Читаем без скачивания Битва у Варяжских столпов - Михаил Серяков

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы привели основные аргументы каждой из сторон, доказывавших славянское или скандинавское происхождение Руси. Комплексное сопоставление данных по всем шести критериям, значимых для определения природы варягов, приводит нас к однозначному выводу, что ими были западные славяне. Весьма показательно, что славянская принадлежность варягов следует из анализа каждого критерия и ни один из них не указывает на их скандинавское происхождение. Как видим, западнославянской традиции о взимании дани с восточных славян скандинавская традиция не может противопоставить практически ничего. Еще меньше она может что-либо противопоставить мекленбургским данным о происхождении Рюрика. И контраст по этим двум критериям еще более усилится, если мы примем во внимание тот факт, что территория Скандинавии никогда не подвергалась тотальному опустошению и иностранному завоеванию, благодаря чему сохранила свое культурное наследие в гораздо большей степени, чем многие другие европейские народы. Полабские и поморские славяне, наоборот, были частично истреблены в ходе многовековых кровопролитных войн, а частично ассимилированы немцами, в результате чего то, что сохранилось до наших дней, — это лишь крупицы их наследия. Но даже эти чудом сохранившиеся осколки первоначальной западнославянской традиции неизмеримо превосходят в своей убедительности скандинавские данные, которые по интересующим нас вопросам фактически отсутствуют. «Наполовину иностранное», по признанию самого В. Томсена, слово «вэринг» выходит из повседневного употребления у скандинавов вскоре после окончания их службы у византийских императоров и сохраняется только в исландских сагах. У потомков западных славян слово «варяг» сохраняется в живой речи до начала XVIII в. Саги вообще ничего не знают о Рюрике, но зато на севере Германии память о нем в устных преданиях сохраняется до XIX в. Самые разные данные, от нумизматических до лингвистических, говорят о приоритете западных славян в балтийской торговле, к которой скандинавы подключились в более поздний период и не в таких объемах. Тесные генетические связи новгородцев с западными славянами, устанавливаемые различными науками, сегодня практически ни у кого не вызывают сомнений.

Те немногочисленные свидетельства письменных источников, которые норманисты приводят в подтверждение своей гипотезы, вполне поддаются объяснению с антинорманистских позиций. Ряд данных показывает, что как изготовленные в Скандинавии вещи, так и некоторые скандинавы проникали на север Руси, однако для объяснения этих фактов, многократно преувеличенных норманистами, вовсе нет необходимости предполагать скандинавское происхождение варягов IX и большей части X в. Западные славяне достаточно тесно контактировали с викингами как в торговой сфере, так и в военной, заключая с ними временные союзы и образуя в некоторых случаях даже смешанные дружины. Более того, в целом ряде случаев вещи, однотипные тем, которые были найдены на территории Руси и традиционно приписываются норманнам, включая и «молоточки Тора», даже изготовлялись на южном берегу Балтики. Благодаря этому все эти артефакты могли попасть на Русь с западными славянами, они же вполне могли втянуть часть викингов в свое движение на восток, куда впоследствии скандинавы прибывали и самостоятельно. Естественно, не приходится говорить, что каждый член варяжской дружины был обязательно славянин — в ее состав, особенно когда варяги являлись наемниками в других странах, вливались и представители других племен. Однако приведенные факты свидетельствуют о том, что основу варягов на их первоначальном этапе деятельности в Восточной Европе составляли именно славяне, к которым, помимо скандинавов, вполне могли присоединяться группы как автохтонного населения Северной Германии, так и балтов. Однако все эти три дополнительных компонента не играли сколько-нибудь значительной роли и отнюдь не определяли характер варяжской Руси. Славянская принадлежность варягов не предполагает полной изолированности их дружин и позволяет нам непротиворечиво объяснить все имеющиеся факты. Данные самых разнообразных письменных источников, языкознание, ономанистика, археология и антропология независимо друг от друга говорят о весьма незначительном количестве скандинавов на Руси. Всем им резко противоречит картина массового присутствия в нашей стране скандинавов, рисуемая норманистами на основании собственной интерпретации археологических данных. О тенденциозности их трактовки результатов раскопок и подгонке фактов под собственные идеологические установки уже говорилось. Артефакты, которые норманисты приписывают скандинавам и которыми они с таким удовольствием козыряли весь XX в., вполне могли попасть на Русь в результате войны или торговли либо же вообще быть изготовлены не в Скандинавии, а на южном берегу Варяжского моря. Созданная норманистами картина противоречит всей совокупности перечисленных выше наук, поскольку каждая из них пришла к выводу о незначительном присутствии скандинавов на Руси исключительно на своем собственном материале и независимо от данных других отраслей знания. Ни одна из них не говорит о том, что скандинавы составляли большинство правящего сословия в создаваемом государстве и уж тем более о том, что именно они дали имя Руси.

