Читаем без скачивания Тайный агент Её Величества (Когда падают звезды) - Алла Бегунова

Тем не менее капитан «Хотина» пребывал в ярости.

Тот же величественный купол храма с золоченым шпилем и полумесяцем заслонял от него обширный двор перед главным фасадом мечети. А там находилась его возлюбленная. С каждым новым выстрелом корабельной пушки он мысленно повторял себе, что защитит ее и, если поганцы мусульмане вновь предпримут атаку, то она уцелеет. Слабая женщина, взвалившая на свои плечи обязанности, совсем не женские. Красавица, ни во что не ставящая дарованную ей Господом Богом обворожительную внешность. Сотрудник секретной канцелярии Ее Величества, почти идеальный, мечтающий воплотить в жизнь все инструкции, придуманные в тиши Зимнего дворца самой императрицей…

Флагманский корабль в тот день произвел 80 выстрелов. Кроме поломанных заборов, разбитых деревьев и развороченных дорог, в Гёзлёве сгорело два жилых дома и одна кофейня, погибли три местных жителя[41]. Взвод морской пехоты, вернувшись в порт, разгромил таможню, учрежденную Бахадыр-Гиреем, и разогнал ее служителей. Кавказский отряд Шагам-Гирея даже не попытался выйти на улицы снова. Пользуясь наступающими сумерками, мятежники покинули город.

Глава одиннадцатая

Абдулла-бей из рода Ширин

Она думала, что это — ее последняя ночь на «Хотине». Действительно, морское путешествие из Керчи в Гёзлёве, слишком затянувшееся, теперь завершилось благополучно. Флагманский корабль, сверкая огнями фонарей на корме, на площадках фор— и грот-марса, мирно стоял на якоре посреди бухты. Обосновавшиеся было в ханской крепости сторонники самозванца Бахадыр-Гирея изгнаны из нее силою русского оружия. Каймакам Абдулла-бей, которым Флоре надлежит встретиться и обсудить будущее Крымского ханства, жив-здоров и ждет ее в своей резиденции за городом завтра после полудня.

Но много разных дел нужно сделать утром: попрощаться с доблестным экипажем российского военного парусника, провести выгрузку всего багажа, и в первую очередь — лошадей на причал, договориться с управляющим постоялого двора «Сулу-хан» о длительной аренде всего второго этажа в его заведении и переправить туда вещи, а также — диверсионно-разведывательную группу, расположив ее в помещениях «Сулу-хана» наиболее удобным образом.

Аржанова по своему обыкновению представляла себе все эти действия, стараясь определить, где может случиться какая-либо нестыковка, нарушение плана и что тогда потребуется сделать немедленно. Перед ее мысленным взором вставали лодки, нагруженные сундуками и корзинами, причал, давно требующий ремонта, здание постоялого двора, которое она хорошо помнила по первой поездке в Крым в 1780 году, и его управляющий толстый турок Шевкет-ага. Старший сын управляющего Энвер как раз и являлся тем «конфидентом» секретной канцелярии Ее Величества в Гёзлёве, чьим донесениям русские, безусловно, доверяли.

Глафира, расположившись на большом сундуке в гардеробной, крепко спала и во сне даже похрапывала. Анастасия, поворачиваясь с боку на бок на широкой адмиральской постели, третий час не могла сомкнуть глаз. Бессонница, спутница тревог и печалей, не оставляла ее в покое, и она решила предпринять энергичные действия, чтобы вырваться из тягостного плена.

Русская путешественница встала, надела на тонкий шелковый пеньюар свой суконный восточный кафтан и затянула на нем кушак, сверху набросила на плечи пуховую шаль. Море за большим решетчатым окном сверкало и искрилось под полной, ясной луной и притягивало к себе. Аржанова открыла вторую дверь, ведущую из каюты на «галерею» — узкий длинный балкон, что проходил от правого до левого борта «Хотина» где-то посередине высокой полукруглой кормы, украшенной резьбой и позолотой.

Сделав всего один шаг, Анастасия очутилась над темной гладью воды и оперлась руками о перила. Три кормовых фонаря скудно освещали «галерею». Три дорожки желтого света, слегка колеблемые вечно двигающейся пучиной, уходили от черной деревянной стены вниз и терялись где-то в просторной Гёзлёвской гавани.

Она прислушалась.

Теперь Аржанова лучше понимала слова командора о том, будто корабль есть живое существо. Собранных из распиленных и высушенных деревьев, некогда тянущихся к солнцу, он как будто и поныне сохранял их бесприютные души. Он постанывал, поскрипывал, вздыхал, жаловался на тяжелую жизнь. Надежно проконопаченные его борта и палубы пахли смолой, настоящим лесным запахом. Туго свитые из пеньки разнообразные канаты, натянутые повсюду, чем-то напоминали сухожилия и нервы, благодаря которым деревянное чудище, построенное людьми, оживало, двигалось, успешно боролось с ветром и волнами.

— Вам нравится крымская ночь? — раздался голос рядом, и, обернувшись, Аржанова увидела Тимофея Козлянинова.

— Да, — ответила она.

Вторая дверь капитанской каюты, остекленная до половины, тоже выходила на «галерею», но несколько дальше, примерно в двух метрах от правого борта. Командор, если он, конечно, не спал, мог сразу увидеть прекрасную пассажирку. Он не поленился надеть весь свой флотский мундир, за исключением треуголки, и выйти к Аржановой, чтобы задать вопрос совершенно необязательный.

Теперь они стояли рядом, почти соприкасаясь плечами. Как ни мал на самом деле был «Хотин», никогда прежде Аржанова и капитан бригадирского ранга не встречались на нем в такой таинственной и даже интимной обстановке. Луна зашла за тучу, и теперь глубокая тьма обнимала черноморские пространства, пологие пустынные берега полуострова, древние крепостные стены и корабль, чуть-чуть покачивавшийся. В космической тишине и темноте, едва прорезаемой неверным светом фонарей, дышалось легко и свободно, а предметы теряли привычные очертания.

— Страшно мне оставлять вас здесь, — признался мужественный мореход.

Она пожала плечами:

— На все воля Божья.

— Я написал письмо матушке о своем намерении жениться и, вернувшись на базу в Керчь, отправлю его фельдъегерской почтой.

— Но я еще не давала согласия.

— Месяц пройдет скоро, любезная Анастасия Петровна. А матушку надо подготовить. Она у меня человек строгих правил.

— Вот оно как…

Глядя в голубые глаза командора, Анастасия сейчас же забыла о сказанном. Да и моряк, сообщив ей, так сказать, официальную информацию, собирался говорить про другое. Вернее, не говорить, но действовать.

Она не стала сопротивляться его жадным, нетерпеливым ласкам. Только обняла его за шею обеими руками и отвечала на поцелуи. Сначала на деревянный пол «галереи» упала шаль, потом — суконный кафтан. Дошла очередь и до шелкового пеньюара. Быстро он освободил ей плечи от тонкой блестящей ткани и горячими ладонями дотронулся до обеих грудей, сжимая их упругую плоть. Темно-розовые соски уже твердели под его пальцами. Наклонившись, командор хотел поцеловать ложбинку между двумя прелестными холмиками, как вдруг увидел длинный шрам, выступающий на матово-белой коже наподобие грубого шва и пролегающий точно посередине.