Читаем без скачивания На острие меча - Богдан Сушинский

– Но у моего друга Шевалье уже готова рукопись книги, которую он мечтает издать не где-нибудь, а здесь, в Париже.

– Стоит ли теперь думать об этом? – снисходительно возвел руки к небесам Шевалье. – В очередной раз побывав в Польше, я напишу новую книгу, значительно лучше существующей. Это будет большое солидное исследование.

– Но рукопись книги уже готова? – спокойно остудил его де Брежи.

– Почти. Можно считать, что да.

– Вот и будем исходить из этого. А за время работы в посольстве у вас соберется много нового материала для новой книги. Вам известно имя владельца хотя бы одной столичной типографии, Шевалье?

– Лучшей считается типография Клода Барбена. Во всяком случае, так мне сказал один провинциальный поэт, мечтающий издать у него книгу стихов.

– Клод Барбен, говоришь. Не исключаю. Из этого и будем исходить.

«Нет, – сказал себе мушкетер, – все-таки для армейского генерала де Брежи слишком мудр. Хотя и для посла тоже… слишком решительный и деятельный».

40

Два дня спустя графиня навестила Ольгицу на ее квартире из двух небольших комнат второго этажа, которую она теперь снимала у местного винодела-валаха.

Пророчица приняла девушку, стоя у раскрытого окна, и, если бы она была зрячей, то могла бы видеть и гостью, и часть открывавшегося отсюда подернутого густой тиной болотистого озерца.

– Так вы считаете, графиня, что это вы убедили лейтенанта де Винсента вступить в тайное общество заговорщиков? – спросила она, не ожидая вступительных слов Дианы, и величественным движением руки указала ей на стоящее у стола огромное старинное кресло.

– Сейчас это важно?

– Уж не знаю, как все это происходило у вас на самом деле, но у меня создается впечатление, что лейтенант был подослан. Его просто удачно подставили, предугадывая, что вы неминуемо пожелаете ввести красавца-гвардейца в круг своих друзей-злоумышленников.

Графиня простодушно улыбнулась. «Такого не может быть! «Подослали, подставили…» Кого, лейтенанта де Рошаля? Ей? Чушь какая-то!

– Это исключено, госпожа Ольбрыхская.

– Спорить, доказывать не стану. Вам виднее. Но если вас интересует истина – она заключается в том, что лейтенант был удачно подослан. Кое-кто при королевском дворе догадывался, что вы заговорщица. И с вашей помощью решил узнать имена всех сообщников.

– С моей?! – растерянно улыбнулась графиня, не желая принимать слова провидицы на веру.

– Именно с вашей. И ему это удалось.

Если бы Ольгица могла видеть, она заметила бы, как побледнело лицо графини. Едва присев на краешек кресла, она тотчас же подхватилась и нервно прошлась по комнате.

– То есть отныне я, а не кто-либо другой, должна считать себя виновной в провале заговора?

– Вы же сказали, что сейчас это уже не имеет никакого значения.

– Это-то как раз имеет. Лично для меня. Откуда у вас такие сведения? – воинственно оперлась она рукой о стол. – Что, в Каменце появился человек, хорошо знакомый со всей этой парижской драмой? Я спрашиваю вас: в Каменце или где-либо поблизости объявился человек, что-либо знающий об этих событиях?!

– Меня иногда осеняет, – кротко напомнила ей Ольгица. – В городе с этим все давно смирились. В каждом городке должна быть своя ведьма.

– Несомненно. Считаю, что Каменец в этом деле даже преуспел. Но поймите: мне важно знать, появился ли здесь такой человек.

– Вам нужен еще один покойник?

– Прежде всего, мне нужно убедиться, что у вас нет никаких оснований обвинять меня.

– Это не обвинение. Мне совершенно безразлично, кто кого пожелает возводить на парижскую плаху. Но никакого человека, владеющего вашей тайной, в наших краях нет. Что вас еще волнует, графиня?

– Я хочу забыть обо всем, что там происходило.

– Ваше право.

– Но для этого нужно заставить забыть об этом всех, кто меня окружает.

– Это получается у вас довольно решительно. Надеюсь, Власте не придется вылавливать для вашего слуги еще одну змею.?Ольгица улыбнулась, словно слышала лепет несмышленыша.

– Власта отлавливает змей для всякого, кто ее об этом просит и кто ей за это платит. Каждый зарабатывает себе на хлеб, как может.

– Тогда последний вопрос, – поняла свою ошибку графиня. Она снова прошлась по комнате, постояла у небольшого декоративного камина, в котором давно никто не зажигал огня, и наконец, приблизилась к Ольгице. – Мне нужно знать имя человека, подставившего мне, как вы изволили выразиться, этого негодяя-покойничка.

Даже не видя глаз Ольгицы, графиня сумела заметить, с какой усталостью и тоской «взглянула» на нее слепая.

