Читаем без скачивания Экипаж. Команда - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А с пальцами на бутылке получилось в высшей степени удачно. Не пришлось лишний раз напрягать того же Серпухова или других знакомых гласников на предмет составления официального запроса. Дома Полина вспомнила, что вместе с ней в Стрелке на одном курсе учился Темка Сорокин, отец которого ходил в замах в питерском ЭКУ. Самым трудным оказалось отыскать номер телефона Сорокина, но тут уж расстарался Лямин со своими базами – доказал, что не зря и он свой хлеб проедает. Ваня выудил из компьютера сразу два сорокинских телефона – домашний и мобильный. По последнему Ольховская и связалась с Артемом. После обязательных в таких случаях необязательных разговоров (все ж таки года три не виделись, не слышались) выяснилось, что Сорокин-старший за это время резко пошел в гору и в настоящее время занимает должность начальника окружного ЭКЦ. Словом, круть нечеловеческая! Деликатно не вникая в подробности (надо – значит надо), Артем в кратчайшие сроки пообещал проверить пальцы, в том числе по учету непойманных.[84] Правда, при этом он оговорился, что с легализацией информации будут проблемы – для того, чтобы получить одну официальную бумажку, взамен надо предоставить не менее официальную другую. Однако в данном случае прокурорский надзор «грузчикам» не грозил, поэтому сошлись на том, что бумагу с положительным ответом, если таковой будет иметь место, они получат на обыкновенном, а не на государевом казенном бланке, с печатью и соответствующими подписями. Через два часа Полина и Артем пересеклись на Невском, и тщательно упакованная бутылка, на которую возлагалось столько надежд, перекочевала из «лягушки» в портфель следователя Кировского РУВД Артема Сорокина. А ведь с таким папой карьера могла быть и посолиднее. Но, увы, в школе по химии – матери всех криминалистических наук – у Артема всегда был твердый «трояк с минусом»…
На следующий день экипажи Нестерова и Пасечника вышли на линию отрабатывать последний (слава Аллаху!) день слежки за чиновником комитета по благоустройству и дорожному хозяйству господином Невструевым. У питерских убэповцев были основания подозревать, что этот серый мышонок как-то уж слишком прикипел душой к двум строительным организациям, буквально осыпав их заказами и подрядами на ремонт дорожных покрытий в исторической части города. Чашу терпения борцов с расхитителями рыночной собственности переполнил факт выдачи Невструевым карт-бланша на очередное раскурочивание площади Островского с ее последующим асфальтированием. Причем первая строительная организация провела точно такую же работу в прошлом году. И вот теперь настал черед второй – видимо, чтобы никому не было обидно. Наружке поставили задачу отфиксировать контакты Невструева во внеслужебное время и попутно оценить уровень его материального благосостояния. Грубо говоря, проследить за тем, какие суммы и на что ежедневно тратит рядовой чиновник городской администрации со скромным окладом в десять тысяч рублей.
Работа за Невструевым была невыносимо скучной и до отвращения однообразной. Каждое утро в половине девятого за ним приезжала служебная машина, и с этого момента слуга народа с головой окунался в бесконечную череду заседаний, инспекторских поездок, презентаций и посещений административных зданий, цель которых для «грузчиков», естественно, была окутана завесой таинственности. Словом, налицо полнейшее подвижничество и горение на работе. Домой Невструев возвращался лишь в девятом-десятом часу, все на той же служебной машине, после этого выходил во двор прогулять своего лабрадора – копию небезызвестной первой собачьей леди,[85] и затем окончательно погружался в семью. Ни тебе поездок с супругой по магазинам, ни походов в кабаки – все размеренно, деловито и благочинно. За четыре дня наблюдения господин Невструев лишь однажды позволил себе отобедать в «Якитории», а все остальное время довольствовался скромной трапезой в смольнинской столовой. Кстати, японская кухня чиновнику, похоже, импонировала: по крайней мере, его обед, согласно расценкам заведения, потянул на полновесных тысячу двести пятьдесят рублей. Правда, этот счет любезно оплатил собеседник Невструева, и теперь убэповцам, получившим снимок объекта со связью, предстояло разобраться, кем является этот добрый самаритянин.
