Читаем без скачивания Белые зубы - Зэди Смит

Однако не за эту оплошность капитан Дарэм остался в легендах рода Боуденов как «никчемный дурак». Он быстро разузнал, где Амброзия. Он выловил из толпы двоюродную сестру Амброзии, маленькую Марлин, и послал ее с запиской в церковь, где, как говорили, видели Амброзию, поющую вместе со Свидетелями и возносящую хвалы Господу за пришедший День Страшного суда. Марлин понеслась со всех ног, а Дарэм, считая, что сделал все необходимое, неторопливо пошел к «Королевскому дому» — резиденции правителя Ямайки сэра Джеймса Суиттенхема. Он попросил сделать исключение для Амброзии — «образованной негритянки», на которой он хочет жениться. Она не такая, как другие. Ее надо пустить вместе с ним на следующий корабль.

Но когда управляешь не своей землей, разучаешься делать исключения. Суиттенхем сказал, что на кораблях нет места ни для черных шлюх, ни для рогатого скота. Дарэм вышел из себя и решил отомстить: он обвинял Суиттенхема в том, что тот уже не способен распоряжаться на острове и доказательство тому — прибытие американских кораблей. А прежде чем хлопнуть дверью, он упомянул о двух американских солдатах — наглецах, незаконно прибывших на британскую землю.

— Разве ребенка выплескивают вместе с водой, — вопрошал красный, как рак, Дарэм, прибегая к религии собственников, которой он был наделен по праву рождения. — Разве это уже не наша земля? Неужели нашу власть могут уничтожить несколько подземных толчков?

Все остальное — ужасная история. Суиттенхем приказал американским кораблям немедленно вернуться на Кубу, а Марлин принесла Дарэму ответ Амброзии. Одну строчку; выдранную из книги Иова: Я обрету свои знания издалека[81] (Гортензия хранит Библию, из которой вырваны эти слова, и уверяет, что с тех пор женщины из рода Боуденов получают наставления только от Бога и ни от кого больше). Марлин вручила Дарэму этот приговор, а сама убежала к своим родителям, слабым и раненым, которые, как и тысячи других, на последнем издыхании ждали, когда придут корабли. Она спешила принести им благую весть: Амброзия сказала: «Скоро».

— Скоро придут корабли? — переспросила Марлин, и Амброзия закивала, хотя на самом деле была погружена в молитву и не слышала вопроса.

— Скоро, — повторила она, имея в виду слова из Апокалипсиса: «се, гряду скоро», которым ее обучили, каждый по-своему, Дарэм, Гленард и миссис Брентон. Пламя, трескающаяся под ногами земля, страшный грохот не пускали эти слова из головы.

— Скоро, — сказала она Марлин, которая свято уверовала в ее правоту.

Английское образование — штука опасная.

Глава 14

Настоящие англичане

По традиции, давно существующей в английском образовании, Маджид и Маркус стали переписываться. Как это случилось — вопрос, ставший предметом отчаянных споров (Алсана обвиняла Миллата, Миллат уверял, что это Айри дала адрес Маркусу, а Айри говорила, что это Джойс тайком подсмотрела адрес в ее записной книжке; последнее объяснение было верным), но как бы там ни было, с марта 1991-го они обменивались письмами с завидной регулярностью, только изредка нарушаемой сбоями в работе бенгальской почтовой службы. Их эпистолярная плодовитость была поразительна. Их письма за два месяца составили бы том, по толщине равный собранию сочинений Китса, а за четыре месяца по длине и количеству писем Маркус и Маджид ничем не уступали таким мастерам этого жанра, как апостол Павел, Кларисса и писаки из Танбридж-Уэллс. Поскольку Маркус переписывал каждое свое письмо дважды, чтобы оставить себе копию, Айри пришлось разработать особую систему хранения писем и выделить под них отдельный ящик. Письма раскладывались сначала по адресату и только потом по хронологии, Айри не позволит цифрам править бал. Потому что главное — люди. Люди, устанавливающие связь через континенты и моря. Она поставила два разделителя и надписала их: один — «Маркус Маджиду», другой — «Маджид Маркусу».

Неприятная смесь ревности и любопытства заставила Айри нарушить секретарский кодекс чести. Она достала небольшую пачку писем, пропажу которых Маркус не заметит, унесла их домой, повытаскивала из конвертов, а потом, сделав то, что смутило бы даже Ф. Р. Ливиса, внимательно их прочитала и вернула на место. Содержание этих писем не радовало. У ее ментора появился новый протеже. Маркус и Маджид. Маджид и Маркус. Это даже звучит лучше. Так же как «Уотсон и Крик» звучит лучше, чем «Уотсон, Крик и Уилсон».

