Читаем без скачивания Delirium/Делириум - Лорен Оливер

В моей груди словно разверзается пустота. Такой будет жизнь без него: всё станет обыденным, заурядным. Я стану заурядной.

В час с небольшим слышны скрип калитки и шаги на дорожке. Поскольку все мои мысли до этого момента крутились вокруг Алекса, волнение в связи с приходом Брайана Шарффа немного улеглось. Однако сейчас у меня возникает дикое желание метнуться к задней двери или выскочить в окно, несмотря на то, что оно забрано сеткой. Вообразив себе, какая при этом будет у Кэрол физиономия, я принимаюсь непроизвольно, безостановочно хихикать.

— Лина! — шипит она. Брайан с матерью стучатся во входную дверь. — Возьми себя в руки!

«А то что?» — так и хочется мне выпалить в ответ. Ведь Брайан тоже ничего не может поделать с ситуацией, даже если он меня возненавидит. Он обречён тянуть лямку со мной, а я с ним. Мы оба обречены.

Наверно, это и называется взрослеть.

В своём воображении я рисовала себе, что Брайан Шарфф — высокий и толстый, этакий медведь. На деле он оказался всего на несколько дюймов выше меня — для парня просто коротышка. К тому же он такой тощий, что я боюсь ненароком не сломать ему запястье, когда мы пожимаем друг другу руки. Рука у него вялая, слабая, и ладони мокры от пота. Всё равно что пожимать влажную салфетку. После того, как мы рассаживаемся, я незаметно вытираю ладони о брюки.

— Благодарю вас за то, что пришли, — говорит Кэрол, после чего следует долгая, неловкая пауза. В наступившей тишине я могу отчётливо расслышать, как Брайан сопит при дыхании. Такое впечатление, что у него в носу какой-то зверь испускает свой последний вздох.

Перехватив мой удивлённый взгляд, миссис Шарфф объясняет:

— Брайан страдает астмой.

— О, — отзываюсь я.

— А аллергия делает её ещё хуже.

— Э-э... На что у него аллергия? — спрашиваю я, потому что она явно ожидает этого вопроса.

— На пыль, — с нажимом отвечает она, как будто с самого порога только и ждала, как бы ввернуть это слово. Она обводит комнату неодобрительным взглядом, и хотя гостиная сияет чистотой, Кэрол всё равно краснеет. — И на растительную пыльцу. На собак и кошек, конечно, на арахис, морепродукты, пшеницу, молочные продукты и чеснок.

— Вот не знала, что можно иметь аллергию на чеснок, — ляпаю я.

— У него лицо раздувается, как мехи у аккордеона. — Миссис Шарфф обращает на меня осуждающий взгляд, как будто его аллергия — это моя вина.

— О, — снова роняю я, и опять повисает неловкая тишина. Брайан вообще молчит, как в рот воды набрал, и только сопит ещё громче, чем раньше.

На этот раз Кэрол приходит на помощь.

— Лина, — говорит она, — может быть, Брайан и миссис Шарфф желают воды?

Ещё в жизни не была я так благодарна тёте за возможность под благовидным предлогом вылететь из комнаты! Вскакиваю, чуть не повалив торшер коленом.

— Да-да, конечно! Сейчас принесу!

— Профильтруй как следует! — кричит мне вслед миссис Шарфф. — И совсем немного льда!

В кухне я не особенно тороплюсь, наполняя стаканы водой — из-под крана, разумеется — и позволяю холодному воздуху из морозильника остудить моё разгорячённое лицо. Из гостиной доносится негромкое журчание беседы, но ни что говорят, ни кто говорит, разобрать не могу. Скорее всего, миссис Шарфф ещё раз зачитывает длинный список Брайановых аллергий.

Понимаю, что в конце концов мне придётся вернуться в гостиную, но ноги не подчиняются и никак не хотят нести меня в коридор. Когда я наконец принуждаю их двигаться, они, похоже, как свинцом налились; и всё же я слишком быстро приближаюсь к гостиной, гораздо быстрее, чем мне бы хотелось. Перед моим внутренним взором предстаёт длинная вереница скучных, пресных дней, дней цвета жёлтых и белых таблеток, дней, оставляющих такое же горькое послевкусие, что и лекарства от аллергии. Утра и вечера, наполненные тихим урчанием увлажнителя воздуха, сопением Брайана, бесконечной капелью воды из протекающего крана: кап-кап-кап...

Но коридор не длится вечно, и я вступаю в гостиную как раз в тот момент, когда Брайан произносит:

— Она вовсе не такая симпатичная, как на фотографиях.

Брайан и его мамаша сидят спиной к двери, но у Кэрол челюсть отпадает, когда она видит меня в дверном проёме. Шарффы оборачиваются. У них, по крайней мере, хватает совести смутиться. Он быстро опускает глаза, она краснеет.

Какой стыд. Чувствую себя так, будто стою перед всеми голая. Это, пожалуй, ещё похуже, чем на Аттестации, когда на тебе только прозрачная роба, и лампы беззастенчиво обливают тебя ярким светом. Мои руки трясутся так, что вода выплёскивается из стаканов.

— Вот ваша вода. — Не понимаю, откуда у меня взялись силы обойти диван и поставить стаканы на кофейный столик. — Не очень много льда.

— Лина... — заводит моя тётя, но я перебиваю её:

— Прошу прощения. — Каким-то чудом я ухитряюсь улыбнуться, правда, улыбка держится не больше одной десятой секунды. Подбородок мой тоже дрожит, вот-вот расплачусь. — Мне что-то нехорошо. Пойду выйду на свежий воздух. Я ненадолго.

Не дожидаясь позволения, разворачиваюсь и выметаюсь наружу. В тот момент, когда дверь закрывается за мной, я слышу, как Кэрол извиняется за моё поведение.

— До Процедуры ещё пара недель, — говорит она. — Пожалуйста, извините её, она чересчур чувствительна. Я уверена, после лечения всё придёт в норму.

Как только я оказываюсь под лучами послеполуденного солнца, слёзы прорываются бурным, жарким потоком. Мир расплывается, цвета блекнут, формы расползаются. Царит тишина, ни дуновения ветерка. Солнце, только-только миновавшее зенит, похоже на сплошное колесо из раскалённого белого металла. На дереве, запутавшись ниткой в ветвях, висит красный воздушный шарик. Должно быть, он болтается там уже давно — вон, сдулся, сморщился, бедняга, ещё немного — и испустит дух.

Не представляю, как смогу встретиться с Брайаном лицом к лицу, когда придётся вернуться в дом. Не представляю, как вообще когда-нибудь смогу встретиться с ним лицом к лицу. В моём мозгу мелькают тысячи ужасных слов, отвратительных оскорблений, которые я бы с удовольствием швырнула в его мерзкую рожу. «Я, по крайней мере, не похожа на бледную глисту!» или «Тебе не приходило в голову, что у тебя аллергия на жизнь?»

Но я знаю, что не скажу ничего такого — просто не смогу. К тому же, проблема вовсе не в том, что он сопит или что у него аллергия буквально на всё. И даже не в том, что он не находит меня привлекательной.

Проблема в том, что он не Алекс.

Дверь за моей спиной со скрипом открывается, и слышен голос Брайана:

— Лина?

Я быстро провожу ладонями по мокрым щекам. Не хватает ещё, чтобы Брайан увидел, что его идиотское высказывание обидело меня до слёз.