Читаем без скачивания Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Владлен Семенович Измозик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интерес и доверие местных партийных органов к сведениям ОГПУ показывает обращение ответственного организатора Гдовского укома партии в орготдел Ленинградского губкома в 1924 году с просьбой о получении копий сводок местных чекистских органов, поскольку уком особенно «интересует детальное освещение опроса о работе в деревне <…> [ибо] мы пока только поверхностно наблюдаем» [825]. Не случайно в феврале 1927 года Ленинградский губком партии направил Информотделу Ленинградского ОГПУ следующее сообщение:
Присланные Вами обзоры, сводки и докладные записки помещались нами отдельными фактами в еженедельной информационной сводке, делались запросы по партийной, профсоюзной и хозяйственной линии. <…> В отношении содержания и своевременности ваших материалов, то их ЛК [Ленинградский комитет] считает удовлетворительными. За последний год наблюдается значительное улучшение разработок. Недостатком является значительное запаздывание информации по деревне. В большинстве случаев обзоры и сообщения используются как материалы к заседанию Секретариата и оргколлегии ЛК, делаются запросы. ЛК считает целесообразным продолжать выпуск периодических сводок по отдельным наиболее актуальным вопросам, в частности, режим экономии, безработица, настроение интеллигенции и т. д.
Здесь же высказывалось пожелание перейти от трехдневных сводок по промышленности к недельным, а в месячных обзорах больше внимания уделять цифровому анализу [826].
Подведем некоторые итоги. В течение 1920‑х годов получила укрепление и развитие система тотального политического контроля над всеми группами населения, в том числе и членами коммунистической партии. Основными каналами ее реализации являлись партийные комитеты, военные политорганы и ВЧК — ОГПУ. Эта система использовала личные наблюдения и донесения партийных и военных политработников, устные и письменные сообщения добровольных и платных информаторов, материалы личной переписки граждан (перлюстрацию) и многочисленных писем-обращений в различные органы печати, учреждения и т. д. Система предусматривала четкий порядок передачи накапливаемой информации по вертикали.
При этом существовали строго определенные сроки ее предоставления, тематические рамки содержания. По насыщенности конкретной информацией, по степени ее анализа, по точности выполнения предъявляемых требований выделялись материалы ВЧК — ОГПУ. По пути наверх все эти материалы подвергались определенной обработке передающими инстанциями в соответствии с их идеологическими позициями, структурными интересами, представлениями о требованиях, предъявляемых высшим руководством в данный момент, и т. п.
Эта система не имела никакой правовой основы, а опиралась лишь на секретные инструкции и решения высших партийных органов, Политуправления РККА и ВЧК — ОГПУ. Информация, поступавшая по каждому из этих секретных каналов, имела свои специфические особенности. Партийные и военно-политические чиновники стремились показать в целом успешность своей агитационно-пропагандистской работы по повышению сознательности «трудящихся масс» при наличии, конечно, «враждебных и несознательных элементов». Органы ВЧК — ОГПУ, по нашему мнению, тяготели к сравнительно большему упору на изображение теневых сторон советской действительности, опасности роста контрреволюционных группировок, подчеркивая тем самым свою нужность и полезность. Постепенно, к концу 1920‑х годов информация ОГПУ начинает все больше учитывать политические позиции и установки руководства страны.
В целом же система политического контроля над населением располагала огромным количеством реальной информации о настроениях всех социальных групп по профессиональным и территориальным параметрам, об отношении населения к различным аспектам духовной, экономической и политической жизни. Вместе с тем в рамках системы не существовало какого-либо серьезного объективного социологического анализа собираемой информации. Люди, занимавшиеся ее обработкой, на высших этажах системы в значительной мере выступали в качестве регистраторов, сводивших воедино поступавшие к ним сведения. Таким образом, выводы, попадавшие в сводки различной степени важности вплоть до самых секретных, не являлись результатом серьезной статистической обработки, а базировались иногда на суждениях отдельных руководителей партийных комитетов, военных политорганов, ВЧК — ОГПУ и даже на высказываниях отдельных лиц, понравившихся работникам информационных служб. Однако сама полнота информационного материала в некоторой степени оправдывала серьезные недостатки, связанные с ее обработкой, и превращала систему политического контроля в один из самых важных и достоверных источников о реальных настроениях и причинах тех или иных поступков миллионов людей.
Часть III. Политконтроль и российская повседневность. 1918–1928 годы
Газетные, журнальные и книжные публикации, отчеты и доклады партийных, советских и хозяйственных организаций в Советской России проходили все ступени постепенно растущей цензурной лестницы — от «внутреннего редактора» до официального цензора Главлита, от руководителя партячейки до генсека. Ежедневный «Вестник крестьянской почтовой информации», являвшийся источником материалов для провинциальных газет, в феврале 1928 года сообщал о снижении розничных цен в кооперативной торговле на ситец и подсолнечное масло, успехах хлебозаготовок и поддержке их крестьянами, строительстве заводов сельхозмашиностроения и других столь же радостных событиях, ни словом не упоминая массовое недовольство отсутствием товаров и методами хлебозаготовок [827].
Официальная печать, в определенной степени отражая реальную действительность, вместе с тем имела постоянную «сверхзадачу» воздействовать на умы читателей в нужном направлении. Она должна была убеждать граждан в коренном превосходстве советского строя над всеми существовавшими и существующими в мире политическими системами, в их, граждан, постепенно растущем экономическом благополучии и неуклонном движении советского общества к духовному идеалу. Критикуя те или злоупотребления властных структур (бюрократизм, взяточничество, халатность и т. п.), средства массовой информации стремились одновременно показать, что эти явления — результат происков «классового врага», наследие «проклятого прошлого», «темноты и несознательности масс», «перерождения» отдельных членов партии под воздействием «мелкобуржуазного окружения» и других, генетически чуждых самой сущности советского строя, отвергаемых и постепенно изживаемых им по мере роста успехов социалистического строительства. Поэтому судить по всем этим источникам о реальном отношении населения к экономическим, духовным и политическим проблемам весьма сложно.
В отличие от них материалы политического контроля должны были создавать для ограниченного круга лиц подлинную картину советской повседневности в самых различных ее аспектах. Подчеркнем, что «политические настроения» понимались аппаратом власти крайне широко. Это было связано с тем, что люди, пришедшие к руководству страной в октябре 1917-го, мечтали полностью преобразовать не только экономические и политические устои общества,
