Читаем без скачивания Литератор - Вениамин Каверин

Дорогой Василий Григорьевич!

Благодарю Вас за все, что Вы написали о моем пребывании в Самарканде. Самое ценное — это то, что Вам удалось восстановить в моей памяти Поливановскую конференцию, которую Вы описали достаточно подробно, чтобы она вошла в историю науки. Но помимо научных сведений мне дорого и то, что Вы так живо помните наши встречи в колдовском Самарканде. Разумеется, того, что Вы написали, вполне достаточно для очерка о Поливановской конференции, о его трагической судьбе, о его феноменальном даровании. Но не знаю, когда мне удастся добраться до подобного очерка — я по-прежнему глубоко увлечен прозой. Вслед за очередным романом пишу очередную повесть и т. д. Работа, как Вы понимаете, мое главное утешение, которое позволяет мне преодолевать характерные для моего возраста болезни…

17.1.84

Я глубоко благодарен Вам за то, что Вы прислали мне Ваш очерк, в котором я нашел много, казалось бы, навсегда забытого и много нового. Вы проделали крайне важную работу, и мне кажется, что Вы уже близки к тому, чтобы написать о Поливанове хотя бы небольшую книгу. Небольшую — потому что, как и я, Вы вынуждены будете остановиться перед необъятностью его познаний, перед новизной его открытий в лингвистике, словом, перед обширной панорамой всего, что он сделал в науке. Прошу Вас передать мою сердечную благодарность редакции газеты «Ленинский путь» и редактору Борису Васильевичу Щеголихину, который напечатал Вашу большую статью и тем самым включился в работу по изучению научного наследия гениального лингвиста Поливанова, известного во всем мире.

Я надеюсь, что Вы, Василий Григорьевич, будете продолжать собирать материалы о Поливанове, тем более что тот период его жизни, о котором Вы пишете в своем очерке, никому не известен. То, что Вы нашли новые материалы о связях Поливанова с Маяковским и Бриками, поразило меня. Я знал, что он пишет стихи, но никогда не читал ни одного из них. Конечно, это хорошо, что эти новые сведения напечатает газета «Ленинский путь», но давно пришло время хотя бы для большой сводной статьи, в которой все, о чем Вы узнали, было бы написано популярно и точно.

Еще раз благодарю Вас за Ваш очерк и прошу сообщать мне, как идет дело по сбору материалов о Поливанове. И он сам, и то, что он сделал, и его судьба — необыкновенны и должны войти в историю русской науки…

10.4.84

Меня обрадовало Ваше письмо, и мне снова подумалось, что Вы должны написать не статью о Поливанове (даже и основательную), а книгу. Правда, для этого нужно проникнуть в сущность его идей, оценить то, что он сделал в науке. Вы могли бы, мне кажется, написать эту книгу вместе с каким-нибудь лингвистом, ведь в Самаркандском университете есть талантливые лингвисты. (Кажется, Хаютин?) Вы могли бы взять на себя историко-биографическую часть, а Ваш соавтор — лингвистическую. Это может быть и кто-нибудь из москвичей, писавших о Поливанове. Подумайте об этом.

«Письменный стол» появится в 9 номере журнала «Октябрь» за этот год. А до «Записных книжек» Тынянова мне еще очень далеко. В июле и августе я тяжело болел и до сих пор еще не совсем оправился.

3.9.84

Комментарий:

Книга, которую В. Г. Ларцев скромно назвал «Этюды о профессоре Поливанове», представляет собой обширный свод материалов, относящихся к жизни и работе великого деятеля русской и советской науки Евгения Дмитриевича Поливанова. (О нем я писал в книгах «Освещенные окна», «Письменный стол».) Может быть, жанр, в котором она написана, действительно можно назвать «этюдами». Но эти «этюды» по своей новизне, тщательности и значению являются бесценным вкладом в историю нашей науки. Перед нами труд, мимо которого не может пройти ни один историк, поставивший перед собой задачу рассказать о том, как русская лингвистика вышла на мировую магистраль.

Биография Е. Д. Поливанова сложна, его научные достижения поражают — для того чтобы нарисовать обширную панораму того и другого, показав ее в бесспорных, тщательно проверенных, многочисленных документах, необходимо было прежде всего мужество — без этой важной черты В. Г. Ларцев не мог бы написать свою книгу. Она потребовала не только огромной работы в архивах как общесоюзных, так и непосредственно связанных с жизнью и деятельностью Е. Д. Поливанова. Она потребовала неоднократных поездок в те места, где он жил и работал. Она потребовала тщательного изучения всего, что написал Поливанов, и всего, что написали о нем. Она потребовала встреч с его единомышленниками, например, с В. Б. Шкловским. С его слушателями, с сотрудниками и, наконец, просто с теми, кто его знал и любил. Поливанов много ездил, В. Г. Ларцев изучил маршруты его поездок, их цель, их блестящие результаты. Он привлек к работе художественную прозу — для некоторых литературных героев Поливанов послужил прототипом. Он рассказал о роли, которую Евгений Дмитриевич играл в истории Октябрьской революции, и исчерпывающе доказал, что все работы и вся его жизнь неразрывно связаны с ней. Я убежден, что эту книгу необходимо издать, потому что она — прямое доказательство того, что русская наука подарила человечеству. По своей исключительности, по своему фантастическому таланту, по своеобразию, по грандиозности того, что сделал Е. Д. Поливанов, я не знаю аналогов в русской и советской науке о языке.

Уважаемый тов. Щедрин!

Ваше письмо и газету я получил.

Интервью действительно неожиданно явилось чем-то вроде сенсации, что, мне кажется, объясняется тем, что с Катаевым боятся ссориться — по-моему, напрасно. Мне не нравятся его последние книги, кроме «Святого колодца». Он подражает одновременно и уже постаревшим «сердитым» англичанам, и не менее постаревшему французскому «новому» роману. Все это совершенно чуждо нашей литературе. Жалею, что Вы получили выговор. Интересно, как его сформулировали?

Спасибо за письмо и газету.

27.12.81

Комментарий:

Это письмо адресовано корреспонденту, который в Дубултах брал у меня интервью, посвященное современной литературе. Впоследствии интервью было напечатано в местной газете. Между прочим, он спросил меня, что я думаю о книге Катаева «Алмазный мой венец». Я ответил ему, что книга мне не понравилась по многим причинам: с моей точки зрения, Катаев в ней приписал себе роль, которой он никогда не играл в нашей литературе и не мог играть по самому свойству своего таланта. Я указал, что он без всяких оснований приписывает себе руководящую роль в советской литературе. Для этой цели он исказил многие факты, общеизвестные его современникам, и поэтому поступил, с моей точки зрения, более чем странно. Я привел неоспоримые примеры.