Читаем без скачивания Под конвоем лжи - Дэниел Сильва

— О? — Вайкери с трудом сдержат удивление.

— Он дат вам свои пресловутые двадцать четыре часа. Если за это время не произойдет прорыв, то, боюсь, вам придется передать дело другому сотруднику.

Как только Вайкери ушел, Бутби наклонился через стол и поднял трубку своего аппарата безопасной телефонной линии. Он набрал номер и довольно долго ждал ответа.

Как обычно, мужчина, ответивший на вызов, не стал представляться, а только сказал:

— Да?

Бутби тоже не назвался.

— Похоже, что наш друг подобрался к добыче вплотную, — сказал он. — Вот-вот начнется второй акт.

Телефонный собеседник сэра Бутби пробормотал несколько слов и, не прощаясь, положил трубку.

Ее такси остановилось перед домом Питера Джордана в пять минут двенадцатого ночи. Кэтрин видела, что Питер стоял на тротуаре рядом со своей дверью, держа в руке включенный фонарик. Она вышла из машины и протянула водителю деньги. Где-то неподалеку взревел автомобильный мотор. Такси отъехало. Она направилась к Джордану и услышала шум приближающейся машины, рокот шин по мокрой мостовой. Она повернула голову в сторону звука и увидела, что фургон несется прямо на нее. До него оставалось лишь несколько футов, слишком мало для того, чтобы она успела убежать. Она закрыла глаза и приготовилась к смерти.

Дикки Доббсу никогда еще не приходилось убивать. Конечно, он поломал кости довольно многим людям, разбил несчетное количество лиц и даже искалечил на всю жизнь одного упрямого торговца, который отказался платить деньги за защиту его жизни и собственности. Но он ни разу никого не лишал жизни. Я должен получить удовольствие, убивая эту суку. Она убила Вернона и Вайви. Она столько раз натягивала ему нос, что он уже сбился со счета. И один бог знает, что она делает с этим американским офицером. На затемненную улицу выехало такси. Дикки мягким движением повернул ключ зажигания. Чтобы мотор сразу завелся, он немного подкачал подсос. Потом положил руку на рычаг переключения передач. Ждать пришлось совсем недолго. Такси отъехало. Женщина ступила на мостовую и стала переходить улицу. Дикки переключил скорость и нажал на газ почти до упора.

Ее окружала мягкая, теплая темнота. Она ничего не соображала, лишь слышала отдаленный звон в ушах. Она попыталась открыть глаза, но не смогла. Попробовала дышать, но не смогла. Она подумала об отце и матери. Она подумала о Марии и представила себе, что она снова в Испании, лежит на теплой скале возле ручья. И никакой войны не было, и Курт Фогель никогда не вторгался в ее жизнь. А потом она медленно начала ощущать острую боль в затылке и какую-то большую тяжесть, давящую на все тело. Ее легким остро не хватало кислорода. Началась рвота, которую она никак не могла контролировать. И, что хуже всего, она все еще не могла заставить себя дышать. Она видела яркие огни, словно кометы пролетающие через бескрайнюю тьму. Кто-то тряс ее. Кто-то называл ее по имени. И вдруг, совершенно неожиданно, она поняла, что вовсе не мертва. Рвота прекратилась, и ей наконец-то удалось набрать в грудь воздуху. После этого она открыла глаза и увидела лицо Питера Джордана. «Кэтрин, ты слышишь меня, любимая? Тебе лучше? Господи, можно подумать, что он пытался убить тебя! Кэтрин, ты меня слышишь?»

Никому из них в этот раз не хотелось есть. Зато оба умирали от жажды. У Джордана на запястье был надет наручник, от которого тянулась цепочка, прикрепленная к ручке большого портфеля — впервые за все время знакомства он принес его домой. Войдя в кабинет, он отстегнул наручник. Кэтрин слышала щелчки, когда он набирал комбинацию сейфа, слышала, как он открыл тяжелую дверь, затем закрыл ее. Вскоре он вышел оттуда и перешел в гостиную. Там он налил почти доверху два бокала бренди и отнес их наверх, в спальню.

Они медленно раздевались, то и дело прикладываясь к своим бокалам. Кэтрин было трудно удерживать бокал. Ее руки тряслись, сердце бешено колотилось, ей казалось, что ее сейчас снова затошнит. Она заставила себя сделать большой глоток бренди. Ей сразу сделалось теплее, и она почувствовала, что начинает расслабляться.

Она допустила ужасный просчет. Ей ни в коем случае не следовало обращаться к Поупам. Было необходимо придумать какой-то другой путь. Но она допустила и еще одну ошибку. Она должна была убить заодно Роберта Поупа и Джеки Доббса, когда у нее была для этого возможность.

Джордан сел на кровать рядом с нею.

— Я даже не знаю, как ты можешь сейчас быть такой спокойной, — сказал он. — В конце концов, тебя только что чуть не убили. Пожалуй, можно позволить себе проявить хоть немного женской слабости.

