Читаем без скачивания Искушение страстью - Француаза Бурден

Подавленный, Винсен в смятении думал, сможет ли он дочитать эту историю до конца. В кабинете стояла тишина, и слышался только шорох страниц.

Я ничего не забыла, но мне стало спокойней. Я всегда стараюсь находиться поблизости от Мадлен, Клары или Бет. Наши мальчики резвятся, все время на воздухе, это естественно в их возрасте. Эдуард меняется день ото дня. Его что-то мучает, но это не совесть, а, скорее, страх. Этот трусливый боров, конечно же, догадывается, что ты с ним сделаешь. Когда-нибудь война закончится, и ты вернешься из Кольдица. Он, должно быть, каждое мгновение думает об этом.

В отместку за свое унижение она усугубляла панику Эдуарда.

Теперь он забился в свой кабинет и, похоже, перестал пить. За столом он избегает смотреть на меня. Он похож на побитую собаку. Думаю, он больше не возобновит свои поползновения, но никогда не смогу быть уверена в этом, и я обречена дрожать от страха. Несмотря на все мои предосторожности, ему удалось заговорить со мной с глазу на глаз в саду, где я собирала фасоль. Шарль, если бы ты знал, о чем он просит. Забыть, не меньше… Он просит не о прощении, нет, он требует безнаказанности. Я повторила ему, что он будет объясняться с тобой. Как мужчина с мужчиной. Он уже дрожит от страха. Так ему и надо.

Этой угрозой она подписала себе смертный приговор, себе и Бет. В то время кто угодно мог анонимно донести на своего соседа, и Эдуард в его безвыходном положении воспользовался такой возможностью. Достаточно всего одного слова, чтобы Юдифь исчезла, а вместе с ней и страшная месть Шарля, мысль о которой не давала Эдуарду заснуть. Ведь тогда он уже узнал, что его брат жив, что он в плену, и догадывался, что его ждет.

Шарль, любовь моя, я только что узнала, что моих родителей арестовали, и я схожу с ума от страха за них. Я должна ехать в Париж. Конец войны еще далек, и мне страшно за судьбу евреев. Я должна найти родителей, помочь им. Теперь очень опасно быть Мейером.

Винсен плохо помнил дедушку и бабушку со стороны матери. Эти простые люди боготворили свою единственную дочь и почти никак не напоминали о себе после ее свадьбы: у них было мало общего с кланом Морванов. В точности так же, как теперь было у Одетты и Магали. Только вот Юдифь была исключительной женщиной, и однажды Шарль даже сказал, что не всегда чувствовал себя достойным своей жены. И Винсен не смел сравнивать свою судьбу с судьбой отца.

Я ездила на вокзал узнать насчет поезда; похоже, поездка будет нелегкой, но это неважно, я все равно уеду.

Юдифь рвалась в Париж и все сильнее хотела этого. Если ее там арестуют, Эдуард будет вне подозрения.

Винсен и Даниэль были тогда совсем детьми, даже не подростками, и не могли оценить привлекательности матери и тетки. Какой контраст! Рядом с бесцветной Мадлен Юдифь была прекрасна, как день. Перед этой природной, почти агрессивной красотой не мог устоять ни один мужчина, – это и ослепило Эдуарда.

Чемодан собран, я почти ничего не взяла, только одежду для Бет. Она так выросла. Сможешь ли ты узнать свою дочку, когда вернешься. Каждый день я рассказываю ей о тебе, показываю твои фотографии, чтобы она тебя не забывала. Она считает тебя очень красивым и гордится тобой. Она учится читать и писать и хочет сама написать тебе письмо: я еще не говорила ей, что оно до тебя не дойдет.

Винсен помнил эти карточки, на которых его мать писала большие буквы: красные гласные, синие согласные. Вспомнил он и лицо маленькой сестренки, хотя думал, что забыл.

Протягивая Даниэлю блокнот, он увидел, что на столе остался еще один, последний. Ему пришлось собрать все свое мужество, чтобы взять и открыть его. Немного измененный почерк, неровный, кое-где строчки налезают друг на друга.

Наверное, этот поезд никогда не доберется до места, он везде останавливается, я устала. Бет спит, положив голову мне на колени, и писать не очень удобно. Может, к вечеру мы доберемся до Парижа, до нашей квартиры. Я взяла с собой все дневники: если вдруг он станет рыться в нашей комнате, он ничего не найдет. Вчера он стучал ко мне в дверь, но я не открыла. Когда я вышла утром, он был еще там. Он, как безумный, упрашивал меня не уезжать. Он был жалок и смешон, так я ему и сказала. Мое самое заветное желание – не находиться с ним больше под одной крышей. Он стал умолять меня ехать в другое место, только не в Париж, только не в нашу квартиру и Пантеона. Он совсем не в себе: похоже, это ты внушаешь ему такой ужас даже издали, из плена, это ты пугаешь его больше Страшного суда.

Теперь все было ясно, но тогда Юдифь не могла этого понять: ее ослепила ненависть к Эдуарду. Может, в нем проснулись совесть и ужас перед содеянным. Он не хотел, чтобы она появлялась дома в Париже, потому что знал, что он там ей уготовил. Он оказался между молотом и наковальней: было от чего обезуметь!

Он даже рвался отвезти меня на вокзал. К счастью, его остановила Клара. Последнее время она как-то странно на меня поглядывает. Я даже думаю, что она что-то подозревает. Ей я оставляю мальчиков: что бы ни случилось, она сможет о них позаботиться в мое отсутствие. Она мужественная женщина. Нo хоть она и любит больше тебя, Эдуард – тоже ее сын. В этой материнской любви для меня нет места. Когда я ставила чемодан в багажник, он опять пытался заговорить со мной. Он шептал прямо в лицо, и меня передергивало. А потом, когда он взглянул на Бет – она такая милая в своей маленькой шляпке – и понял, что я беру ее с собой, он совсем потерял рассудок. Он вел себя как ненормальный, требовал, чтобы она осталась с братьями и кузенами. Он попытался схватить ее за руку, но я запретила ему прикасаться к ней. Он сказал, что я лезу в волчью пасть, что я должна слушаться и доверять ему, или хотя бы оставить Бет в Валлонге. Доверять? Ему? Я рассмеялась ему в лицо.

Винсен перевернул страницу, дальше ничего не было, никаких записей. История матери и сестры обрывалась на этом смехе. Конечно же, поезд доехал до Парижа, Юдифь добралась до дому, а на рассвете, на следующий день, их арестовало гестапо.

Избавиться от Юдифи – это одно, но погубить Бет – совсем другое. Как Эдуард жил с двойным преступлением на совести? Каково молчать два года до возвращения брата? И при этом продолжать думать, что отвел от себя опасность. Юдифь исчезла, никто ничего не узнает. Война окончена, жизнь продолжается. Но Шарль нашел эти блокноты в квартире у Пантеона.

Три недели отец добирался до Парижа после пяти лет плена, о котором не мог даже вспоминать. Едва оказавшись в Париже, он связался с Кларой, а та сообщила ему об аресте Юдифи и Бет, об их депортации и гибели. Жизнь его превратилась в руины, и к ним добавилась исповедь жены. В какой момент он все понял? Ему что, не хватало решимости и он нашел ее в Валлонге?