Читаем без скачивания Такое короткое лето - Станислав Васильевич Вторушин

обещал, а через полторы. Наталья немного недомогала и помощь старой женщины была ей лучше всяких лекарств. Спиридон открыл дверь, когда бабка купала ребенка. Рядом стояли Евдоким и Наталья с холщовой простынкой в руках. Наталья болезненно улыбалась. Спиридон обратил внимание на ее бледное, без единой кровинки лицо. Но удивило его не это, а скрытая и глубокая перемена, случившаяся с Натальей. Черты ее лица стали отточенными и в то же время более мягкими. Оно светилось нежностью и особой внутренней красотой. Спиридону показалось, что за своей женой после родов он этого не замечал.

Канунников обрадовался гостю.

— А ведь точно сын, — засмеялся он, глядя на Спиридона. — Как ты и говорил. Мишкой нарекли.

Пока Шишкин раздевался, Евдоким выскочил из избы, принес соленой осетрины. Наталья поставила на стол чашку с грибами — в осиннике недалеко от дома осенью было много груздей. Канунниковым хотелось встретить гостя как можно лучше.

— Как дома-то? — спросила Спиридона мать. — Я уже давно сбиралась сама уехать, да они не отпускают. Трудно молодым без старухи.

— Дома-то ничего, а вот в колхозе худо, — ответил Спиридон, вешая шубу на крючок у двери. Обвел взглядом стол и, достав из кармана шубы бутылку самогона, протянул ее Евдокиму. — Знаю, что у тебя нету, а новую жизнь обмыть требуется.

— За сына выпить всем надо, — обрадовался подарку Евдоким. — А тебе, мать, от нас особое спасибо. Уж не знаю, чем и отблагодарить.

Евдоким разлил самогон по кружкам, одну из них пододвинул бабке. Та едва притронулась губами к ее краю и поставила кружку на стол. Спиридон залпом опрокинул самогонку в рот и взял в руки большой кусок осетрины. Но ел нехотя, медленно двигая челюстями, и все время смотрел в окно отсутствующим взглядом. Его поведение показалось Евдокиму подозрительным. Но задавать вопросов он не стал, ждал, когда Шишкин расскажет обо всем сам.

Спиридон не заставил себя долго ждать.

— Хлеб у нас сгорел, — тяжело произнес он и опустил голову.

— Как сгорел? — не понял Евдоким.

— Дочиста. Вместе с амбаром.

— Что же теперь будет-то? — запричитала бабка. — Вся деревня по миру пойдет. Ведь нам и сеять неча. Всю пшеницу смололи.

Только теперь до Канунникова дошла вся серьезность случившегося. Если сгорит крестьянский двор — горе большое, но оно касается одной семьи. А когда погибнет колхозный амбар — это уже беда всей деревни. Через два месяца начнется посевная, а где взять семена, никто не знает.

— Господи, да как же это стряслось-то? — всплеснув руками, спросила бабка. Услышав о несчастье, она сразу почернела лицом.

— Если бы и знал кто как, все равно ничего не поправишь, — ответил Спиридон. — Полыхнул враз амбар, будто солнце посередь ночи взошло. Пока народ выскочил, сообразил в чем дело, от него уже ничего не осталось.

Праздничное настроение исчезло. В избе воцарилась давящая тишина.

— Не будет никакого толка из коллективизации, — нарушил молчание Евдоким. — Свой двор всегда надежнее.

— Чего об этом говорить, — угрюмо заметил Спиридон. — Дело сделано, назад пути нету.

Застолья не получилось. Отодвинув кружку с недопитой самогонкой, Шишкин поднялся из-за стола и засобирался домой. Все еще причитающая его мать уже натягивала на себя теплую одежду. Евдоким дал им на дорогу рыбы, помог бабке сесть в сани, а потом долго смотрел вслед отъезжающему возку.

