Читаем без скачивания Совокупность лжи - Дэвид Игнатиус

Израненная осколками нога болела, но он пошел, преодолевая боль. По улице ходило множество сирийцев. Они что-то покупали. Мясник рубил большой кусок ягнятины прямо на улице. Через дверь стояли два молодых сирийца, разглядывая местный журнал с девочками и ожидая своей очереди к цирюльнику, чтобы постричься. Парочка покупала обручальные кольца в ювелирной лавке. С детской площадки в армянской школе, расположенной дальше по улице, выходили дети. Феррис почувствовал, что с легкостью теряется в этой толчее арабского города, но он знал, что это не так. Он выделяется, как шрам на здоровой коже. В каждом окне виднелась икона с задумчивым ликом Христа, темноликого восточного Христа, единственного, кто на самом деле знает, что значит страдать.

Он увидел табличку с нужным адресом прямо перед собой. На первом этаже небольшой магазинчик, торгующий аудио- и видеокассетами в ярких обложках. Рядом — вход в квартиру, наверх по лестнице. Там, над магазином, горел слабый свет. Феррис остановился и огляделся. Шумная толпа, похоже, потихоньку редела. Люди возвращались кто в свои лавки, кто — домой. Возможно, они догадываются. Так всегда бывает в этих городах, таких как Дамаск. Есть какой-то тайный язык. В тот момент, когда что-то случается или вот-вот должно случиться, все уже знают об этом. Вот так и выживают эти люди.

Феррис заглянул внутрь. Там было темно, и он нажал на кнопку, зажигая в коридоре свет. Стоявшая в дверях в конце коридора женщина отошла в тень.

— Где живет Хасан? — спросил Феррис.

Женщина мотнула головой, показывая взглядом наверх, и закрыла дверь. Феррис принялся взбираться по скрипучим ступенькам. Доски едва не уходили из-под ног, перила шатались. Наверху было темно, а где включить свет, Феррис не нашел. Он принялся ощупывать стену в поисках кнопки, и тут открылась дверь. За ней стоял бородатый мужчина. Его лицо было немного освещено светом из комнаты.

— Вы Хасан? — спросил Феррис. — У меня кое-что для Хасана.

Бородатый мужчина не ответил, но жестом позвал Ферриса внутрь. Они вошли в едва освещенную комнату. Феррису здесь не нравилось, но теперь у него уже нет выбора. Все шло именно к этому. Он должен был доставить посылку, вот и все. А запись на пленке довершит дело. Бородатый мужчина закрыл за ним дверь.

Внутри квартиры стоял другой человек. С такой же густой бородой, как и у того, что открыл дверь. На голове у него была вязаная молитвенная шапочка. Судя по напряженному взгляду холодных глаз, это и был брат Сулеймана.

— Я Хасан, — сказал он. — А ты кто?

— У меня для вас запись, от Рауфа, — сказал Феррис. — Рауф сказал мне, чтобы я передал ее вам, для «Аль-Джазиры». Это была его последняя воля. Он сказал, что я должен отдать ее вам и что вы будете ждать меня.

— Ты американец? Тот, которого ждал Рауф?

— Да, — ответил Феррис. Он увязал все глубже, но это не важно. Главное, чтобы они взяли эту запись.

Хасан кивнул. Он знал, кто такой Феррис. Поэтому и открыл дверь. Но вряд ли он был этому рад.

— Мы ждали эту запись пару дней назад. Но потом потеряли связь с ним. Где Рауф? Почему мы ничего не слышим о нем?

— Не знаю, — ответил Феррис. — Только знаю, что он хотел, чтобы это оказалось у вас.

Он передал хозяину квартиры коричневый бумажный сверток. Хасан аккуратно развернул его и посмотрел на кассету. Прочитал надпись на арабском на ее ярлыке. Должно быть, это кодовые слова. Хасан дважды прочел их и кивнул.

— Слава Аллаху, — сказал он.

— Слава Аллаху, — повторил за ним Феррис. — А теперь я ухожу. Рауф сказал, что я должен уйти, когда отдам запись.

— Нет, — ответил Хасан. — Сначала мы ее посмотрим.

Ферриса словно залило жидким огнем. Очертания комнаты поплыли у него перед глазами. Ему захотелось оттолкнуть стены комнаты, прежде чем они сожмут его.

— Я должен уйти, — повторил Феррис, пятясь к двери. — Когда вы посмотрите запись, то поймете почему. Это должны показать по «Аль-Джазире».

— Мы сами решим, — сказал Хасан.

Он отдал кассету второму мужчине, и тот включил небольшой телевизор, стоявший в крошечной гостиной. В нем был встроенный кассетный видеоплеер. Через пару секунд они вставят кассету в плеер, и на экране появится изображение. Феррис понял, что у него больше нет времени.

— Я должен уйти, — повторил он. — Сейчас.

Хасан встал позади Ферриса, загородив собою дверь. Вот оно, подумал Феррис. Он украдкой глянул на окно. Внизу магазин, вспомнил он. Вроде бы там есть тент над входом.