Еще одна ошибка. Ей следовало все это время сильнее демонстрировать свой испуг. Она должна просить его обнять ее и говорить ей, что все в порядке. А сама должна благодарить его за то, что он спас ей жизнь. Она утратила способность ясно мыслить. События вырывались из-под ее контроля, она отчетливо ощущала это. Роз Морли... Поупы... Она думала о портфеле Джордана, который сейчас лежал запертый в сейфе. Она думала о его содержимом. Она думала о том, что он принес его домой, прикованным к запястью. Самая важная тайна войны — тайна вторжения — сейчас могла находиться совсем рядом с нею. А действительно ли эта тайна находилась в этом портфеле? А удастся ли ей похитить ее? Ей очень хотелось выйти из игры. Она больше не чувствовала себя в безопасности. Не ощущала в себе способность и дальше продолжать ту двойную жизнь, какой она жила в течение шести лет. Продолжать эту игру с Питером Джорданом. Она чувствовала, что не может и дальше каждую ночь отдавать ему свое тело ради того, чтобы потом пробираться в кабинет. Одно задание, а потом вас вывезут. Фогель пообещал ей. Она должна поймать его на слове.

Кэтрин закончила раздеваться и легла на кровать. Джордан все еще сидел на краю, потягивая бренди и глядя в темноту.

— Как раз это и называется английской сдержанностью, — невнятно пробормотала она. — Нам возбраняется проявлять эмоции, даже когда на нас в темноте чуть не наезжают пьяные водители.

— А когда вам не возбраняется проявлять эмоции? — спросил он, все так же глядя в пространство.

— Ты и сам мог погибнуть этой ночью, Питер, — сказала она. — Зачем ты это сделал?

— Потому что, когда я увидел, что этот проклятый идиот мчится прямо на тебя, я понял одну вещь. Я понял, что отчаянно, безумно, с головой влюблен в тебя. С того самого мгновения, когда ты вошла в мою жизнь. Я никогда не думал, что кому-нибудь удастся снова сделать меня счастливым. А ты смогла, Кэтрин. И я ужасно испугался, что все это снова исчезнет.

— Питер, — негромко произнесла она. Он сидел спиной к ней. Она приподнялась, взяла его за плечи и попыталась повалить на кровать, но его мускулы словно окаменели.

— Я постоянно гадал, где именно я находился в тот самый момент, когда она умерла, что я делал. Я знаю, что это похоже на безумие, на навязчивую идею, но в течение очень долгого времени я думал только об этом. Потому что я не был тогда рядом с нею. Потому, что моя жена погибла, одна, во время ливня на лонг-айлендском шоссе. Я пытался угадать, была ли у меня возможность хоть что-нибудь сделать для нее. И, стоя на тротуаре сегодня вечером, я увидел, что все то же самое повторяется снова. Но на сей раз я мог что-то сделать — что-то такое, что могло предотвратить беду. Вот я и сделал.

— Я так благодарна тебе за то, что ты спас мою жизнь, Питер Джордан.

— Поверь мне, причины были чисто эгоистическими. Я очень долго ждал встречи с тобой, Кэтрин Блэйк, и не хочу снова остаться без тебя.

— Ты и вправду так думаешь?

— Это чистая правда, говорю тебе от всего сердца.

Она опять потянула его за плечи, и на сей раз он поддался. Она поцеловала его, еще и еще раз.

— Боже мой, как я люблю тебя, Питер, — сказал она и сама удивилась тому, как легко ложь сходит с ее языка. Внезапно он ужасно захотел ее. Она легла на спину и раздвинула ноги, а когда он вошел в нее, Кэтрин почувствовала, как ее тело само собой подалось ему навстречу. Она изогнулась дугой и ощутила его где-то немыслимо глубоко. Это случилось так неожиданно, что у нее перехватило дыхание. Когда эта близость закончилась, она вдруг поняла, что беспомощно смеется.

Питер положил голову ей на грудь.

— Что тебя так невероятно рассмешило?

— Просто я так счастлива с тобой, Питер, так счастлива...

Альфред Вайкери отбывал тревожную бессменную вахту на Сент-Джеймс-стрит. В девять часов он спустился по лестнице в столовую, чтобы хоть немного поесть. Меню, как всегда, было чудовищным: картофельный суп и какая-то вареная белая рыба; судя по вкусу, речная. Но, приступив к трапезе, он обнаружил, что зверски голоден, и взял вторую порцию. Один из коллег, бывший адвокат, у которого всегда был такой вид, будто он страдает от зверского похмелья, предложил сыграть в шахматы. Вайкери играл плохо и без энтузиазма, но сумел переломить ход партии и довести ее до победы, сделав несколько блестящих ходов в эндшпиле. Хорошо было бы, подумал он, если бы игра оказалась аллегорией того дела, которым он сейчас занимается.