Читаем без скачивания Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса (сборник) - Мария Воронова

– Разумеется. Я же говорила, мы вместе писали протокол.

– Хорошо. А знаком ли вам, Марина Львовна, фокус с запятой – «казнить нельзя помиловать»? Данный протокол не дает нам ответа на один важный вопрос, а именно: на каком этапе Спирин включился в операцию? К чему относится «вскрыто забрюшинное пространство, опухоль частично мобилизована»? К тому, что он увидел, встав к операционному столу, или к тому, что он сам сделал? Время прошедшее, форма неопределенная, безличная.

– Но так всегда пишут в протоколах. Никогда вы не встретите: «я мобилизовал желудок» или «я выделил надпочечник». Это стандартный слог операционных протоколов, подлежащим всегда является элемент человеческого организма.

– Это верно. Представляете текстик: «Матерясь и потея, я наконец-то нашел в спайках червеобразный отросток, а мой ассистент в это время сушил операционное поле и три раза назвал меня козлом»? Короче, не знаю, сразу ли Спирин понял, в чем его спасение, или потом, перечитав протокол… Во всяком случае, привезя историю на рецензию, он свалил все на вас. Вы своей волей начали операцию, приняли решение вместо обходного анастомоза сделать резекцию, и когда он пришел, вы уже пересекли основные сосуды. Ему ничего не оставалось, как только закончить начатое вами. И это, в общем, следует из протокола. Официального медицинского документа.

Марина смотрела на Колдунова во все глаза.

– Ничего себе! – наконец удалось выговорить ей.

– Совершенно с вами согласен.

– Я же его чуть за руки не хватала, чуть на коленях не стояла перед ним! Но ему надо было свою крутость показать!

Смотрите, мол, как лихо я побеждаю рак! Ян Александрович, я вины с себя не снимаю, нужно было настойчивее быть! Но чтобы я сама приняла ответственное решение по пациентке Спирина…

– А из истории не видно, что она его пациентка. Обычная экстренная больная.

– Да пусть бы она даже с улицы пришла! Это же надо вообще совести не иметь, чтобы, не дождавшись второго хирурга, начать выделять опухоль. Ян Александрович, я же одна была! Как можно мобилизовать слепую кишку без ассистента? Я что, крючок зубами держала? А петли тонкой кишки коленкой прижимала? Бред же!

Колдунов подумал и полез за сигаретами в карман халата.

– Ну, это аргумент слабенький. Крючки вы могли сестру попросить подержать.

– Да, но зачем такой экстрим? Раз я вызвала Спирина, разумнее всего было спокойно его дождаться.

Ян Александрович кивнул и мечтательно выпустил дым.

– А может быть, вы хотели самостоятельно убрать опухоль и доказать тем самым Спирину, что вы хороший и умелый хирург? Чтобы он восхитился и устроил вашу карьеру?

Марина хмыкнула:

– Единственное, что может вызвать восхищение Эдуарда Спирина, – это Эдуард Спирин. А я никогда не ставила под угрозу чужую жизнь ради своей карьеры.

– Между тем я услышал именно такую версию. Якобы он поставил вас в известность насчет этой больной и просил вечером позвонить, согласовать тактику. А вы схватили пациентку в операционную, начали резекцию, поняли, что сами не справитесь, и только тогда позвонили ему, благо он живет недалеко. Поведение, сказал он, конечно, странное, но если учесть, что в данный момент вы лечитесь в психиатрической клинике, то удивляться нечему. Потом ваш главврач мне звонил, тоже предупреждал о вашем заболевании. «Ах, – говорит, – бедный Эдуард Андреевич, эта сумасшедшая так его подставила, вы уж не судите строго».

– Как вовремя я сошла с ума!

– Это точно. Я ведь сначала во все это поверил. И тут ко мне ваш медбрат Валера обратился, мы с ним давно знакомы, и в медицину он пришел благодаря мне… В общем, звонит и просит найти хорошего психиатра. Слово за слово, он фамилию вашу называет, я говорю – какое совпадение! И так он вас расхваливал, что я в своей версии сомневаться начал… А вчера и Твердохлебов мои сомнения подтвердил, сказал, что на вас совсем не похоже. Знаете, я сегодня всю ночь не спал, думал о ваших приключениях… Не хочу обвинять никого зря, но, может, Спирин специально вам какой-то дряни подсыпал?

Марина пожала плечами:

– Зачем, если документы и так против меня? Ну, стала бы я отпираться, все равно поверили бы ему. Кто мог в мою пользу свидетельствовать? Анестезиолог своими делами занимался, в наши разговоры не вникал. К тому же Спирин настоял, чтобы его уволили… – Марина осеклась, подумав, что Спирин избавляется от свидетелей с изяществом итальянского мафиозо. – Кто остается? Сестра? Но вы лучше меня знаете, что по негласным правилам средний персонал в конфликты врачей не вмешивают. Так что не было ему никакой необходимости травить меня.

– Вы не подумали о муже пациентки. Он привез жену к Спирину, оперировал Спирин, и вдруг профессор переводит стрелки на какую-то, извините, тетку! Среди серьезных людей такое не проходит. А вот если у этой тетки внезапно шизофрения открылась, то другое дело. Это уже рок, фатум… Кстати, расчет оказался верным. Я ведь этому мужу звонил, хоть это и противоречит медицинской этике.

– Зачем, Ян Александрович?

– Хотел убедиться, что вашей жизни ничто не угрожает. Он мне двадцать минут излагал итоги своих печальных размышлений о нерадивых докторах, поставивших его жене ошибочный диагноз, о придурках, позволяющих шизофреничке работать на должности хирурга, о дебилах-анестезиологах, которые сначала не могут нормально провести наркоз, а потом звонят и бередят душу. Я, кстати, на его месте вашему анестезиологу, этому Павлику Морозову, голову-то бы открутил. Представляете, человек хоронит жену, зная, что она умерла от неизлечимого заболевания, что он сделал все возможное, отвез ее к лучшему хирургу… Что даже если бы она выжила после операции, ее ждало не больше года мучительной жизни. И вот, когда он немножко свыкся с утратой, вылезает этот ваш красавец и заявляет: ничего не было, так, врачебная ошибочка вышла. И что теперь муж будет думать до конца дней? Он же себя станет винить! Отвез бы жену к другому доктору, была бы сейчас жива и здорова.

Марина опустила глаза.

– В общем, – продолжал Колдунов, – вы единственный человек, к которому у него нет претензий. Раз вы шизофреничка, он рассматривает ваши действия как стихийное бедствие. А Спирин, сказал он, все равно сука. Должен был сам оперировать от начала до конца. Собственно, я так и написал в рецензии.

– Как? – удивилась Марина. – Спирин – сука?

– Увы, нет. Просто написал, что экстренные операции должны выполняться одним хирургом от начала до конца, ибо продолжительность вмешательства играет ключевую роль и преступно тратить время на ожидание светила. Но это сейчас не главное. Мы должны решить, что делать дальше.

– В каком смысле?