Читаем без скачивания Зоино золото - Филип Сингтон

Рассказывали истории о войне на юге — в Харькове, Воронеже, Царицыне — страшные истории. Казаки сдирали кожу с живых людей или хоронили их головой вниз, так что ноги болтались снаружи, и делали ставки, кто будет дергаться дольше всех. Чекисты опускали руки и ноги жертв в кипяток, пока кожа не раздувалась, как воздушный шар, после чего ее можно было содрать одним куском. Родителей заставляли смотреть на пытки и смерть детей. Пленных бросали в доменные печи или спускали с горы в утыканных гвоздями бочках. В классовой войне пытки были единственным стоящим развлечением. Дебаты и споры уступили место террору. А поскольку важен был пример, а не наказание за проступок, личность жертвы не имела никакого значения.

Больше всего мучители любили кожу. Без кожи человек сам себе видится лишь куском сырого мяса. Живое мясо, кричащие лица. По ночам истории оживали в ее голове.

С каждой верстой они все глубже проникали в земли, охваченные войной. Места, мимо которых они проезжали, переходили из рук в руки несколько раз. У каждой деревни виднелись могилы, вороны рылись клювами в земле, а заполучив пищу, наваливались на нее, расправив крылья. Один раз Зоя увидела крестьянскую семью, лежащую под навесом — два старика, женщина, мальчик с темными спутанными волосами. Совсем как пьяные, уснувшие под забором. Но когда она разглядела оскалы ртов и пустые глазницы, то поняла, что они не спят.

Однажды ночью Зоя очнулась от лихорадочной дремоты и увидела, что вагон наполовину опустел. Она оставила мать и бабушку и сошла вниз по насыпи. Тонкая струйка людей тянулась по путям к хвосту поезда, тихо, осторожно. Из любопытства она отправилась за ними. Через три вагона Зоя догнала женщину в длинной шали.

— Куда вы идете?

Но женщина как будто не расслышала ее.

Процессия растворилась в тени. По лесистому склону холма вилась тропинка. Было так темно, что Зоя видела только куски звездного неба над головой в обрамлении ветвей. Она споткнулась, почувствовала, как кто-то схватил ее за руку, помог подняться и продолжить путь. Она замерзла и проголодалась. Она хотела вернуться, но впереди уже светился огонек. Он двигался между деревьев, показывая дорогу. Потом появился второй огонек и третий. Словно невидимые руки несли их по лесу.

Зоя решила, что спит. Но какой странный, спокойный сон, как он не похож на те, что снятся ей в последнее время.

На просеке стояла крохотная церквушка. Зоя разглядела деревянный купол, облезлые побеленные стены. Они почти светились в мерцании звезд. Она подошла ближе и услышала голоса. Пение. Сначала оно было столь слабым, что ей приходилось напрягать слух. Со дня тайного венчания с Юрием год назад она не была в церкви. Участие в религиозных таинствах считалось преступлением. Даже бабушка, которая была крайне суеверной и каждый день молилась, держалась от церкви подальше. Но что-то внутри не давало Зое вернуться. Она попыталась остановиться, подумать о ребенке, которого носит, и что с ним случится, если ее арестуют. Напрасно. Против собственной воли она летела на огонек и нежные нарастающие голоса.

Она ступила внутрь. Отблески свечей танцевали на сводчатой крыше. В церкви стоял знакомый сладковатый запах ладана. Главную партию вела женщина. Она таилась от глаз где-то на хорах. Чистый голос, слишком прекрасный, чтобы принадлежать кому-то из измученных людей внизу. Зоя скользнула вперед и услышала голос священника, спокойный, глубокий — такой глубокий, что, казалось, он исходит из земли.

Она пробилась в первые ряды. Алтарь был сожжен, как и иконостас. Распятие и запрестольные образа исчезли. Полосы сажи бежали по стенам. Зоя насчитала шесть дыр от пуль. Но кое-что уцелело. На обугленной раме стола возвышался лик Богородицы с Младенцем, написанный на золоченой панели.

Обычная икона, осколок прежней России, золото, припорошенное сажей, едва мерцало в свете свечей. В печальном лице Богородицы, в синих складках ее одеяния не было ничего особенного. Ничего, что могло бы вызвать слезы. Если она и заплакала, то от усталости и голода, и от страха, который навсегда поселился в ней. Ей показалось, что икона привела ее сюда, чтобы показать ей что-то, чтобы что-то ей пообещать. Да нет, она просто бредит, в ней говорит телесная слабость. Она разозлилась при мысли об этом. Вытерла слезы. На грязных руках остались бледные подтеки.