Молчание затянулось настолько, что ждать ответа уже было бессмысленно. Ольгица словно бы забыла о существовании своей гостьи или же в самом деле пребывала где-то в иных мирах. Возможно, еще не за «рекой смерти», но уже не на берегах Смотрича [42] .

– Вам трудно вспомнить имя этого парижского мудреца?

– Я бы сказала только, что к таким уловкам чаще всего прибегают женщины.

– Похоже на правду. Тогда кто же это? Уж не Анна ли Австрийская? Она, она, паршивка!

– Как-как вы сказали? Анна Австрийская? Ее так зовут?

– Анна Австрийская. Королева-регентша, мать Людовика XIV и вдова Людовика XIII.

– Вот почему я не могла понять… Меня сбивало с толку слово «австрийская», поэтому не могла уяснить себе, о ком, собственно, речь. Я забыла, что Анну называют Австрийской.

Графиня болезненно поморщилась: «О чем ты опять?» – вопрошал ее взгляд, упиравшийся в черноту повязки.

– Так с кем же вы все-таки беседовали, госпожа Ольбрыхская? – как можно спокойнее и официальнее спросила Диана. – Кто назвал вам имя королевы-матери?

– Я даже не догадывалась, что речь идет о королеве. Тем более что говорил он как-то невнятно. Похоже, сам толком не понимал, о ком идет речь, передавал то, что ему сообщалось. Впрочем, ему это ни к чему: разбираться, кто где монаршествует.

– Но кто говорил вам это, Ольгица?! Кто передавал и кто кому сообщал? Я ни черта не понимаю, моя непостижимо загадочная госпожа Ольгица.

– Тот, кто всегда помогает мне разобраться, что было и что будет, а также предвидеть кое-что из того, что предвидеть вроде бы никак невозможно.

– Ангел-хранитель? Нет? Дьявол или пророк, вознесенный на «небеси» и оставленный там – преданный, обреченный на вечность? На казнь вечностью?

– «Казнь вечностью» – это вы хорошо сказали, графиня. Я долго искала похожие слова, но так и не смогла отыскать их. В Евангелии я такого не встречала.

– Придется писать евангелие «от де Ляфер». Как думаете, Ольгица, папа римский не покончит жизнь самоубийством, представ перед необходимостью благословить на мирскую жизнь это «святописание от Дианы»?

– В каких словесах вы бы сейчас ни изощрялись, все же я не смогу объяснить вам, кто такой этот он. Да мне и нельзя распространяться о таких вещах.

– Я давно поняла, что ты продала душу сатане, – вздохнула графиня, переходя на «ты». Теперь с пророчицей можно было не церемониться. Перед ней снова обычная нищенка. – Но не осуждаю. Мы все продали свои души. Да, видно, слишком дешево, коль с аудиенциями к нам не снисходят. Значит, все исходило от этой паскуды Анны? Спасибо. Теперь мне легче. Оказывается, я тоже стала жертвой сговора. Знала бы я об этом раньше – не так корила бы себя за лейтенанта де Винсента.

– Извините, графиня, чем могла…

– Мы подружимся. Чувствую. Мне нужно будет встретиться с Властой. Она-то нас и сдружит.

– Извините, графиня, я нахожусь уже на той черте, на которой дружбы не ищут. Ничьей.

– Ложь, – жестко ответила графиня, оскаливаясь в белозубой улыбке.

– Непростительно грубо выражаетесь, Диана.

– Непростительно правдиво – так будет точнее. Потому и назвала ваши слова ложью, что твердо знаю: дружбы ищут даже за той чертой. Так устроен весь этот проклятый, оскверненный иудиным семенем мир.

41

– Далеко ли находится издательская контора этого господина… Барбена, кажется? – как бы между прочим поинтересовался граф де Брежи, когда д'Артаньян и Шевалье вновь оказались у его кареты, только теперь уже неподалеку от северных ворот Парижа.

Друзья многозначительно переглянулись. Они были уверены, что посол уже забыл о своем обещании, поэтому искренне удивились.

– Полчаса езды отсюда, – прикинул расстояние мушкетер.

– Значит, если нам повезет, потеряем не более двух часов, – помассажировал посол свой гладко выбритый подбородок. Он не признавал ни усов, ни бородки, поэтому лицо его казалось значительно моложе, чем должно было бы выглядеть. Хотя в чертах его уже четко улавливалось степенное нормандское мужество.

– Вы хотите повидаться с издателем Барбеном? – спросил Шевалье.

– У вас больше оснований стремиться к этой встрече, мой секретарь, – улыбнулся де Брежи. – Рукопись все еще с вами?

– Она всегда с ним, – поспешил заверить д'Артаньян. – Шпагу он иногда позволяет себе забывать, но рукопись…