Читаем без скачивания Чёрный Янгар - Карина Демина

Она вдруг оказалась рядом и, заведя руки за спину – так, что сомкнулись ладони, выгнулась.

– Бей! – велела Пиркко, запрокидывая голову, и, когда Янгар отшатнулся, захохотала: – Трус! Он бросит тебя, Аану. Не сейчас, так позже, испугается, что ты убьешь его. Или надоест смотреть на твое лицо.

– Не слушай ее. – Янгар обнял меня. И тепло его растопило липкое покрывало сумерек, что добралось до босых моих ног. – Ты – мое сердце.

– Не слушай меня. – Пиркко взмахнула руками, и крылья сумерек затрепетали, роняя пепел. – Себя слушай. Ты ведь знаешь, чего стоят его слова. И подумай, Аану, даже если он привыкнет к твоему лицу, то неужели забудет, что сделал? Каждый день он будет видеть этот шрам. И совесть его не станет молчать. День за днем… Как скоро он себя возненавидит? Или тебя? Так ведь проще, ты же такая, как я.

– Нет.

– Неужели?

Я нежить, но я не убивала.

И не стану.

Лучше умереть человеком, чем жить чудовищем.

– Глупая Аану. – Моя сестра слышит эхо моих мыслей. И соглашается: – Что ж, пусть будет так, как вы того желаете.

Она отступает, пятится и, достигнув ограды, произносит:

– Говорят, нет на Севере бойца лучше, чем Янгхаар Каапо. Поиграем?

Пиркко поворачивается к нам спиной и, открыв ворота, бросает:

– Убейте их!

Люди?

Еще да. И уже нет. Ее игрушки. Оболочки с выпитой волей, со съеденной душой. Им жить осталось несколько часов, но пока время не вышло. И Пиркко спешит насладиться игрой.

Сколько их?

Стражники. И распорядитель, лишившийся шапки. Молодые воины. Купец, что забыл о кошеле. Старик с клюкой… Я узнаю Гирко, правда, в руке его меч, а не копье. Глаза же пусты, в них сумрак и чужая воля, желание угодить той, что, забравшись на ограду, замерла в ожидании.

Пиркко утратила всякое сходство с человеком. Прогнулась спина, голова повисла, словно у Пиркко не осталось сил держать ее, и растопыренные локти были остры. А вдоль хребта тянулись сумеречные жилы, на которых держались крылья.

– Бей, бей, убивай, – напевает она.

– Олли, следи за ней! – Янгар задвигает меня за спину брата. – Близко не суйся. Помешаешь.

Он бросает на меня печальный взгляд и просит:

– Отвернись.

Янгхаар Каапо не желает, чтобы я видела, как он убивает. И Олли согласен с ним.

– Не надо, Аану. – Он встает между мной и Янгаром. – Поверь, так будет лучше.

Я верю. Но отвернуться выше моих сил.

В черных глазах Янгара просыпается бездна, и он сам поворачивается ко мне спиной. Я слышу, как рвется нить, на которой держится его разум.

– Убивай, бей, бей! – Руки Пиркко вытягиваются, и сумерки стекают с пальцев ее.

На что это было похоже?

Танец на острие клинка.

Музыка песка и крови, разодранного в клочья воздуха. Стали, что, встречая сталь, звенит, а в слабое человеческое тело впивается с тяжелым мерзким звуком.

Янгхаар Каапо не сражается – убивает. Небрежно. Быстро. И не клинок я вижу – серп Акку, что срезает нити жизней. А еще безумную дикую улыбку мужа.

Черная душа его поет.

Прочь с дороги: идет великая жатва! И люди, как рыбы, бьются в агонии. Доносится сверху смех моей сестры. А сумеречные змеи спешат напиться крови, которую щедро льет Янгар. И призрачные крылья наливаются темнотой. Еще немного – и хрустнут они под собственной тяжестью.

– Бей! Бей! Убивай! – Ее голос срывается на визг. И новые люди, послушные воле кейне, спешат ступить на арену. Вот только Янгара не хватит на всех.

И Олли, поняв это, отступает.

– Ты можешь уйти? – Олли отталкивает меня к двери, которая ведет в коридор. Я помню, что за ним ряды клеток, а там… свобода? Вряд ли клетки стерегут.

Мой брат поворачивается на пятках, обломком копья останавливая удар. И бьет в ответ. Клинок вспарывает глотку, и долговязый парень в нарядном парчовом халате падает на песок.

В нем нет души, умирает лишь тело, но я смотрю на его агонию, испытывая одно-единственное желание – закончить ее. Всего-то удар.

Он уже почти мертв, и сердце вот-вот остановится.

– Аану!

Крик Олли возвращает на арену.

– Уходи! Беги!

Он кружит, пытаясь отбиться сразу от двоих. И копье сменил на короткий меч, которым орудует ловко. Но Олли ранен и измотан. Те же, кто идут, повинуясь воле Пиркко, не способны испытывать усталость. И боли они не ощущают.

Я оборачиваюсь к Янгару, но он слишком далеко.

Пляшет.

По песку. По крови. По собственным следам, вывязывая клинком узор за узором. И черные косы мечутся змеями. А лицо исказила гримаса боли.