3

Через два дня к Канунникову пожаловал председатель луговского колхоза Зиновьев. Евдоким однажды видел его, когда приезжал в деревню за стеклом.

— Решил посмотреть, как живет единоличник, — вместо приветствия произнес Зиновьев, слезая с саней.

Евдоким, отгребавший деревянной лопатой снег от крыльца, выпрямился, бросил на председателя быстрый взгляд. Ночью валил снег, а сейчас выглянуло солнце и ударил легкий морозец. Морда председателева коня обросла куржаком и, когда он моргал, с длинных конских ресниц сыпалась изморозь. У Зиновьева раскраснелось лицо, на коротких усах тоже виднелся куржак. «Не обидел председателя Бог здоровьем», — подумал Евдоким, глядя на крепкую фигуру Зиновьева, широко расставившего ноги в добротных, выше колен, белых валенках. Зиновьев, не скрывая удивления, рассматривал прирубленные к избушке новые сени.

— Заходи, посмотри, — Евдоким показал рукой на дверь.

Председатель шагнул на крыльцо, а Евдоким, глядя ему в спину, думал и никак не мог сообразить, какая нужда ни свет, ни заря погнала Зиновьева за двенадцать верст по убродному снегу на чалышский берег. Посмотреть, как живет единоличник, это только отговорка. Причина была другой, более серьезной.

Зиновьев переступил порог, поздоровался с Натальей, обвел взглядом избу.

— Сын, дочь? — спросил он, кивнув на запеленатого ребенка, лежавшего на кровати и с удивлением смотревшего на незнакомого человека.

— Сын, — ответила Наталья.

— Тоже в колхоз вступать не будет? — Зиновьев снял шапку и начал расстегивать полушубок.

— Не знаю, ему еще надо вырасти, — ответила Наталья и улыбнулась, глядя на сына.

Хозяйка дома сразу понравилась Зиновьеву. Она смотрела на него открыто, даже с вызовом, нарочито подчеркивая свою самостоятельность. И Зиновьев подумал, что будь у нее другой характер, она не смогла бы долго выдержать здесь. И еще ему бросилась в глаза ухоженность жилища. В избе было довольно уютно. Даже неровный пол, сделанный из самодельных неструганных досок, блестел чистотой. На столе, у печки — прибрано. Везде видна заботливая женская рука. «Жизнь неистребима, — думал Зиновьев. — Человек быстро приспосабливается к любым условиям».

Зиновьев пристально посмотрел Наталье в глаза. Она опустила голову, кончиками пальцев одернула кофту. Потом подошла к сыну и, повернувшись лицом к гостю, сказала:

— Вы шубу-то вешайте. Там возле двери крючок. — Бросила взгляд на Евдокима и спросила: — Может, чаю с дороги выпьете? На улице-то зябко.

— Чай всегда к месту, — ответил Зиновьев и, повесив шубу, сел к столу. — У вас, говорят, и рыбка есть?

— Ловим помаленьку, — скромно заметил Евдоким и вышел в сени за рыбой.

Он принес вяленого язя и кусок соленого осетра. Зиновьев принялся сначала за вяленую рыбу. Пока он чистил ее, Наталья навела чай, благо печь была истоплена и кипяток имелся. Заваривала она его листом смородины и сушеной малиной.

— Сахару только нету, не обессудьте, — сказала она.

— Я тоже не всегда с сахаром пью, — ответил гость и обратился к Евдокиму: — А ты чего стоишь? Садись. Неловко как-то. Гость чай пьет, а хозяин рядом стоит.

Евдоким сел. Наталья устроилась на кровати рядом с сыном. Их обоих разбирало любопытство. Они ждали, что скажет председатель, но он не торопился начинать разговор.

Попробовав язя, Зиновьев принялся за осетра. Ел он не торопясь, то и дело прихлебывая из кружки чай. Потом отодвинулся от стола и заметил:

— Неплохо единоличник живет. Так ты скоро не