жизнью, чтобы потом предать? Вспомни о Бейруте, сказала она себе. Вспомни о международном терроризме. Предательство или желание проявить себя, прославиться? Как часто одно вырастает из другого! В Никарагуа. В Ирландии. В Афганистане. В Пакистане. В Шри Ланке. В Иордании. Во всем проклятом Богом мире. Она перевела взгляд на Барски. Тому пришлось дважды прокашляться, прежде чем он проговорил: