Читаем без скачивания Негероический герой - Анатолий Равикович

Он помолчал, молчали и мы – все было понятно.

– А Алиса? – спросил Дьячков.

– Алиса категорически отказалась, – сильно раздражаясь, ответил Владимиров. – Я не мог ее уговорить. Я предлагаю это вам. Потому что вы действительно ведущие артисты, вы – лицо театра, вы имеете уже звания, и никто не сможет сказать, что вы вступили в партию из корыстных соображений.

– Хорошо, Игорь Петрович, я согласен, – произнес Дьячков.

Владимиров посмотрел на меня.

– Игорь Петрович, я не знаю. А что мне делать с моими анекдотами про Брежнева, с моими пародиями на всех них? Ведь все знают мое отношение к марксизму-ленинизму. И как на меня будут смотреть, если я возьму и вступлю в партию?

– Толя, ну что вы все драматизируете? Это же пустая формальность, это игра, в которую играют все. То т же Демичев. Днем он сидит под портретом Брежнева, а вечером дома рассказывает про него анекдоты. Никто уже ни во что не верит, все только делают вид.

– А если они потребуют подписать какое-нибудь письмо, вроде пастернаковского?

– Толя, – вскочил Владимиров, – почему я должен вас уговаривать? Театр получил редчайшую, уникальнейшую возможность выбиться в выездные, побывать, как БДТ, в десятках стран, и вы лишаете его этой возможности из-за каких-то ребяческих соплей. Я думал, что у вас лучше с чувством юмора.

«Действительно, – носилось у меня в голове, – он, наверное, прав. Я ведь никого не предаю, ничего за это не получаю. Да, мне очень не хочется, но ведь выхода нет, – успокаивал я себя. – Надо соглашаться».

Но, положа руку на сердце, признаюсь: не долг перед театром заставил меня вступить в партию. Меня купили слова Владимирова: «Вы – лицо театра. От вас, Толя, (представляете?) зависит, будет театр ездить по европам, или нет».

«Вещуньина с похвал вскружилась голова». Правда, в тот момент я этого про себя еще не понимал. Так, только краем глаза чувствовал.

В мае театр в срочном порядке вылетел в Ташкент на дни Ленинградской культуры в Узбекистане. Среди других был и спектакль «Ковалева из провинции». И, как назло, буквально перед самым отъездом заболел Петренко. У него была небольшая, но важная роль. Назначили Семенова, и всунули ему роль буквально в самолете. Толя всегда трудно вводился, а тут он еще и спектакля не видел. И, как он ни отпирался, а пришлось ему всю дорогу зубрить роль.

Сюжет пьесы Дворецкого был прост. Мужик выиграл в лотерею «Волгу». Пришел в автомагазин, а там ему предлагают за этот билет две цены «Волги». И вот теперь его судят. Потому что идет борьба со спекуляцией, и прокурору хочется выслужиться перед начальством. А хорошая судья Фрейндлих идет наперекор и выносит оправдательный приговор. Семенов как раз и играл этого мужика с лотерейным билетом. Собственно, роль состояла из одной сцены в суде, где он рассказывал прокурору, судье и адвокатам, как было дело.

Волновался он страшно. Пот с него катился градом. А тут еще в зале сидит все узбекское руководство и весь ташкентский бомонд. Дошли до этой сцены, сцены суда. В центре, в судейском кресле, – Ковалева, рядом – заседатели, справа – прокурор, слева – Семенов и его защитник, то есть я. Еще присутствует абхазец, которому был продан билет, и несколько зевак.

– Ну-с, – говорит Фрейндлих, – расскажите, как было дело.

Семенов встает и тяжело, медленно, вспоминая текст, начинает монолог. О том, как купил билет, как обрадовался, как пришел за «Волгой», и с грехом пополам подходит к концу своего рассказа. Последнюю свою фразу: «И тогда ко мне подвели его», – произносит уже радостно и с большим облегчением. Пронесло. Все мы тоже вздохнули с облегчением. Но, оказалось, что рано.

– Кого подвели? – вдруг совершенно неожиданно спрашивает Фрейндлих.

А дело в том, что со словами «подвели его» Семенов должен был рукой показать на абхазца, а он этого не сделал. А принципиальная Алиса не могла этого допустить. Раз поставлено так, значит, так и надо делать. Семенов долго и выразительно смотрел на Алису. Многое можно было прочесть в этом взгляде: упрек, тоску, немой вопрос. Мол, откуда мне знать, кого подвели? Я же не видел этого вашего долбаного спектакля. Но Алиса не унималась.

– Так кого же все-таки к вам подвели? – добивала она Семенова.

Тот молчал.

Дальше началась французская игра. Все незаметно стали подсказывать Семенову, что подвели артиста Девяткина, игравшего кавказца. Все показывали, кто головой, кто бровями, кто косил глазом – ну, он же, он, Девяткин. Семенов никаких наших знаков не понимал. Он обреченно стоял, как загнанный собаками медведь, и молчал. Потом он тоскливо обвел всех взглядом и, остановив его на мне, ибо я сидел всех ближе к нему, сказал: «Вот его и подвели». – И показал на меня пальцем. А я играл его адвоката. Я встал и, с трудом выдавив из себя что-то вроде: «Меня вызывают в обком» – убежал за кулисы, где со мной случилась истерика. Тут же все персонажи повернулись спиной к залу, не в силах подавить неудержимый хохот. И только Алиса, невозмутимая и серьезная, показывала ташкентской публике, как играют ленинградские мастера культуры.

– Совсем никого не помните? – осуждающе повторила она. – Вот кого к вам подвели. – И показала рукой на Девяткина. – Узнаете?

Семенов мотнул головой, и спектакль благополучно покатился дальше.

Подготовка к поездке в Париж шла полным ходом, хотя я до самого конца боялся, что она не состоится. Уж очень все было похоже на сказку. Но, нет, дело двигалось. Мы прошли собеседование в райкоме партии, где нам задавали всякие каверзные вопросы о политике и давали советы, как надо отвечать за границей, если нас спросят, почему у нас только одна партия и нет свободы слова. У тети Гути, нашего реквизитора, спросили, кто является секретарем Испанской компартии. И вместо Долорес Ибаррури она брякнула: «Лолита Торрес». Перед самым отъездом нас познакомили с нашим сопровождающим, как его представили, куратором из Министерства культуры, хотя все прекрасно знали (да он и не очень скрывал), что он из КГБ. Звали его Николай Васильевич – симпатичный с добродушной улыбкой здоровяк ростом под 190 сантиметров, в звании полковника. Он ознакомил нас с правилами поведения советского человека за границей: ходить только тройками, с нашими эмигрантами в общение не вступать, не напиваться в стельку, не позорить образ советского человека. Я спросил его:

– Николай Васильевич, артистка Ольга Волкова просила меня передать своим знакомым в Париже коробку конфет. Она говорит, что ее знакомый то ли внук, то ли правнук Карла Маркса. Так я могу это сделать?

– Можете, мы эту семью знаем, – благодушно сказал Николай Васильевич. – Но я обращаюсь ко всем, кого тоже попросят что-нибудь передать, обязательно меня проинформировать. И вот еще что я хотел вам сказать. – Его лицо стало серьезным. – В конце июня, буквально сразу после вас, в Париж приезжает с государственным визитом товарищ Брежнев. Готовятся провокации. Будьте осторожны, будьте бдительны.