Читаем без скачивания Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая - Марк Еленин

6) Плевицкая имела влияние на мужа, находилась в курсе всех его дел и не могла не знать о готовящемся похищении Миллера.

На основании этого постановлением предать Николая Скоблина суду присяжных по обвинению: а) в том, что он задержал, лишил свободы и держал в заключении Миллера больше месяца; б) в том, что учинил насилие с заранее обдуманными намерениями. Плевицкой предъявлено обвинение в соучастии свершения данного преступления...»

О решении Плевицкой было сообщено председателем суда. Три дня ей предоставили на подачу кассационной жалобы. Кассацию Плевицкая не подала. Ей официально объявили: дело будет рассматриваться Сенским судом в ноябре или декабре сего года — через четырнадцать месяцев после исчезновения генералов. 12 присяжных. Досье в 2500 страниц. Вызываются 64 свидетеля. Прокурор Помонти взялся доказать вину подследственной, хотя прямых доказательств у него — как все знали — не было. К тому же по закону жена не отвечает за поступки мужа, даже если она заранее знала о его намерениях. Газеты сходились в оценке будущего процесса: судьба русской певицы целиком зависит от часов, висевших в кондитерской. Если она сумеет доказать, что завтракала там с мужем именно в 12.30 (то есть во время начала свидания генералов), затем направились в модное ателье, а Скоблин ждал ее на улице, что около трех часов пополудни они провожали дочь Корнилова (хотя и приехали на вокзал порознь, так как у Николая Владимировича внезапно что-то случилось с мотором автомобиля), — процесс будет ею выигран...

В преддверия открывающегося процесса, который обещал быть несомненно скандальным и захватывающим, общественное мнение французских деловых кругов и широких масс русской эмиграции вновь обратило свои взоры к событиям конца прошлого года. Забурлили страсти. Левые и правые — «стенка на стенку» — пошли друг на друга. После опубликования постановления на какой-то миг наступила напряженная пауза. Все словно прислушиваясь друг к другу, ожидая непредвиденных, серьезных разоблачений, чтобы накинуться сообща на предателя общих интересов, хотя никто не мог еще сказать, в чем они и как каждый относится к заключенной, томящейся в камере столь долгий срок.

Отношение к Плевицкой было, можно считать, выжидательным. Особо активных сторонников в среде русских она не имела. Посему и запоздалое постановление о предании ее суду тоже не вызвало ни удовлетворения, ни особого сострадания людей.

3

Огромная толпа собиралась ранним утром у Дворца Правосудия.

Зал суда оказался переполненным. Все проходы заняты любопытствующими, любителями острых ощущений. божество журналистов, фото- и кинооператоров. В первых рядах — наиболее известные представители русской колонии. Среди них жена Миллера, ее брат и дочь, бывшие белые генералы.

Приводят Плевицкую, одетую во все черное. Она похудела, постарела, но держится хорошо и охотно позирует. Журналисты потребовали разрешение сделать ряд специальных фотографий, и такое разрешение им было предоставлено. Плевицкую защищает Филоненко и Стрельников.

Производится перекличка свидетелей. Не явились Туркул, Борис Суворин и некоторые другие русские, высланные недавно из Франции. Зато по специальному разрешению вызваны в суд генералы Деникин, Шатилов, Кусонский.

Внезапно — общее оживление в зале: вызывается... Троцкий. Все вскакивают. В задних рядах недовольные голоса требуют тишины и соблюдения порядка. Слева поднимается коренастый, широкоплечий господин. Отвечает несколько скованно: «Да, именно он — Троцкий Сергей Владимирович, шофер. Русский...» Всякий интерес зала к нему пропадает.

Оглашается обвинительный акт.

Председательствующий вызывает ответчицу, которая расссказывает суду свою биографию, подробно отвечает на вопросы о первом и втором браке, вызывающие некоторое недоумение в зале. Далее председательствующий дает подробную характеристику Российскому Воинскому союзу, который на протяжении десяти последних лет занимается шпионажем и террористическими актами в Советской России. Раздаются многочисленные голоса протеста сидящих на скамейке руководящих ровсовцев, но председательствующий никак на них не реагирует, объявляя, что главное, чем придется заниматься ему — не установлением характера деятельности военной организации русских эмигрантов, а определением степени участия мадам Плевицкой в похищении генерала Миллера, ибо убийство его еще не доказано.

Подследственной задаются вопросы: Выступала ли она в Америке в пользу советских детей? Правда ли, что в Курске красные называли ее «советской матушкой»?

