Читаем без скачивания На чужом пиру, с непреоборимой свободой - Вячеслав Рыбаков

Важно ещё вот что понять. Государства, как и отдельные люди, и группы людей, ежели они осознают некую цель и переживают некий смысл своего существования, вполне способны, затрачивая определенные усилия, использовать рынок для себя, применять его, как собственный инструмент, подчинять его. При отсутствии смысла и цели они, напротив, сами становятся безвольными инструментами рынка и РАБСКИ (вот ещё кстати о рабах) идут у него на поводу. Вся законодательная и исполнительная мощь государства совершенно естественно направляется тогда на тотальное искоренение того, что не рынок, того, что не продается и не покупается за обыкновенные деньги.

Две цитаты:

Государь рассмеялся.

— Людей талантливых всегда достаточно. Помнишь ли ты время, когда их не было? Талант — всего лишь орудие, которое нужно уметь применять. А посему я и стараюсь привлекать к себе на службу способных людей. Ну, а коли не проявляют они своих талантов — и нечего им на свете жить! Если не казнить, то что прикажешь с ними делать?

Бань Гу.

Пьяной валяется ограблен на улице, а никто не помилует…. Проспались, бедные, с похмелья, ано и самим себе сором; борода и ус в блевотине, а от гузна весь и до ног в говнех.

Протопоп Аввакум

В сущности, это два полярных состояния интеллигенции — между которыми её и крутит, время от времени выбрасывая аж за край.

Прикормленность и сравнительное благополучие при том или ином деспоте, возможность работать — не для себя, разумеется, а для него, — но все-таки неоспоримая возможность реализовывать свои способности и таланты; зато, однако, полная от него зависимость, вплоть до живота своего. Ну действительно, если не проявил таланта с пользой для деспота — что с тобой делать? Не оставлять же самого по себе! Делать-то с тобой владыка что-то должен — ведь он ЧТО-ЛИБО ДЕЛАЕТ ПОСТОЯННО И СО ВСЕМИ.

И на другом полюсе — полная ошеломленность после опьянения свободой, которая наутро оказалась совсем не похожа на ту, долгожданную… Полная личная ненужность в новом мире. Никто не помилует.

Потому что НЕ ДЛЯ ЧЕГО.

10. Товарищ Бероев

Я читал допоздна.

Под конец башка уже малость опухла от этих умствований — видимо, крупноватую дозу я попытался усвоить зараз. А усваивалось непросто. То одинаковость плоха, то, наоборот, разброд; впрочем, я тут не новость — ещё на заре цивилизации один из героев «Махабхараты», раздражаясь, что мир слишком сложен и неоднозначен, восклицал: «Противоречивыми словами ты меня сбиваешь с толку! Говори мне лишь о том, чем я могу достигнуть Блага!»

А, так? Ну слушай, проще не бывает: магазин примкнуть! Огонь во время комендантского часа открывать сразу на поражение. Патрулирование местности производится…

И тогда, разумеется, из каждой подворотни аналогичная простота: получай, фашист, гранату!

Вот и получился диалог равных. Думские прения. Беседа прошла в деловой, конструктивной обстановке. Стороны обсудили… И, главное, все только тем и занимаются, что достигают Блага. Стопроцентная занятость.

Однако оставлять текст на полуслове — вернее, полумысли — мне было невмоготу. Увлекся. Заразился.

Умен ты, Сошников, думал я, в начале четвертого укладываясь спать. Умен, лох ты мой серебристый.

Но дальше-то что?

Ценностные координаты…

А ведь он надорвался, Сошников. Надорвался под неподъемным грузом высших задач, которые сам себе придумал; теперь в этом сомневаться уже невозможно. И побежал на рынок отдохнуть. Быть таким, как он описал, он не хотел, но… Понять ошибку — значит, начать её исправлять, да, конечно; однако чтобы завершить её исправлять, надо не только понять, в чем ошибка. Не худо бы ещё понять, в чем её нет.

Я перевернулся с боку на бок.

Дальше-то что? Он тоже не знал.

Нанизать такую уймищу умных слов и фраз и доказать неопровержимо: нужна вера. Вера нужна!

А вот ее-то и нет. От умных мыслей и неопровержимых доказательств её все равно не прибавляется.

Тогда — геть на рынок.

А у меня с этим как?

Опять перевернулся.

А Бережняк?

Вот уж ему веры не занимать — но во что? Так сразу и не сообразишь. В государство? Нет. Как я понял, для него государство российское, при всей к нему не поймешь какой любви, лишь средство, инструмент — то есть, по Сошникову, он тоже функционирует в рамках этой самой парадигмы православной, только в её грубо усеченном, без неба, большевистском варианте. Может, в классовую борьбу? Нет. И ему очень легко вообще отмазаться от необходимости понимать, ради чего идет он на свои странные дела: партизаны мы, партизаним помаленьку… Вот оккупанту кишки выпустим, сразу заживем, как в раю.

Лучше рынок, чем такая вера.

Наверное, не я один до сей глубокой мысли додумался. За последние полтора века примеров, её доказывающих, была такая убойная прорва, что и слепой-глухой мог её усвоить — на ощупь. Даже если пальцев после лагеря некомплект.

Потому рынок и побеждает. Не он всемогущ — мы безоружны.

Хорошо ли, что он побеждает? Сошников утверждает, что нет. Складно утверждает, но вряд ли его складные фразы меня бы тронули, если б я сам не ощущал: что-то тут не то. Некрасиво как-то, не по-людски.

А утром, занимаясь рукомашеством, я понял, что в навороте последних событий мелькнула ещё одна странность — такая мелкая, что я её, собственно, и не отследил, только занозил душу. И вот теперь заноза догнила до того, что сознание обратило на неё внимание. Странность вот какая: жена Сошникова была готова к тому, что с её бывшим мужем должна произойти какая-то беда. И очень ненатурально сокрушалась о срыве его зарубежной поездки.

Жена-то тут при чем?

А дочка сказала: жене отнюдь не по нраву был отъезд Сошникова.

И антивирус в виртуальных погонах. Его интересовало — как и в случае со мной, кстати! — кому жена говорила о готовящемся отъезде.

Искал утечку?

Так кустарно искал утечку эфэсбэшник? Держите меня трое…

Ну и клубок.

И, со слов дочки, мама сказала антивирусу какую-то очень странную фразу, обрывок фразы… Я же вам сама. А потом, как выразилась дщерь, осеклась и сидит в перепуге.

Жену придется прояснить. Не хочу я оставлять в тылу такое.

Вот так я спозаранку решил, но мне не дали. Все разъяснилось само собой в рабочем, так сказать, порядке.

Репродуктор на кухне пропиликал девять ровно и принялся вываливать очередной ворох тошнотворных новостей, когда в комнате заблеял телефон. Я двинулся туда, поспешно дожевывая и доглатывая. Почему-то мне казалось, что это Кира, и нарочито осаживал себя, не бежал, хотя пуститься вскачь ноги так и норовили. Умом я знал, что это не может быть Кира. Просто очень хотелось. Но опять-таки умом я соображал, что, даже если это она звонит, и вот сейчас я подниму трубку и услышу её голос — какие слова мы начнем говорить друг другу?