Читаем без скачивания Шпион против алхимиков (авторский сборник) - Геннадий Прашкевич

И опять сделал паузу:

– Десять лет уединения… Мне всегда это казалось странным. Беллингер любил пожить, он большой грешник. И литература была для него всегда чем–то более значительным, важным, чем ремесло. Я никогда не понимал причин его ухода. Не понимаю и сейчас, – доктор Хэссоп раздраженно моргнул, – не может же старик десять лет любоваться розами!.. Проверь его сейф, Эл, в сейфах всегда можно что–нибудь найти… Ну, я не знаю что… Какие–нибудь письма, документы… Или рукопись… Что–то же должно беспокоить неизвестных нам оппонентов Беллингера!.. Я думаю, Эл… – Доктор Хэссоп поднял на меня свои блеклые старческие глаза. – Я думаю, Эл, что в течение ближайшей недели, ну двух от силы, некий человек, а возможно, целая группа, попытается попасть в «Город Сол». Я не знаю, чего они хотят, но чего бы они ни хотели, мы обязаны им помешать. При первом же сигнале тревоги люди Джека блокируют виллу. Вам же с Джеком следует накрепко запомнить одно: человек, который захочет навестить виллу без разрешения хозяина, нужен нам живым, именно живым! Если нападет группа, можете делать, что хотите, но одного человека при любых обстоятельствах вы обязаны доставить в Консультацию живым. Это ваша задача. Это приказ. И само собой, Эл, если ты обнаружишь в сейфе какую–нибудь рукопись, непременно пересними ее.

Доктор Хэссоп взглянул на меня, потом на Джека:

– Есть вопросы?

– У меня, собственно, не вопрос, – сказал я. – Скорее, просто прикидка. Эти неизвестные… Есть детали, могущие хоть как–то прояснить акцию?

Доктор Хэссоп повеселел:

– Вообще–то, Эл, мы ценим тебя и Джека как раз за то, что вам не требуется много деталей. Но вы имеете право интересоваться ими. Сейчас я назову несколько имен, достаточно известных имен, а вы внимательно слушайте. Я хочу знать, насколько серьезно вы относитесь к сообщениям прессы.

Он помолчал, а потом, полузакрыв глаза, медленно перечислил:

– Мат Курлен… Энрике Месснер… Сол Бертье… Памела Фитц… Голо Хан… Скирли Дайсон… Сауд Сауд…

И открыл глаза, взглянув на нас остро, резко.

Первым откликнулся Берримен:

– Голо Хан по происхождению пакистанец, но работал в нашей стране. Весьма перспективный физик, причастный к некоторым секретным проектам. Его исчезновение насторожило многих, некоторые спецслужбы до сих пор боятся его появления в одной из стран, чьи режимы противопоставляют себя мировому сообществу. А Памела Фитц – журналистка. Убита в отеле «Харе» два года тому назад. Именно она копала дело Голо Хана. Кое–кто, правда, считает, что в этом случае речь может идти о довольно–таки загадочном самоубийстве.

Доктор Хэссоп удовлетворенно кивнул.

– Мат Курлен… – Я вспомнил. – О нем в свое время много писали. Лингвист, занимался жаргонами. Какая–то бредовая идея построения всемирного языка, понятного даже для идиотов. Если я не ошибаюсь, он покончил с собой. Ну, а о Соле Бертье слышал, наверное, каждый. «Самый оригинальный и самый мрачный философ двадцатого века», – процитировал я. – С его работами связана волна студенческих самоубийств, прокатившаяся по югу страны. Сол Бертье любил жестокие эксперименты. Можно думать, он часто находился не в ладах с общепризнанной моралью. Погиб в море, упав за борт собственной яхты. Его архив опечатан.

– Сауд Сауд – социолог, сотрудник ООН, – вспомнил Джек Берримен. – Не думаю, что это его настоящее имя. Скорее всего, псевдоним. Был замешан в крупном политическом скандале, разразившемся после провала некоей миротворческой акции в Африке. Исчез из своего кабинета. Вместе с ним исчезли некоторые немаловажные документы. Не удивлюсь, если Сауд Сауд где–то процветает, конечно, под другим именем.

– Ошибаешься. Он убит, – хмыкнул шеф.

Мы обернулись.

Похоже, шефу надоел импровизированный экзамен.

– Хватит с них, Хэссоп. Скирли Дайсона они все равно не знают.

– Тоже физик? – спросил я.

– Сапожник, – ухмыльнулся шеф. – В прошлом, конечно. А затем основатель религиозной секты, обосновавшейся где–то в горном Перу. Говорят, обладал невероятным даром внушения. И не исключено, что каким–то образом опирался на работы Сола Бертье.

– Что с ним случилось?

– Убит.

– А Месснер? – спросил Джек Берримен. – Вы называли еще одно имя. – Месснер. Кто это?

– «Еще одно имя»… – доктор Хэссоп недовольно воззрился на Джека. – Отнюдь не одно. Я могу привести еще добрый десяток. Что, по–вашему, их объединяет?

– Смерть, – быстро сказал я.

– В самую точку, Эл.

– И, наверное, судьба их работ. Я не ошибаюсь?

– В самую точку, – удовлетворенно повторил доктор Хэссоп. – Наброски будущих книг, специальные статьи, физические расчеты, дневники, письма, рукописи. Все, что угодно. Я проанализировал примерно пятьдесят судеб, впечатление странное. Некто или нечто, это я пока не берусь определять, в один вовсе не прекрасный момент с высокой степенью точности выходит на личность, способную своими работами определить некий новый взгляд на будущее. Звучит пышно, но истине соответствует.

Я прикинул:

– Эти судьбы, они как–то распределены во времени? Они не связаны, скажем, только с последними тремя годами?

– Указанная цепочка имен растянута во времени, Эл.

– Вы хотите сказать, – быстро сказал я, – что она вовсе не оборвана?

– Боюсь, это так, Эл, – удрученно ответил доктор Хэссоп. – Боюсь, Беллингер может стать следующей жертвой. У меня есть основания так думать. Ты должен помочь старику. Если даже я ошибаюсь, что–то тут все равно нечисто. Так что учти: скучно тебе не будет.

3

Беллингер ничем не походил на знаменитого человека.

Утонув в низком кресле, он часами смотрел на плывущие в небе облака, часами созерцал свой запущенный сад. Свисты, шорохи, звон цикад – он был тихим центром этого кипящего мира. За день он выпивал семь–восемь чашек кофе – колоссальное количество для его возраста. Я мог протирать пыль, греметь чашками – он не замечал меня. Но так же неожиданно он мог разразиться монологом, ни к кому, собственно, не обращенным. Он мог вспомнить Стейнбека и обругать его. Очень обидчиво он вспоминал Говарда Фаста, зато часто поминал Сарояна и Клауса Манна – совсем в другом контексте. Никогда нельзя было угадать, о ком он заговорит в следующую минуту, еще труднее было понять – зачем ему нужны эти монологи? Может, он проверял меня? Может, он ждал какого–то отклика?

Ни в кабинете, ни в спальнях, ни в гостиной – нигде я не нашел ни телевизора, ни приемника. Мой транзистор Беллингер разбил в первый же день. Айрон Пайпс, сказал он мне раздраженно, я не потерплю ничего лишнего. И добавил, впадая в свой первый по счету монолог: Уильям Сароян обожал радиоболтовню, вряд ли это шло ему на пользу…