Комплексный анализ письменных, лингвистических, антропологических, генетических, топонимических, мифологических и археологических источников показывает существование Руси на берегах Балтийского моря задолго до Рюрика. В то время как письменные источники позволяют предположить существование русов примерно за тысячу лет до знаменитого призвания варягов, антропологические данные углубляют этот период более чем до двух тысяч лет. Независимые друг от друга факты доказывают существование русов и их земли задолго до VIII в., когда, по уверениям норманистов, в результате заимствования славянами финского названия шведских гребцов возникло имя нашего народа. Мы видим, что практически при каждом столкновении с историческими фактами все конструкции норманистов рассыпаются как карточные домики. Научная несостоятельность этой гипотезы была ясна в XVIII в. М.В. Ломоносову, а в XIX в. была окончательно доказана С.А. Гедеоновым. Поэтому ее последующее возрождение и всплеск в наше время были обусловлено какими угодно причинами — политико-идеологическими, комплексом неполноценности, преклонением перед Западом, русофобией, конформистским стремлением быть в русле популярных взглядов, нежеланием глубоко вникать в суть проблемы и т.д., — но только не научными.

В научном отношении норманизм мертв с 1876 г. Историческая справедливость требует, чтобы надгробным камнем ему, как научному направлению, был варяжский столп, воздвигнутый новгородцем Валитом-Волитом в честь своей победы над норвежцами. С учетом особенной любви норманистов к шведским гребцам-руотси эпитафией на нем может быть шведская руническая надпись на камне, отражающая аналогичный горький опыт контактов шведских викингов не с выдуманными, а с реальными русами: «Он пал в Хольмгарде, кормчий со своими корабельщиками»{663}.

Обратимся теперь к норманизму как идеологии, которая только и может объяснить существование этого явления до сих пор. Проблема происхождения Руси, с самого момента своего возникновения, всегда оставалась полем идеологического боя. В отличие от Столетней войны между Англией и Францией, эта война длится вот уже целых три столетия. В противоположность настоящей войне борьба идеологическая носит бескровный характер, однако это не делает ее менее важной. Начало ее положила борьба великого русского ученого и патриота своей страны М.В. Ломоносова с приглашенными в Россию немецкими учеными. Рабски влача на себе политически и национально обусловленную концепцию Миллера — Шлецера, туземные норманисты пытаются втащить этот давно отживший пережиток прошлого в третье тысячелетие, несмотря на то что это тенденциозное шведско-немецкое наследство противоречит имеющимся фактам, здравому смыслу и вредоносно для русского самосознания. Отдают в этом себе норманисты отчет или нет — вопрос отдельный, который следует решать индивидуально в отношении каждого представителя этого направления. В целом же, пока существует норманизм, всегда актуальными будут оставаться слова М.В. Ломоносова, сказанные в адрес современного ему норманиста Шлецера: «…каких только гнусных пакостей не наколобродит в российских древностях допущенная в них скотина».

Современным норманистам буквально с миру по нитке приходится надергивать хотя бы отдаленно похожие аналогии, чтобы прикрыть фактологическую наготу своей излюбленной идеи. Руотси выводятся ими из Швеции, Рорик — из Фрисландии, знак Рюриковичей — из Хазарии. Затем все это лихо смешивается на восточнославянской почве и полученный винегрет выдается за действительные истоки древнерусской традиции. Поскольку в Скандинавии, Фризии или в Хазарии образ Дажьбога найти не удается, норманист В.Я. Петрухин объявил упоминание «Дажьбожа внука» в «Слове о полку Игореве» «эвгемерической конструкцией». При этом норманистам приходится прилагать титанические усилия, чтобы примирить все эти свои собственные конструкции с недвусмысленными свидетельствами древних источников о том, что русы говорили на славянском языке, клялись славянскими богами, а сами скандинавы оставили крайне незначительный след в языке, культуре, антропологическом облике и генофонде русского народа. Нечего и говорить, что нити у норманистов оказываются гнилыми и рвутся при каждом соприкосновении с историческими фактами.