Джон Донн сказал: «В письмах лучше, чем в поцелуях, сливаются души». Так оно и есть. Айри испугалась, когда увидела такое родство душ, такое проникновение людей друг в друга посредством чернил и бумаги, невзирая на разделявшее их расстояние. Даже любовные письма не бывают столь страстными. Даже на любовь не отвечают взаимностью так сразу и с таким пылом. Первые же письма были наполнены безграничной радостью знакомства: скучные для любопытных почтальонов Дакки, неприятные для Айри и восхитительные для их авторов.

«У меня такое чувство, будто я знал вас всю жизнь. Если бы я был индусом и верил в переселение душ, я бы подумал, что мы с вами встречались в прошлой жизни», — писал Маджид.

«Ты мыслишь так же, как я. Ты любишь точность. Мне это нравится», — отвечал Маркус.

«Вы высказываете мои мысли лучше, чем я сам мог бы это сделать. В моей любви к праву, в моем стремлении изменить судьбу моей несчастной Родины, которая становится жертвой капризов Бога, ураганов и наводнений, что самое главное? Самое главное — это наша общая с вами мечта: сделать мир разумным, уничтожить случайность», — вторил Маджид.

Потом наступили месяцы взаимного восхищения.

«Маркус, ваше исследование, эта замечательная мышь, совершит настоящий переворот в науке. Когда вы изучаете наследственные характеристики, вы проникаете в глубины человеческой жизни так удивительно и так же основательно, как поэт. Только, в отличие от поэта, вы вооружены истиной. И это очень важно. Я преклоняюсь перед людьми, способными так свободно мыслить, творить такие чудеса. Я преклоняюсь перед вами, Маркус. Я считаю честью называть вас другом. От всего сердца благодарю вас за то, что вы так неожиданно и счастливо заинтересовались благополучием нашей семьи», — писал Маджид.

«Удивительно, сколько шуму поднимают вокруг клонирования. Когда клонирование удастся осуществить (и я тебя уверяю, что это рано или поздно случится), станет понятно, что клоны — это те же близнецы, и никогда в жизни я еще не встречал близнецов, которые бы лучше свидетельствовали против генетической предопределенности, чем вы с Миллатом. Во всем, в чем он слаб, ты силен… Хотелось бы, для красоты слога, продолжить предложение, дописав „и наоборот…“, но, как это ни печально, правда состоит в том, что он силен только в охмурении моей жены», — отвечал Маркус.

И наконец, они строили планы на будущее — слепо и с поспешностью влюбленных. Оба были похожи на того придурка-англичанина, который женится на мормонке из Миннесоты весом в сто двадцать килограммов только потому, что в чате она показалась ему ужасно сексуальной.

«Приезжай в Англию как можно скорее, самое позднее — в начале 1993-го. Я сам могу добавить на это денег, если не хватает. Приезжай, пойдешь в местную школу, сдашь экзамены и сможешь поступить в любой университет по любой специальности, какая тебе нравится (впрочем, видимо, ты уже избрал себе будущую профессию). А потом заканчивай поскорее расти, становись адвокатом. И тогда у меня, наконец, будет такой юрист, какой мне нужен. Моей Будущей Мыши© нужен горячий защитник. Поторопись, дружище. Я не могу ждать до конца тысячелетия», — писал Маркус.

А в последнем письме — не в последнем, которое они написали, а в последнем, на которое у Айри хватило сил, — были такие слова Маркуса:

«У нас все так же, разве что в моих бумагах теперь идеальный порядок. Это благодаря Айри. Она тебе понравится: крупная девочка с огромной грудью… К сожалению, как мне кажется, она вряд ли станет ученым, особенно в моей сфере, в биотехнологии, которая ей так нравится. Она довольно сообразительная, но лучше всего ей удается вспомогательная работа, требующая простого упорства. Может быть, из нее выйдет неплохая лаборантка, но она никогда не будет в состоянии разработать новую теорию. Просто не сможет. Пожалуй, ей лучше пойти в медицину, но даже там надо быть понаглее, так что, наверно, остается только стоматология (хоть свои зубы приведет в порядок). Стоматолог — хорошая профессия, но я надеюсь, что ты ее не выберешь…»

И все-таки Айри не обиделась. Она немного всплакнула, а потом успокоилась. Потому что, как и ее родители, она обладала замечательной способностью начинать заново, принимать условия игры. Не можешь быть военным корреспондентом? Стань велосипедистом. Не можешь быть велосипедистом? Складывай бумагу. Не можешь присоединиться к Иисусу в числе ста сорока четырех тысяч избранных? Войди в коммуну. Не понравилась коммуна? Выйди замуж за Арчи. Айри не расстроилась. Она решила: хорошо, значит, стоматология. Я стану зубным врачом. Стоматологом. Вот и отлично.