Читаем без скачивания У.е. Откровенный роман... - Эдуард Тополь

После завтрака – часов в двенадцать – Банников хозяйски садился в мою машину и уезжал на пляж Саус-Бич, на модную Линкольн-роуд – эдакий майамский Бродвей, а то и на острова Кий-Веста, знаменитые со времен Хемингуэя. Там, в экзотических кубинских и тайских ресторанах, он завтракал и обедал, на съемных яхтах уходил в море и летал на планере над Кий-Вестом. За деньги в Америке действительно можно даже из водопроводного крана пить газированную воду.

Возвращался он далеко за полночь и, как я понимаю, из самых крутых ночных клубов на Саус-Бич. Не знаю, почему он не брал там проституток и не истощал себя с ними в каком-нибудь отеле – может, от скупости, а может, из боязни подхватить здесь СПИД. Но факт есть факт: он приезжал, взвинченный и возбужденный до предела, бегом поднимался из гаража в спальню и, даже не приняв душ, набрасывался на Полину с силой и мощью недогулявшего быка.

Даже сквозь потолки первого этажа и своего бэйсмента я слышал остервенелый скрип их кровати и мощные, хлесткие, все учащающиеся удары тела Полины о стены…

Это Банников компенсировал сам себе выхолощенность своей спермы.

А затем долго, очень долго шумели там душ и вода в биде…

Да, оказалось, что замечательные американские дома с их комфортом, каминами, синтетическими ковровыми полами, системами общего кондиционирования, антипожарными дымоуловителями, биде и прочими достижениями этой последней стадии цивилизации – просто спичечные коробки, построенные не из кирпича и дерева, а из прессованной стружки и пенопласта. Звукопроводность такая, что мне просто некуда было деться от этих звуков, как ни глушил я их коньяком и Пуччини.

«Черт возьми, – мысленно орал я себе, кусая кулаки и принуждая себя к терпению, – а в чем, собственно, дело? Разве она не спала с ним раньше, до тебя? И разве она не спала с сотней других – тем же певцом молодежных хитов Надиром Залоевым или с каким-то козлом, который возил ее в Ниццу? А с Кожлаевым она не спала?»

Но по утрам, когда Полина спускалась на кухню и смотрела на меня своими изумленно-вопрошающими глазами, я чувствовал, что лучше бы мне провалиться сквозь пол и даже сквозь землю.

На третий день утром Полина, спустившись вниз, спросила:

– Когда я увижу ребенка?

Я вздохнул:

– Я уже говорил. Они уехали на Рождество в Бразилию. С родителями Сементы. Извини, этого я не мог предусмотреть…

Она не ответила, она вообще не разговаривала со мной с момента приезда, в ее глазах я стал теперь никем и ничем, мелкой «шестеркой» рыжего Банникова.

Но я действительно не мог предусмотреть, что рано утром 22 декабря, накануне Рождества, Семента и Глен вынесут из дома своего Ива, складную детскую коляску и два чемодана, погрузят их в «лексус» и…

Стремительно натянув на себя спортивные трусы и майку, я выскочил тогда якобы на утреннюю пробежку и, как бы на бегу, махнул им рукой:

– Эй, куда вы?

Глен – тоже на ходу – опустил стекло своей машины:

– Привет! Мы в Рио на праздники. Marry X-mas to you!

– И вам счастливого Рождества! – крикнул я с поддельным энтузиазмом.

И теперь приходилось просто ждать возвращения семейства Стилшоу из Рио-де-Жанейро.

Конечно, когда Банникова не было, я пытался как-то объясниться с Полиной, сказать ей, что иного пути просто нет, что это не только ее жертва, но и моя – ради нее и ее ребенка!

Но при первых же моих словах она молча вставала и презрительно уходила наверх, запиралась в этой проклятой мастер-бэдрум.

Женщины, блин! Они начисто лишены самой элементарной логики.

Однако и оставлять ее неготовой к встрече с Ивом было тоже нельзя.

Первого января, накануне возвращения Стилшоу, я за завтраком все-таки сказал:

– Полина, у мальчика паралич.

Она в недоумении подняла глаза от своей тарелки:

– У какого маль… – и пресеклась, догадавшись. – Что?

– Я должен тебе это сказать.

В ужасе она закрыла руками безмолвно кричавший рот.

После полудня из глубины 45-й линии возник кремовый «лексус». Он миновал несколько елок, выброшенных из домов еще два дня назад, сразу после Рождества, – теперь, в связи с победоносным разгромом талибов, Америка слегка пришла в себя, в небе снова появились самолеты, и некоторое количество хозяев сэндвиллских домов прилетели во Флориду на рождественские каникулы, украсили свои дворы иллюминацией, елками, искусственным снегом, оленями с Санта-Клаусом и библейскими многофигурными композициями. Но сразу после Рождества елки здесь выбрасывают, не дожидаясь даже Нового года, который тут и не праздник вовсе, а так, выходной день…

Миновав эти елки на мостовой (у мусорщиков тоже выходной, елки уберут только завтра), «лексус» подкатил к дому № 4531 и через открывшиеся ворота въехал во двор.

