Читаем без скачивания Секс с чужаками - Эллен Датлоу

Все изменялось. Все было живым в этом раю взаимности. Человек, который был настоящим, породил этот сад, а сад породил его.

Женщина подошла к нему и села рядом. Она стала меньше и чуть одрябла, у нее намечался второй подбородок.

— Теперь я настоящая, — сказала она. Они смотрели, как пляшут деревья, до самого захода четырех солнц. Проглянувшие звезды хором запели.

Один мой друг чуть не напечатал рассказ в «Космополитэн». Рассказ был посвящен обычным для этого журнала темам: сексу и преуспеянию. Однако развивал эти темы он совершенно не в «Космополитэнском» духе. Нельзя же иметь все сразу, как замечал мой друг. Рассказ прошел все стадии отбора до самой последней, прежде чем у редакторов появилось какое-то странное, неуютное чувство на его счет.

Несколько лет спустя я попытался проделать ту же самую штуку с одним глянцевым журналом «только для мужчин». Рассказ был о межпланетном борделе, в котором шлюхами служили роботы, изготовленные не людьми. Рассказ, несомненно, был порнографическим в самом прямом смысле слова («произведение о шлюхах»), вот только из него следовало, что существование такого места в любой форме было бы трагедией. Рассказ едва не прошел.

Теперь я стал более благосклонен к сексу. В некотором роде этот рассказ — возвращение к тому борделю, только теперь сексуальность распространяется на всю вселенную и в некотором роде преобразует искусственные отношения в стойкие, человеческие. Вероятно, это самый оптимистичный написанный мной рассказ — и, я надеюсь, самый сексуальный.

Ли Кеннеди

ЕЕ МОХНАТОЕ ЛИЧИКО

Ли Кеннеди родилась в Денвере, пять лет прожила в Остине, а ныне живет в Англии, в одной из деревень графства Уилтшир. Она начала печататься в 1976 году. Ее первый роман «Дневник Николаса — американца» и сборник рассказов «Лица» увидели свет, соответственно, в 1986 и 1987 годах. Второй ее роман «Святая Хиросима» (издательство «Харкурт, Брэйс энд Джованович») опубликован совсем недавно.

Рассказ «Ее мохнатое личико» я в свое время упустила. В 1982 году меня только что назначили редактором по художественной прозе в журнале «ОМНИ» и я еще несколько робела публиковать рассказы, способные вызвать у читателей негодование, а потому решила не приобретать и этот рассказ. Впоследствии он попал в списки произведений, претендующих на премию «Небьюла» и я всегда сожалела о своем решении. А «Ее мохнатое личико» способно породить кое у кого негодование, уж это точно..

Увидев, как Анни и Вернон спариваются, Дуглас почувствовал неловкость. Вообще-то он наблюдал спаривание орангутанов часами, но в этот раз все обстояло по-другому. Он никогда не видел, как это делает именно Анни. Какое-то мгновение Дуглас стоял, потрясенный, в тени пеканового дерева, с запотевшим стаканом ледяного чая в руке, потом отступил за угол кирпичного здания. Он был сконфужен. Звон цикад казался громче обычного, солнце жарче, а в обезьяньих вскриках наслаждения чудилось нечто странное. Дуглас вернулся к переднему крыльцу и сел. Перед его мысленным взором еще стояли два огромных холма красно-оранжевого меха, движущиеся в едином ритме, как одно существо.

Когда два оранга появились из-за угла, Дугласу показалось, будто он различает на морде Вернона самодовольство. Почему бы и нет, подумал он. Пожалуй, я бы и сам был доволен на его месте. Анни повалилась на траву и закинула ногу за ногу, высоко выпятив брюхо; она смотрела вверх, в тяжело нависшее белое небо. Вернон вприпрыжку направился к Дугласу. Он был молодым, шоколадно — рыжей масти. Морда у него была еще узкая, без обрюзглости, свойственной орангутанам постарше.

— Будь вежлив, — предупредил его Дуглас.

«Пить чай, просьба? — быстро просигналил Вернон; пучки шерсти на его локтях трепыхались. — Совсем пересох.»

Дуглас протянул Вернону один из стаканов с чаем, хотя принес его для Анни. Красивый девятилетний зверь осушил стакан одном глотком и просигналил: «Спасибо». Он коснулся длинными пальцами ступеньки и вновь отнял лапу. «Можно печь яйца», — просигналил Вернон и, вместо того, чтобы сесть, запрыгал, перехватывая их то одной, то другой лапой, по веревкам, натянутым между крышей школьного здания и деревьями. То была скудная и излишне сухая замена дождевым лесам — родине орангутанов. Для Анни он слишком молод и груб, подумал Дуглас.

— Анни, — позвал Дуглас. — Твой чай.

Анни перекатилась на бок и лежала, рассматривая его, опершись о локоть. Она была красива. Пятнадцати лет от роду, с блестящим медно-красным мехом и маленькими желтыми глазками на мясистой морде, выразительными и умными. Она начала подниматься навстречу Дугласу, но потом повернулась к дороге. По большаку катил джип, привозивший почту.

Так быстро, что нельзя было разобрать отдельных движений, Анни бросилась на четвереньках по подъездной дороге длиной в полмили, ведущей к почтовому ящику. Вернон спрыгнул со своего дерева и побежал следом, издав на ходу тихий стон. Нехотя покидая тень, Дуглас отставил в сторону стакан с чаем и последовал за обезьянами. Когда он к ним приблизился, Анни уже сидела, зажав в пальцах ног разобранную почту и держа в руках раскрытое письмо. Она подняла взгляд с таким выражением на морде, которого Дуглас никогда не видел — это мог бы быть страх, но только это было что-то другое. Анни протянула письмо Вернону, уже требовательно ее

теребившему.

«Дуглас, — просигналила Анни, — они хотят напечатать мой рассказ».

Тереза лежала в ванне, ее колени торчали высоко вверх, вокруг лица плавали волосы. Дуглас присел на край ванны; разговаривая с Терезой, он сознавал, что говорит на двойном языке — ртом и руками одновременно.

— Как только я позвонил мисс Янг, редактору журнала, и рассказал ей, кто такая Анни, она пришла в настоящее возбуждение. Она спросила, почему я не прислал пояснительное письмо вместе с рассказом, и я объяснил, что Анни не хотела, чтобы кто-нибудь это знал заранее.

— Анни действительно сама так решила? — в голосе Терезы звучал скептицизм, как и всегда, когда Дуглас говорил об Анни.

— Мы это обсудили и она решила именно так, — Дуглас почувствовал в Терезе сопротивление. Ну почему она никогда не может понять, ломал он себе голову, разве что она специально хочет его спровоцировать. Она ведет себя так, будто уверена: обезьяна — это всего лишь обезьяна, что бы там она или он ни умела делать.

— По крайней мере, — сказал Дуглас, — она собиралась провернуть всю рекламную кампанию, до донышка — телевизионные представления, вечеринки с автографами. Ну, сама понимаешь. Но доктор Моррис считает, что лучше не поднимать шума.