— Включай, — сказал Хасан.

Помощник вставил кассету в плеер, и на экране появилось дрожащее изображение.

Феррис побежал, повинуясь инстинкту. Не обращая внимания на израненную ногу, изувеченные мышцы и страх, кольцами боли сжимающий его конечности и суставы. Развернувшись спиной к окну, он с размаху прыгнул спиной вперед, стараясь прикрыть голову руками. Оконная рама затрещала и сломалась, Ферриса осыпал дождь осколков стекла, тысячами игл впиваясь в его кожу. Мгновение он словно плыл в воздухе, не зная, ударится его тело о булыжник мостовой или о мягкую ткань тента. Мгновение. В следующее мгновение он почувствовал пружинящий удар о раму тента, достаточный, чтобы смягчить падение. И оказался на земле.

Стоящие на улице люди кричали, показывая на него пальцами. Феррис не понимал почему, пока не коснулся рукой затылка, а потом посмотрел на руку. Она была в крови. У него еще пара секунд, а потом Хасан и его помощник выскочат на улицу в погоне за ним. Он попытался встать, пошатнулся, но удержал равновесие. И побежал по улице настолько быстро, насколько это позволяла ему искалеченная нога. Люди продолжали кричать, но ему было плевать на это. Самое лучшее, что может с ним произойти, — это если его арестует сирийская полиция. Но ее не было.

Подбегая к воротам Баб-Тума, Феррис вдруг понял, что Хасан и его помощник не гонятся за ним. Где же они? И тут он понял. Когда Феррис прыгнул, они только начали смотреть запись. Их загипнотизировал вид Сулеймана: потрясенного, оглушенного и парализованного. Ядовитая пилюля коснулась первого узла. Теперь яд продолжит распространяться по всем нервам и сосудам, пока не достигнет центра. А затем огни начнут гаснуть, система даст задний ход и зачахнет.

Водитель ждал Ферриса на том же самом месте. В багажнике у него нашлось полотенце, и Феррис стер кровь. Инстинкт подсказал ему, что надо держаться подальше от сирийских госпиталей, как и от американского посольства. Он приказал водителю ехать во французское посольство, самое красивое и современное во всем городе. На входе в посольство он объяснил французскому офицеру, что ему надо встретиться с начальником отделения Генерального Управления внешней безопасности. Может, вид крови, а может, исполненный абсолютной решительности взгляд Ферриса заставил француза впустить его внутрь, за массивную дверь посольства. Он связался с начальством. Спустя минуту пришел человек из ГУВБ, вместе с медсестрой. Они отвели его в посольский госпиталь, промыли ему раны и вызвали врача. При падении Феррис сломал два ребра, а еще пришлось наложить больше сорока швов на порезы. На самом деле ему повезло. Феррис отчасти объяснил, что с ним произошло. Не слишком много, но достаточно для того, чтобы начальник ГУВБ не выглядел глупо, заполняя свой отчет. Француз спросил его, почему он не обратился в американское посольство.

— Я в отставке, — с улыбкой ответил Феррис.

Француз понимающе улыбнулся.

Они предоставили ему машину с дипломатическими номерами и водителя для обратной дороги в Бейрут. Феррис с радостью согласился. Все кончено. Теперь у него только одна цель. Найти Алису.

Спустя сутки «Аль-Джазира» показала эту запись. Комментатор назвал ее «признанием предателя». Она смотрелась как публичная казнь через повешение. Может, и ужасающе, но глаз не отведешь.

К этому времени Феррис уже снова был у Хани, окруженный заботой и под защитой. Он даже не стал смотреть трансляцию. Пусть «признание» Сулеймана сделает свое дело. Пусть позор и чувство вины пронзят весь мусульманский мир, пусть звучат оправдания и контробвинения, пусть говорящие разражаются громкими тирадами, злорадствуют или просто ищут, куда спрятаться. Это займет не один день и даже не одну неделю. Пройдут годы, прежде чем террористическая сеть оправится от воздействия этого яда. Потому что если движение не может верить Сулейману, возвышенному архитектору джихада, то оно не может верить никому.

Глава 37

Первые дни они чувствовали себя неловко. Оба не хотели говорить слишком много из страха, что это вызовет бурю чувств и разрушит всякий шанс на счастливую жизнь. Они были очень деликатны друг с другом, как хорошая семейная пара, которая имеет чувство такта, достаточное, чтобы не расспрашивать друг друга о прошлых влюбленностях. Феррис пообещал, что развенчает всю ложь и будет жить, полагаясь только на правду, но это оказалось нелегко. Он прожил жизнь, в которой почти все оказалось ложью. Речь была скорее о том, чтобы начать все сначала, а не переписывать прошлое. Похоже, Алиса это понимала. У нее тоже хватало секретов, загадок, наполнявших ее жизнь в Иордании, таких, в которых она не могла окончательно признаться не только Феррису, но даже себе самой.