Читаем без скачивания Цветок камалейника - Ольга Громыко

— Потайную?

— Заднюю. С той стороны лежала тень, а в нее смотрели только Внимающие. — Брент отряхнул ладони от коры и уставился в огонь, не собираясь вдаваться в пояснения.

Но горец рассудил, что о жреческих уловках можно выспросить и потом, сейчас более интересные вопросы подпирают.

— И нас пошел искать, да?

— Вас?! Да на кой Иггр вы мне сдались?

— Ты же не веришь в Двуединого, — ехидно напомнил Джай.

— Да, не верю. Я им ругаюсь! — Брент с чувством помянул Иггра еще раз, куда непотребнее. — Я просто побродил по городу до верхолуния, убедился, что тайных знаков там давно уже никто не оставлял, и двинулся дальше.

— Чего ты сегодня злой такой, э? — пристыдил его ЭрТар. — «Просто» ты бы нас сторонкой обошел, а не плетью махать кинулся!

Жрец мрачно фыркнул. Как ни унизительно, но горец был прав. Брент понятия не имел, что за сила заставляет его раз за разом не только вытаскивать парней из переделок, но и отчитываться перед ними, словно они были побегами одной лозы! Да и тогда у жреца на первом месте должна стоять Привратница, а не сотоварищи по ордену. Это ими жертвуют ради общей цели, а не наоборот!

Неудивительно, что ему так хотелось ругаться.

ЭрТар, с восторгом убедившись, что ему не больно ни лежать, ни сидеть, задрал рубашку и размотал повязку. Брент глянул на едва заметный белый шрам и подумал, что эти горцы живучие, как кошки. Сам жрец вчера был уверен, что такую рану ему не залечить, хоть с виду она и закрылась. Он даже украдкой подходил пару раз послушать, дышит ли раненый. Но Привратница почему-то тоже прониклась к ЭрТару расположением.

— Чтоб мне сдохнуть! — восхитился горец и попытался встать, но почти сразу же брякнулся на колени и так побледнел, словно собирался выполнить это опрометчивое обещание. Переведя дыхание, он снова, уже куда осторожнее, вытянулся на постели. — Ты меня тоже лозой лечил, да?

— Нет, она исцеляет только жрецов. Способность залечивать чужие раны мы получаем от Привратницы, и то лишь после ее третьей инициации.

Джай непонимающе моргнул:

— Погоди, так ведь их было только две!

— Уже три, — обреченно сообщил Брент.

— …Я, конечно, тут же вбежал и спрашиваю: «Что стряслось, господин Взывающий?» — Хруск неспешно, обстоятельно намазал верхний блин медом, сложил вчетверо и аккуратно, стараясь не капать даже на тарелку, укусил.

— А он чего?! — Второй обережник, не чинясь, разорвал блин на куски, макая их прямо в плошку с медом. Вот так всегда, самое интересное приходится на чужой караул! Посплетничать же удалось только поутру, когда Архайн отправился на беседу с главой добрельского храма, оставив обережь у ворот. Та ничуть не огорчилась и с пользой употребила свободное время на завтрак в храмовой трапезной.

— Стоит посреди комнаты, так согнувшись, будто вот-вот вывернет его. Поднял на меня глаза — я аж отшатнулся — и говорит… — Хруск отхлебнул самойлики, выдерживая драматическую паузу. — «Пошел вон».

— И все? — разочарованно протянул собеседник и, спохватившись, начал подбирать пальцем просыпавшиеся на кольчугу капли.

— А ты чего хотел? — Хруск, посмеиваясь, снова взялся за блин. — Чтоб я там Темного голышом застал?

— На кого ж он тогда так ругался, что с улицы слышно было?

— Может, плеть на ногу уронил, — с ухмылкой предположил старшой. Архайна ему было почти жаль. Как они вчера днем в Добрель приехали, так йер до ночи и не присел. Тут же местных храмовников припряг, чтобы те ему всех баб с дитями, той ночью рожденными, на площадь согнали, и самолично каждое проверил. Потом по пригороду колесил, покуда не стемнело. Ночью ему тоже что-то спать помешало, выскочил в храмовый сад и бродил там до праволуния. Траву зачем-то рвал, разбирал на волоконца. На собачью свадьбу минут пять глазел, потом пришиб бедную сучку плетью, остальные с визгом разбежались…

Девушка в длинном сером платье с белым накрахмаленным передником убрала со стола опустевшее блюдо и плошку, поставив взамен миску для бусин: платы за еду с гостей не требовали, но пожертвовать «на нужды храма» следовало обязательно.

Хруск одобрительно проводил ее взглядом. Ладная, крутобедрая. Из тех, что живут при храмах, смиренно именуя себя помощницами братьев. Не, помогать-то они помогают, только все больше по ночам. Иггр-то и сам мужик хоть куда, и от слуг своих воздержания не требует. Почетная работа, богоугодная, каждая уличная девка о ней мечтает. Своя комнатка, браслетик за усердие, еда, ирны, опять же, бесплатные. А синяк под глазом и мукой присыпать можно, не обеднеет квашня-то.

Обережники закончили с едой как раз вовремя: в трапезную заглянул Архайн. Осунувшийся, с беспорядочно рассыпанными по плечам волосами и застрявшим в них голубиным пером, но по-прежнему подтянутый и миролюбивый, как шершень.

— Запрягайте ящерков, — сухо велел он. — Едем в Иггросельц.

— А взывать господин йер не будет? — вытянувшись по струнке, почтительно осведомился Хруск.

Архайн, против обыкновения, скривил губы в усмешке, и обережник понял, что его переполняет не ночная ярость, а мрачное торжество.

— Нет. Сегодня нас поведет к Твари другой «брат».

— Хэй-най, так тебя можно поздравить?!

Но Брент куда больше нуждался в соболезнованиях.

— Привратница не способна пройти третью инициацию раньше года. — Жрец запустил пальцы в волосы, выдавая, как он встревожен и сбит с толку. — Это все равно что требовать от четырехдневного ребенка встать на ноги или заговорить.

— А ты не ошибся? — недоверчиво уточнил Джай. — Как ты об этом узнал?

Брент молча указал на горца.

— Во время Взывания. Но есть много внешних признаков, если внимательно присмотреться.

— Например?

— Птицы. Животные, насекомые. Растения, в первую очередь камалея и камалейник. Они сразу же замечают перемену.

— Ну первую инициацию сложно было проглядеть, — съязвил Джай.

— Гроза знаменует рождение девочки, а не ее становление как Привратницы. — За разговором Брент снова начал перебирать черные семена. Откуда он их достал, ЭрТар опять не уследил. Жрец просто сжал руку в кулак, а когда развернул ладонь, камалейки были уже там. — В прежние времена после такой бури народ высыпал на улицы, ликовал и праздновал. На площади выкатывали бочки с вином, двери и окна украшали гирляндами цветов…

— Угу, — угрюмо подтвердил обережник. — Видел я, как он ликовал… и обережь украшал — тухлыми яйцами и синяками!

ЭрТар, напротив, сорвал травинку и задумчиво повертел в пальцах, словно пытаясь найти отличие от обычной.

— «Родился под счастливым небом» — оттуда?

— Да. Поговорка пережила свой смысл. — Брент бережно уложил семя в ямку.