Читаем без скачивания Где властвует любовь - Джулия Куин

Пенелопа подавила улыбку.

– Я в этом не сомневаюсь. Ты замечательный писатель, Колин. Я поняла это, как только прочитала твои записи.

В глазах Колина отразилась тревога.

– Только тот отрывок, о котором ты знаешь, – заверила его она. – Я бы никогда не стала читать твой дневник без разрешения, – Пенелопа покраснела, вспомнив, что именно так она и поступила, прочитав о его путешествии на Кипр. – Теперь, во всяком случае, – добавила она. – Но он очень хорошо написан. Просто замечательно, и в глубине души ты сам это понимаешь.

Он молча смотрел на нее. У него был такой вид, словно он не знает, что сказать. Такое выражение Пенелопа видела на множестве лиц, но никогда на лице Колина. Это было так странно и непривычно, что ей захотелось плакать. Она подавила желание стиснуть его в объятиях, охваченная жгучей потребностью вернуть улыбку на его лицо.

– Наверняка у тебя были такие моменты, – настойчиво сказала Пенелопа, – когда ты чувствовал, что написал что-то стоящее. – Она с надеждой смотрела на него. – Правда?

Колин не ответил.

– Я знаю, что были, – сказала она. – Нельзя быть писателем и не испытывать этих ощущений.

– Я не писатель, – отозвался он.

– Конечно же, писатель. – Пенелопа сделала жест в сторону дневника. – И вот доказательство. – Она шагнула вперед. – Колин, пожалуйста. Можно я прочитаю еще немножко?

Впервые она видела Колина в нерешительности и сочла это своей небольшой победой.

– Ты прочитал почти все, что я написала, – напомнила она. – Будет только справедливо, если…

Пенелопа замолчала, увидев выражение его лица. Она не знала, как его описать, не считая того, что оно стало непроницаемым и совершенно неприступным.

– Колин? – шепнула она.

– Я бы предпочел оставить все как есть, – бросил он. – Если ты не возражаешь.

– Конечно, нет, – сказала Пенелопа, но они оба знали, что это ложь.

Колин не двигался и молчал, так что ей ничего не оставалось, кроме как удалиться под благовидным предлогом, оставив его стоять посреди комнаты, бесцельно уставившись на дверь.

Он обидел ее.

И что самое скверное, она убеждена, что он стыдится ее. Конечно, он сказал бы ей, что это полная ерунда, но вряд ли она поверила бы, ведь он так и не смог заставить себя признаться, что просто завидует.

Проклятие, он и сам бы себе не поверил! Наверняка у него был не слишком искренний вид. Может, он и не лгал в прямом смысле этого слова, но определенно утаивал правду, что заставляло его чувствовать себя неловко.

Но когда Пенелопа напомнила ему, что он прочитал все, что она написала, его захлестнуло какое-то мрачное недоверчивое чувство.

Он прочитал все, что она написала только потому, что она опубликовала свои произведения. А его творческие потуги томятся, заключенные в его дневниках, где их никто не может увидеть.

Какой смысл записывать свои мысли и наблюдения, если их никто и никогда не прочитает? Кому нужны слова, которые никогда не будут услышаны?

Он и не думал публиковать свои дневники, пока Пенелопа не предложила это несколько недель назад. Зато, теперь эта мысль занимала Колина днем и ночью. Но его терзали всевозможные страхи. Что, если никто не пожелает печатать его труды? Что, если его напечатают только потому, что он принадлежит к богатой и влиятельной семье? Более всего на свете Колину хотелось быть личностью, которую ценили бы за его достижения, а не за знатное имя или приятные манеры.

Но была еще одна причина его боязни опубликовать дневники: они могут никому не понравиться.

Как он это вынесет? Как сможет жить после такого удара?

Неужели это хуже, чем оставаться тем, кем он является сейчас?

Позже вечером, после того как Пенелопа выпила чашку чаю, бесцельно побродила по спальне и наконец прилегла на постель с книгой, которую никак не могла заставить себя читать, появился Колин.

Он ничего не сказал, просто стоял и улыбался – правда, не обычной своей улыбкой, мальчишеской и бесшабашной, побуждавшей улыбнуться в ответ.

Это была едва заметная улыбка, смущенная и… извиняющаяся.

Пенелопа положила книгу на живот обложкой вверх.

– Можно? – спросил Колин, указывая на пустое место рядом с ней.

Пенелопа поспешно подвинулась.

– Конечно, – ответила она, переложив книгу на ночной столик у кровати.

– Я отметил несколько отрывков, – сказал он, протянув ей тетрадь, после того как пристроился на краешке постели. – Если ты согласна прочитать их, – он покашлял от смущения, – и высказать свое мнение, – он снова кашлянул, – я был бы признателен.

Пенелопа посмотрела на тетрадь, элегантно переплетенную в розовую кожу, затем на Колина. Лицо его было серьезным, взгляд сосредоточенным, и, хотя он был абсолютно неподвижен – не жестикулировал и не ерзал, – она знала, что он нервничает.

Чтобы Колин нервничал? Она и представить себе не могла, что такое возможно.

– Для меня это большая честь, – вымолвила она, осторожно вытащив тетрадь из его пальцев. Некоторые страницы были отмечены закладками, и она открыла одну из них.

«14 марта 1819 года Впечатления о Шотландском нагорье»

– Это когда я навещал Франческу в Шотландии, – сообщил Колин.

Пенелопа наградила его укоризненной улыбкой, призывающей к терпению.

– Извини, – пробормотал он.

«Казалось бы – во всяком случае, уроженцу Англии, – что здешние холмы и долины, должны радовать глаз своей яркой зеленью. В конце концов, Шотландия располагается на том же острове и по всем параметрам должна страдать от тех же дождей, что нещадно поливают Англию.

Как мне сказали, эти холмистые пространства тускло-коричневого цвета называются пустошами. Дикие, пустынные места, почти лишенные красок. И тем не менее они трогают душу».

– Я написал это, когда забрался довольно высоко в горы, – пояснил Колин. – Внизу и около озер совсем другая картина.

Пенелопа подняла глаза, наградив его очередным укоризненным взглядом.

– Извини, – снова буркнул он.

– Может, тебе будет удобнее, если ты не будешь нависать над моим плечом? – предложила она.

Он непонимающе посмотрел на нее.

– Думаю, ты это уже не раз читал. Так что тебе незачем читать это сейчас. – Пенелопа выдержала паузу и, не дождавшись никакой реакции, уточнила: – Через мое плечо.

– О! – Он несколько отстранился. – Извини.

Она посмотрела на него с явным сомнением.

– Думаю, тебе лучше пересесть.

Явно пристыженный, Колин поднялся с постели и плюхнулся в кресло в дальнем конце комнаты, привычно скрестив руки на груди и нетерпеливо постукивая ногой по полу.