Читаем без скачивания Мерси, камарад! - Гюнтер Хофе

— Дениз! Неужели ты меня не узнаешь?!

Альтдерфер стоит, раскрыв рот, веснушки блестят на его мокром от дождя лице.

— Сожалею, но мы не знакомы, — по-французски отвечает женщина.

Усатый уже снова впрягся в лямку. Молодой человек бледен как мел. Видимо, от нервного напряжения. Он не спускает взгляда с Тиля.

Альтдерфер уселся в машину. Вид у него такой, будто он осуждает знакомство офицера с местным населением в прифронтовой полосе. Взревел мотор, и машина помчалась.

«Дениз!.. Она прошла мимо. Я мог бы дотронуться до ее руки, остановить ее. Она не узнала меня. Не захотела узнать. Разве так можно?»

Машина Альтдерфера скрылась вдали. Теперь можно попытаться поговорить без свидетелей.

Повозка отъехала от Тиля шагов на пятнадцать.

«Всего пятнадцать шагов отделяет меня от любимой женщины. Вот уже двадцать! Скрипят колеса повозки. Вот уже тридцать шагов разделяют нас, а я должен, как указатель, стоять здесь и ждать, пока подойдет дивизион. А он подойдет самое раннее через час. За этот час может все решиться. Сорок шагов. Вот она оглянулась. Мне кажется, она целую вечность смотрит на меня.

Здесь идет война. Здесь нельзя с букетом цветов прийти к дому любимой и ждать, когда она выйдет. Нельзя прийти на следующий день. Здесь каждый человек — крохотная песчинка в огромной пустыне. Грапентин знал, что Дениз исчезла. А я нашел ее, нашел для того, чтобы снова потерять. Вот нас уже разделяют сто шагов. Какое безумие выполнять какой-то дурацкий приказ, когда на карту поставлено наше счастье, счастье нас обоих — ее и мое!»

Через несколько минут тележка стала совсем маленькой, а люди, толкавшие ее, превратились в четыре сереньких пятнышка.

2-й дивизион артиллерийского полка, находившийся западнее Кана, попал в зону сильного огня английской дальнобойной артиллерии и был вынужден сменить огневые позиции, переместившись несколько севернее, оседлав с обеих сторон шоссе, ведущее в Байе. Каждый, кто был способен держать в руках лопату, старался поглубже зарыться в землю. А град артиллерийских снарядов английской и канадской полевой артиллерии не прекращался ни на минуту.

Союзники тем временем наращивали свой удар по мостам через реку Одон, перерезав дорогу, ведущую в Виллер-Бокаж. В последние дни июня кольцо вражеского окружения вокруг Кана обозначилось более четко.

Капитан Остерхаген, разъезжавший по ОП в современном автомобиле-амфибии, в буквальном смысле слова исчез с лица земли. Во время одной из поездок на ОП 1-й батареи в машину угодил гаубичный снаряд крупного калибра, не оставив никаких следов ни от капитана, ни от офицера-адъютанта, ни от водителя, ни от самого новенького автомобиля.

Подполковник Мойзель оборудовал КП своего полка на западной окраине города в подвальном помещении. Люди жили на нем подобно крысам. Телефонная связь с дивизионами выходила из строя через каждые пять минут. Связь по радио была далеко не безопасной и каждый день преподносила какие-нибудь сюрпризы.

30 июня, несмотря на неоднократно объявляемые тревоги, Мойзель находился отнюдь не в плохом настроении: во-первых, англичане прекратили наступление с целью форсирования речки Одон, во-вторых, в ходе одной контратаки они лишились небольшой деревушки и господствующей над ней высотой с отметкой 112. И наконец, они были остановлены в трех километрах от аэродрома Карпекье.

Источником неплохого настроения послужило и то, что остатки артиллерийского полка и артиллерии РГК, полуразгромленные в первый день вторжения противника, были подчинены ему, Мойзелю. Подполковник фон Венглин лично сообщил ему, что в его распоряжение поступают и восемь офицеров, чудом оставшиеся в живых, среди которых Мойзель найдет несколько своих старых знакомых.

И действительно, в ту же ночь на КП Мойзеля прибыли майор Пфайлер, Генгенбах, Клазен и еще пятеро незнакомых лейтенантов.

«А он седой как лунь», — подумал Мойзель о своем старом сослуживце еще по войне в России, когда пожимал руку Пфайлеру, представляя ему одновременно капитана Грапентина.

Более часа незаметно пролетело за беседой. О чем тут только не переговорили, не обращая никакого внимания на то, что противник непрерывно обстреливал позиции. «Он большой любитель выпить», — вспомнил подполковник Мойзель о майоре, однако все же назначил его командовать 1-м артдивизионом вместо убитого капитана Остерхагена. Своего бывшего адъютанта он, в интересах обоих, решил держать подальше от себя и потому направил Клазена к Альтдерферу, которому нужны были командиры двух батарей и адъютант.

Здороваясь с обер-лейтенантом Генгенбахом, Мойзель вспомнил, что этот парень еще в сороковом году был унтер-офицером его старой 6-й батареи. После французской кампании он был произведен в вахтмайстеры и послан на офицерские курсы. А когда началась война на Востоке, Генгенбах уже был в чине лейтенанта и очень неплохо себя зарекомендовал. Мойзель был бы рад оставить возле себя человека, на которого можно положиться. И в то же время этого Генгенбаха неизвестно по какой причине перевели по приказу генерала Круземарка в другую часть, а тут еще им почему-то заинтересовалась тайная полиция. Долго раздумывать Мойзель не мог и потому сказал:

— Вы, разумеется, примете свою старую шестую батарею, Генгенбах. И не будем больше вспоминать о вашем недавнем перемещении!

Обер-лейтенант поблагодарил Мойзеля за доверие, радуясь тому, что скоро увидит знакомые лица верных ему подчиненных.

— Из старого состава вашей батареи уцелели лишь двое, — продолжал Пфайлер, с трудом сдерживая охватившую его дрожь.

— А где я могу разыскать лейтенанта Тиля? — спросил Генгенбах.

При этом вопросе Грапентин смерил обер-лейтенанта внимательным взглядом, а затем ответил:

— Он вместе со своим командиром едет сейчас сюда, чтобы заключить вас в свои объятия.

Когда на НП прибыл Альтдерфер, он сразу же увидел майора и назвал его «господином Пфайлером», сожалея в душе, что не может разговаривать с ним так, как хотел бы, однако сказал, что «приветствует его от чистого сердца и рад воевать с ним снова в одном полку». Затем он подал руку Генгенбаху и сделал это с таким видом, будто они расстались только вчера. Вытерев несвежим носовым платком блестевшее от жары веснушчатое лицо, Альтдерфер лишь кивнул обер-лейтенанту Клазену и сразу же начал доверительно докладывать Мойзелю о результатах своей поездки, намеренно делая вид, что не обращает никакого внимания на Грапентина.

— Выйдем в тамбур, Хинрих, там и покурим, — предложил Генгенбах, взяв своего друга Тиля под руку и выводя его с КП. Они очутились в небольшом помещении, отделенном от КП. На ящиках из-под снарядов лежало несколько матрасов, тускло горел фонарь.