Из глаз его на меня смотрит бездна, которая улыбается мне.

Бездна знает, что я должна сделать. И я знаю.

Пиркко ждет этого, приплясывая от нетерпения.

– Не смей! – Крик Олли отрезвляет.

Я не буду убивать.

Попробую не убивать.

Медвежья шкура тяжела. А шепот Пиркко пробирает до костей:

– Видишь, Аану, ты такая же, как я. Попробуй, кровь – это вкусно, безумно вкусно… Попробуй и приди ко мне. Мы станем подругами, ты и я. Я поделюсь с тобой городом… людьми… всем…

Ложь. Сумеречнице и самой мало будет.

– Глупая Аану…

Пускай.

Время вдруг становится таким вязким. И единожды пройденная дорога бросается под ноги. Уходит Олли и те двое, что теснят его, выматывая. Остается за гранью Янгар с его клинком и затянувшимся безумием. И даже Пиркко, повисшая на прутьях ограды, исчезает.

Есть лишь песок, я и Гирко с мечом в руке. Подгнившая душа ушла из его глаз, и мне страшно заглядывать в них. Но я смотрю. Он наступает медленно, или просто время идет иначе для нас двоих? Не знаю. Блестит доспех. А клинок в руке темен, словно испачкан чем-то. И Гирко держит его как-то… неудобно, что ли? Руку вывернул.

– Аану! – Голос Олли доносится издалека. – Беги!

Нельзя. Любую дорогу нужно пройти до конца. И я, поднявшись на дыбы, рычу, хотя знаю, что рык не испугает его. Ветер ерошит шерсть, ласкается.

А мой враг заносит руку для удара.

Но я успеваю раньше. Когти с противным хрустом пробивают доспех и грудину. Ломаются ребра. Гирко падает, кувыркается, летит под ноги Янгару…

И тот обрывает танец.

Он поворачивается ко мне, и я вижу, что бездна отступает.

– Аану, – читаю по губам. – Что ты…

Я не хотела убивать! Просто отбросить. Я не знала, что настолько сильна. Мой недавний враг пытается подняться. Он шарит руками по песку, а из носа и рта его идет кровь. Жить ему осталось недолго – мгновение, но и его обрывает клинок Янгара, перерубивший шею.

– Хватит! – Окрик Пиркко пугает сумеречных змей. И нити рвутся. Падают люди-игрушки, еще живые, но бессильные. А хозяйка, оставив ограду, сама ступает на песок. И тот становится пеплом. – Мне надоело.

– Аану… – Олли встает за моим плечом. Он тяжело дышит и зажимает ладонью длинную рваную рану на груди. – Почему ты не ушла?

Потому что она – та, что звалась моей сестрой, – не отпустила бы. И сейчас не отпустит.

Она смотрит на меня.

А я – на мужа.

Янгхаар Каапо стоял на ногах.

Пока еще стоял.

Между мной и Пиркко. Но сил у него осталось лишь на то, чтобы не уронить палаш.

– И что ты будешь делать теперь? – спросила сумеречница. Тени собрались у ее ног – верные псы, готовые броситься на меня по знаку хозяйки.

Вместо ответа я опустилась на четыре лапы.

Глава 50

Правнук Великого Полоза

Все арены похожи друг на друга.

Ограда. Ворота, через которые на арену выгоняют зверье и людей, обреченных убивать друг друга. Песок под ногами. К концу дня он становится мокрым и прилипает к коже. Если сразу не смыть – присыхает намертво.

Толпа.

И тот, кто стоит над толпой.

Безумие давно рвалось с привязи, и Янгар, отвернувшись от жены, позволил себе сойти с ума. Ненадолго. И сознание не ушло, напротив, он вновь видел все и вся, но со стороны, прекрасно сознавая, что происходит.

Вязкое время.

Твердый воздух, который поддавался клинку со странным всхлипом.

Цель.

Распорядитель в расхристанном халате бросается под ноги, пытаясь сбить Янгара, и застывает грудой разноцветного тряпья. Его жизнь легко оборвать, и, завершив удар, клинок возвращается, чтобы столкнуться со сталью.

Звон отдается в ушах. И смех той, что пытается вернуть Янгара.

Она тянется к нему, ластится липкими тенями, клочьями сумрака, пеплом, что падает с неба. Не снег, но похоже на снег.

– Танцуй! – говорит она голосом Хазмата. И тот выступает из-за ее плеча. В руке его хлыст, а перерезанное горло прикрыто шафрановым шарфом.

– Танцуй, песий сын! – вторит Хазмат, поглаживая длинные усы.

Щелкает плеть. Хазмат хохочет. В руке его из ниоткуда появляется длинная трубка, и белесый опиумный дым вползает в мертвые глаза.

– А против меня, мальчишка? Чтобы не в спину, но лицом к лицу!

Вместо плетки – кривой ятаган. Он пляшет в руках Хазмата, рвется, желая уязвить того, кто посмел поднять руку на хозяина.

– Ты мертв, – отвечает Янгар. Но бьет в ответ на удар.

И живой мертвец заходится беззвучным смехом. Дергается кадык, и шарф сползает, обнажая рваную рану с запекшимися краями.