Полина стояла у окна нашей гостиной, чуть сдвинув тюлевую гардину.

Я на всякий случай дежурил рядом.

Но когда Семента извлекла из «лексуса» Ива с его безжизненно висящими ножками и понесла его в дом, Поля не вскрикнула, не ударилась головой об окно, а тихо опустилась на пол и, закрыв руками лицо, зашаталась из стороны в сторону, говоря негромко, в ужасе:

– Они пропустили… Они пропустили…

– Что они пропустили, Поля?

Она подняла мертвые блуждающие глаза:

– Боже мой!..

– Что «Боже мой»? Что они пропустили?

Ее глаза остановились на мне, словно возвращаясь откуда-то издалека и осознавая заново, кто я и где мы с ней находимся.

– Почему вы не сказали мне раньше?

– А что бы это изменило, Поля?

– У него не паралич, у него парез… Это лечится, но раньше, в грудном возрасте…

– Откуда ты знаешь?

– Боже мой! Какая я сволочь! Боже мой! – Сидя на полу, она откинулась головой и, закрыв глаза, стала с силой биться затылком о подоконник. – Боже! Какая я сво…

– Подожди! Перестань!

Я обнял ее, не давая ей разбить голову, но она забилась у меня в руках с какой-то буквально истерической силой.

– Пусти! Пустите меня! Я дрянь!..

Эта злая, истерическая сила в ее молодом двухметровом теле была такой мощной и яростной, что мне пришлось просто навалиться на нее.

– Успокойся! Перестань! Поля!

– Нет! Пустите! Пусти-и-и-и! – взвыла она с какой-то звериной тоской, вырываясь и выгибаясь всем телом, и только тогда, когда я просто придавил ее своим весом к полу и залепил ее вой поцелуем, она – сначала еще сопротивляясь и кусая мне губы – вдруг расслабилась, вытянулась подо мной на полу и…

Что-то случилось с ней, с нами – я не знаю, как это бывает, у меня нет объяснений.

Я же не целовал ее, я просто залепил ей рот своим поцелуем, чтобы она перестала выть и орать в истерике, но именно в этот миг – нет, не в этот, секундой позже – ее ноги сначала вытянулись, а затем ее спина выгнулась аркой навстречу мне, и руки вдруг обняли меня.

– Да! Да! – сказала она с закрытыми глазами. – Да…

И сама впилась в мои губы жадным, кусающим поцелуем…

– Что они пропустили, Поля?

Она молчала.

– Поля!

Она открыла глаза. Мы все еще лежали на полу, на этом голубом синтетическом ковре – обессиленные и пустые. Но теперь ее голова и спутанные волосы расслабленно покоились на моей груди.

– Что они пропустили? – повторил я негромко.

Она с усилием отжалась на руках, села рядом со мной и снова закрыла глаза.

– А? – спросил я снова.

– Понимаешь… – Голос у нее был глухой, пересохший. – У меня тоже был парез. Но это частичный паралич, он лечится… Массаж, алтайские травы, снова массаж… Если сразу прихватить, как мне… Я родилась в восьмидесятом, мои тогда жили неплохо, отец шабашил по стройкам и хорошо зарабатывал. Они меня сразу на Алтай повезли, к дедушке. И вылечили… А брат родился в девяностом, когда мы нищими стали. И еще отцу ногу отрезало – какой там Алтай! У нас на еду не было… А Ване уже четыре – Боже мой!..

Я привлек ее к себе:

– Не плачь. Мы повезем его на Алтай.

– Вы обещаете?

– Да.

– А зачем вы-то сюда приехали? И Рыжий. И весь этот спектакль – зачем?

– А он тебе не сказал?

– Он сказал: если я хочу увидеть сына, то должна вести себя, как он прикажет.

– И всё?

– Ну, еще, что если Ваня правда сын Кожлаева, то он его должен усыновить, так он Роману поклялся. Но я ему не верю. Я думаю знаешь что?

– Что?

– Я думаю, у Кожлаева в России пара заводов записаны на Ваню, поэтому Рыжий Ваню-то усыновит, а потом…

– Что потом?

– Вы меня убьете.

– Как это? – Я даже опешил от такого заявления, сказанного совершенно обыденным голосом. – Ты что? С ума сошла?

– Конечно, убьете, – сказала она, не меняя тона. – Я же не дура. Рыжий за деньги кого хошь убьет. Он и Кожлаева убил, а то я не знаю!..

Какой-то дальний гул спас меня от необходимости продолжать этот разговор. Сначала я подумал, что это очередной «боинг» взлетает в соседнем, всего в семнадцати милях от нас, майамском аэропорту, но тут шарахнул такой удар грома, что Полина испуганно прижалась ко мне.