Плевицкая: Клевета! Такого концерта в Америке я не давала. В Курске меня не могли так звать: мне было тогда всего 35 лет.

Рассказывает, как она и Скоблин провели роковой день, доказывая уже известное следствию алиби мужа.

Председательствующий: На какие средства вы жили? Почему именно вам помогал некто Этингтон?

Плевицкая: Этингтон — очень добрый человек. Он меценат. Помогал мне бескорыстно. Верил в мой талант.

Крик из зала: Этингтон и его брат — советские агенты.

Плевицкая: Это грязная клевета. Бездоказательная к тому же...

Начинается допрос свидетелей, не давший ничего нового.

Два полицейских комиссара, в поддержку председательствующего, выступают с докладами о деятельности РОВСа.

На этом первое заседание, не принесшее никаких сенсаций, разочаровавшее прессу и посетителей, заканчивается...

4

Количество присутствующих в зале суда увеличилось чуть не вдвое. Много русских дам и генералов. Особо много адвокатов и журналистов. Поминутно вспыхивает магний, щелкают фотокамеры. Толпа ожидает, когда доставят подследственную. Наконец, толпа приходит в движение — точно волна прокатывается от стены до стены. Полицейские быстро и незаметно проводят Плевицкую. Она еще более похудела и осунулась. Лицо желтовато-серое, глаза потухшие. На ней прежнее черное крепдешиновое платье с черной широкой лентой, охватывающей ее лоб; она в длинных черных перчатках и шнурованных высоких ботинках. Суетливость толпы, общее любопытство и поминутные вспышки магния раздражают Надежду Васильевну. Она болезненно морщится, отворачивает лицо, закрывается черным шелковым шарфом. В трех шагах на ее пути — жена генерала Миллера Наталья Николаевна, рядом — брат ее мужа и сын Николай Евгеньевич — худощавый молодой человек в очках. За ними еще группа свидетелей: генерал Деникин, вызванный в Париж специальным разрешением французских властей, Шатилов и Кусонский.

Наталья Миллер кажется очень обиженной и заплаканной, с трудом старающейся сохранить спокойствие и собственное достоинство. Она тоже в черном платье, бархатной шляпке. И минимум украшений — лишь золотые сережки, часики на груди, золотая лорнетка. Глаза опущены, губы строго поджаты. Она будто демонстративно не чувствует приближения своей бывшей подруги. И вдруг, не сдержавшись, протягивает к ней руки:

— Надежда Васильевна, вы должны помочь мне найти мужа.

— Боже мой. Я не знаю... Верьте. Я в этом не виновна.

— Заклинаю, скажите правду! Бога ради!

— Господи! Я не виновна ни в чем, повторяю вам...

Секретарь суда монотонным голосом читает обвинительный акт. Маются в сонливой неподвижности двенадцать присяжных — торговцы, чиновники, мелкие рантье. Плевицкая безотрывно смотрит в окно. Иногда — косым, коротким взглядом — на витрину с вещественными доказательствами. Их мало.

Председатель начинает допрос. Переводчик, торопясь, старается объяснить подсудимой общий смысл вопросов и ответов четырех полицейских, вызванных сегодня в качестве свидетелей.

Затем слово получает следователь Рош. Он докладывает: «Комиссар из Гавра с уверенностью свидетельствует, что видел автомобиль советского полпредства, прибывший в порт, после чего на пароход «Мария Ульянова» началась погрузка больших ящиков. Это показалось ему подозрительным и он немедля протелеграфировал в Париж, в отдел политической полиции, откуда ему сообщили, что в его рапорте нет необходимости и он может повредить отношениям между Францией и СССР»... Его коллега, правда, опровергает подобное мнение: он не допускает мысли о том, что тело Миллера могло быть увезено на «Марии Ульяновой»: судно ушло раньше появления подозрительного автомобиля, времени для доставки и погрузки ящиков у злоумышленников просто не было. Третий свидетель, по его словам, хорошо знающий русских из среды бывших военных, дает весьма нелестные отзывы о ближайшем окружении Миллера, а особо — о Скоблине и Туркуле. Отвечая на вопрос комиссара о повторном обыске в советском доме, свидетель выражает решительно: у полиции-де не имелось оснований к новому обыску.

Председательствующий неожиданно патетически обращается к Плевицкой: «скажите, где находится генерал Миллер? Ведь только это может спасти вас».