Она не собиралась молиться. В детстве они миллион раз молились за здоровье царя и его семьи, но тех все равно расстреляли. Она молилась за отца, и за отчима тоже. Так какой смысл молиться за Юрия, запертого в сумасшедшем доме? Какой смысл молиться за их ребенка?

Юрий еще даже не знал, что станет отцом. Она пыталась передать ему записку при последнем посещении, но охранники отобрали. И к лучшему, сказала мать. Юрию и так есть о чем беспокоиться. Она велела Зое держать беременность в секрете ради их общего блага.

Зоя выбежала из церкви и вернулась в поезд. Она спряталась среди кисло пахнущих сумок и юбок бабушки, и легла спать, надеясь, что скоро рассветет и они снова отправятся в путь. Но голоса продолжали петь в ее голове. Она закрывала глаза и видела только икону, мать и дитя, чешуйки золота, словно искорки весеннего солнца на снегу.

Это завело ее туда, куда она не хотела идти. На Воробьевы горы высоко над Москвой. В день, когда она впервые увидела Юрия. Юные, красивые лица, обращенные к ним, бегущим по лесу. Розовощекая Татьяна Аргунова, молоденькая графиня Мария в большой меховой шапке, Раевский и граф Орлов с улыбками на лицах и тушками кроликов в поднятых руках.

— Мы уж решили, что тебя похитили.

Дыхание их паром вьется в холодном воздухе.

— Так и было. Но я спаслась. Мне повезло остаться в живых.

И тост за «вечную дружбу».

Теперь все они мертвы. Орлов, графиня Мария, даже друзья, которых не было в тот день, но они входили в их кружок. Допросы, пытки, расстрелы. Родственникам графини не позволили забрать ее тело. Увидеть, что с ней сделали. Потом их тоже арестовали.

Остался один Юрий. Он послужил революции, выдав заговор белогвардейцев. Скоро его отпустят, если все будет в порядке. Он вернется к жене и заживет жизнью советского гражданина, служа государству. То, что его не расстреляли, доказывает, что заговор на самом деле существовал.

В ночь, когда арестовали их друзей, он сказал Зое, что пошел на это ради нее. Сказал, что другого способа остаться вместе не было.

Той ночью ей приснились юная графиня и все остальные. Они стояли на тропинке и доверчиво улыбались Зое.

Наутро они въехали в Украину. Шесть часов без остановки поезд поглощал расстояние, вагоны так трясло, что пассажиры были все в синяках. Машинист отчаянно гнал поезд. Солдаты с винтовками на плечах высовывались из кабины, держась одной рукой, и пристально вглядывались вперед. Через трещину в стене вагона Зоя смотрела, как мир проносится мимо. На горизонте клубились облака пыли, поднимаясь в серое небо. Зоя страстно хотела увидеть море, вдохнуть его запах. Она мечтала, как поплывет с Юрием на пароходе по синим волнам, подальше от России и ее призраков. Когда она увидела его в лечебнице, когда, шаркая, он прошел мимо нее под конвоем, он едва ли вообще узнал ее.

Колеса остановились с невыносимым скрипом. Вагон тряхнуло, Зою отбросило на пол. Сквозь шипение пара донеслись крики. Зоя услышала голос матери, приказывающий не шевелиться. На поезд напали.

Зоя закрыла глаза и приникла к полу вагона в ожидании пулеметных очередей. Но выстрелов не последовало. Она услышала, как охранники орут, чтобы никто не выходил из вагонов.

Зоя поползла обратно к своей щели в боковой стенке вагона. Предместья небольшого городка. Названия не видно. Но есть товарные склады — значит, это сортировочная. Похоже, впереди на параллельном пути — другой поезд. Из тормозного вагона торчат красные флаги.

Она услышала стук молотка. Гогот. Было плохо видно, потому что из трубы паровоза продолжал валить пар.

У входа на один из складов стояла группа солдат с красными звездами на буденовках. Они охраняли зерно. За ними грудой лежали мешки. Двое солдат с винтовками на изготовку глядели вдоль рельсов.

Потом Зоя краешком глаза увидела, как по земле тащат что-то тяжелое, огибая хвост второго поезда. Но это не мешок с зерном. Это мужчина, босой, в лохмотьях, за головой его тянется лоскут алой плоти. Солдат, который тащил его, нес на плече пару ржавых охотничьих ружей.

Так значит, налет все-таки был, напали на склад с зерном. Может, бандиты, а может, крестьяне, вернувшиеся забрать свое. Но солдаты их ждали.

Вагон снова дернулся. Пар застлал обзор. Они двинулись мимо поезда продразверстки. Слезящимися глазами она увидела, как мужчина на тормозном вагоне машет толпе солдат внизу, воздев руки высоко над головой. На следующем вагоне — еще один мужчина.