Читаем без скачивания Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов - Мари-Франсуа Горон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Само собой разумеется, мы воздержались рассказывать госпоже Л. Д., что Анасте обвиняется в убийстве баронессы Делляр. Мы спросили только, знает ли она Анасте.
— Конечно, — сказала она, — это друг моего сына.
— Давно вы его видели? — спросил господин Понсе.
— Не особенно, недели три тому назад. Позвольте, я припоминаю, он обедал у нас в последний раз именно в тот день, когда на бульваре Тампль была убита одна старушка.
— Не помните ли вы, сударыня, час, когда Анасте пришел к вам?
— О, да, — сказала госпожа Л. Д., — я прекрасно помню, что в ту минуту, когда он позвонил, я взглянула на часы. Было ровно четыре часа, и я приказала зажечь газ.
Господин Понсе и я переглянулись.
Четыре часа! А преступление было совершено без четверти пять!
— Не помните ли, в котором часу Анасте ушел от вас? — спросил следователь.
— Приблизительно, часов в десять вечера. Он был очень весел и говорил нам о своих планах на будущее.
Затем пригласили войти сына госпожи Л. Д., который объявил нам:
— В тот день я возвратился домой ровно в шесть часов, и моя мать сказала мне, что Анасте ожидает меня уже два часа.
Мы попросили мать и сына подождать еще несколько минут и проводили их в кабинет моего секретаря. Понсе и я остались наедине.
Гм! Мы оба сделали очень невеселую гримасу, в особенности я. Бесспорно, это я ускорил события, и если Анасте окажется невиновным, то ответственность за его арест всецело падет на меня лично.
— Обстоятельства меняются, — сказал следователь, уверенность которого, кажется, немножко пошатнулась, — вот алиби, которого мы вовсе не ожидали.
Для меня, наоборот, виновность Анасте уже не представляла ни малейшей тени сомнения.
До этого свидетельского показания, быть может, я еще колебался бы, но теперь в одну секунду в моей памяти пронеслось: нож, купленный в Лионе, синее пальто с полосками, расположенными диагональю, заявления молодого человека M. и Лины Берль, что они узнают в Анасте убийцу, наконец, странное поведение этого офицера, который покорно позволяет сбрить себе бороду по простой просьбе с моей стороны!
Между тем даже Жом, присутствовавший при показаниях госпожи Л. Д., сделал очень кислую гримасу, и я мог прочесть на лицах окружающих, хотя, конечно, все молчали: «Ну и заварили же вы кашу!»
Но я знал, чего стоят свидетельские показания в вопросе о времени! Уже не в первый раз мне приходилось сталкиваться с подобными несообразностями.
— Подождите немножко… — сказал я и бросился в ту комнату, где Анасте обедал под охраной двух агентов.
Но в коридоре я был остановлен журналистами, которые уже нахлынули в сыскное отделение.
Сцену очной ставки со свидетелями на бульваре Тампль не удалось сохранить в тайне. Репортеры уже разузнали, что туда привозили офицера французской армии, и догадывались, что его подозревают в убийстве.
— От нас скрывают важный арест! — говорили они.
— Уверяю вас, что ничего еще не выяснилось! — нетерпеливо возражал я. И, чтобы избавиться от демонов прессы, я был вынужден сказать: — Ну хорошо, подождите немножко, сейчас я узнаю, могу ли вам что-нибудь сообщить.
И я вошел в комнату, где находился Анасте.
— Послушайте, — сказал я ему, — до сих пор вы никогда не лгали в деталях. Вы не хотите только сознаться в убийстве баронессы Делляр. За исключением этого пункта, во всем остальном мы согласны. Я не ставлю вам ловушки, но предупреждаю, что ответ, которого я от вас жду, будет иметь огромное влияние за или против вас.
— Спрашивайте, — сказал Анасте, — я отвечу вам вполне откровенно.
— Ну, так скажите, в котором часу вы пришли к госпоже Л. Д., у которой провели вечер 4 декабря?
— В четверть шестого, — без малейшего колебания сказал Анасте.
Из груди моей невольно вырвался вздох облегчения.
— Итак, вы пришли туда в четверть шестого, — повторил я. — Вполне ли вы уверены в этом?
— Да, сударь, — ответил Анасте.
— Согласны ли вы подписать ваши «слова»?
— Разумеется.
Я позвал секретаря.
Анасте сам продиктовал ему свой ответ и подписался.
Думаю, что у меня была уже не прежняя вытянутая физиономия, когда я возвратился в свой кабинет и сказал следователю:
— Вот читайте заявление самого Анасте, подписанное его рукой.
Мы опять пригласили госпожу Л. Д. с ее сыном. На этот раз мы рассказали им обо всем случившемся. Она не стала настаивать при виде заявления единственного заинтересованного, а впоследствии мы узнали, что их часы отставали в день преступления.
Спустя несколько дней я узнал, что знаменитое синее пальто с полосками было не куплено в Лионе, а сшито искусным полковым портным. Я узнал также, что приказчик базара, утверждавший, будто он продал нож убийцы, ошибся: Анасте купил нож не у него.
Если бы я знал все это в момент показания госпожи Л. Д., если бы кто-нибудь сказал мне тогда: «Все, что ты принимаешь за доказательства, не более как случайные совпадения» — разве имел бы я такую непоколебимую уверенность в виновности Анасте?
Разумеется, нет! И это еще раз доказывает, какую важную роль играет случай в полицейском деле.
Чтобы успокоить репортеров, жаждавших новостей, я дал им краткое сообщение о временном аресте Анасте. Они удовлетворились этим, так как был уже первый час ночи.
Однако, расставаясь со мной, Понсе сказал:
— Поверьте мне, — чтобы дело было закончено, — нам все-таки нужно получить признание от самого Анасте.
Я вполне соглашался с этим мнением, и все начальники сыскной полиции, настоящие, бывшие и будущие, никогда не имели и никогда не будут иметь другого ответа, потому что это единственный способ закончить следствие, не оставляя сомнения в общественном мнении.
Тогда я приставил к Анасте агента Борбаста, специальностью которого было склонять преступников к сознанию. Каким образом он подействовал на этого офицера, я не знаю, и даже не хотел знать, но только достоверно одно: что и на этот раз Барбаст блистательно выполнил свою миссию.
На следующее утро Жевело, который знал Анасте, встречая его иногда в доме баронессы Делляр, приехал к нему и посоветовал, по крайней мере, хотя бы смягчить ужас преступления чистосердечным признанием.
— Должно быть, вас мучат угрызения совести! — воскликнул он. — Облегчите себя, расскажите правду.
Анасте выслушал его очень почтительно, без негодования, но все-таки твердо ответил:
— Уверяю вас, что я не виноват.
Помню, после отъезда Жевело я испытал какое-то особенно