Но в последний день наблюдения, пришедшийся на пятницу, объект решился-таки немного расслабиться: он закончил свои государственные дела пораньше и вышел из здания комитета уже в начале седьмого. На этот раз служебная машина его не ждала: господин Невструев пешочком прогулялся один квартал и прошел на территорию охраняемой парковки. Здесь он погрузил свое тело в новенький «Рено Меган», обнаружив тем самым наличие у себя отменного вкуса, и покатил в сторону манящего рекламами и легкомысленными мини-юбками Невского проспекта. Двумя машинами вслед за ним потащились смены Нестерова и Пасечника, однако назвать мероприятие погоней было бы поэтическим преувеличением – в этот час центр города со всех сторон был плотно закупорен пробками. Так что если это и была погоня, то разве что двух раненых черепах за парализованной третьей.
С грехом пополам добрались до Невского. К его рекламам господин Невструев остался равнодушен, а вот у сиротливо вглядывающейся в даль на перекрестке с Михайловской мини-юбки «Рено» затормозил. Встреча была бурной и не оставляла сомнений в том, что юное создание лет восемнадцати и пятидесятитрехлетний состоявшийся мышонок встретились отнюдь не случайно. Усадив девушку в машину, Невструев метнулся в сторону киоска и уже через минуту возвратился с шикарным букетом желтых роз. После этого «Рено» самым нахальным образом развернулся на сто восемьдесят градусов и на крыльях любви понесся в сторону Невы. Козырев недовольно буркнул, однако маневр повторил, а вот машина Пасечника замешкалась и смогла догнать их лишь в районе Эрмитажа. Эта поездка оказалась недолгой и закончилась на Мытнинской набережной у сомнительного вида и ценности сооружения, именуемого плавучим фитнес-центром «Летучий голландец». Здесь Невструев припарковался, тщательно закрыл машину, несколько раз проверил сигнализацию и, подхватив свою барышню под локоток, повел ее на судно.
Нестеров вылез из «девятки», закурил и осмотрелся. Навстречу ему уже приближался слегка взъерошенный Пасечник.
– Чё делать-то будем, Сергеич?
– Так что делать? За ними переться надо.
– Ага… Как же… Видишь, там у них на входе рамка стоит. Это ж надо станцию с себя снимать. Да и аппаратуру, скорее всего, не пронесешь.
– Надо – так снимем. Сейчас самая работа и начинается – что заказали, сколько выпили…
– Да ты соображаешь, Сергеич? Я читал – в этом заведении клубная карта полторы тысячи баксов! Прикинь, сколько там жрачка стоить может?… Володе Шарапову даже на стакан минералки бы не хватило, не то что на кофе. К тому же там небось еще и фейс-контроль. Меня в моих говнодавах запросто могут и не пропустить.
– Ну и что ты предлагаешь?
– Может, ну их в жопу? Напишем от балды, мол, закусили-выпили на сотку баксов. Нет, лучше на сто двенадцать, чтобы цифра неровная была.
– А ты уверен, что там расчет в у.е., а не в рублях?
– Да какая разница?
– Да такая, что бэхи, в отличие от нас с тобой, в этом заведении наверняка были. И не раз. А потому в местном ценнике ориентируются.
– Ну тогда не знаю, Сергеич. У меня в кармане только стольник. Что ж теперь, экипажами сбрасываться будем? Из-за этого чмыреныша последние отдавать? Хрен ведь потом вернут.
– Ладно, не скули. Мы с Полиной сходим… Хорошо хоть один симпатичный фейс в конторе нарисовался – не стыдно в приличный кабак сунуться…
Нестеров и Ольховская, предварительно разоружившись (то есть сняв с себя носимые станции), благополучно прошли на корабль и нашли господина Невструева с подругой, кличка которой была дана Цаца, на втором этаже, в ресторане «Терраса». Объект заливался соловьем и шаловливо поглаживал лапкой девичью коленку. Полина и бригадир присели за свободный столик и погрузились в изучение меню. Если Ольховская, несмотря на молодость, успела побывать в заведениях и покруче, то Нестеров изначально был шокирован, и даже не столько ценами, сколько названиями блюд. В частности, что могло скрываться под терминами «дорадо» или «паэлья классическая», он, сколько ни пытался, представить не мог. Ну а цены были из разряда тех, о которых достопамятный Ипполит Матвеич сказал свое не менее классическое «Хм… однако!». Впрочем, деньги у Нестерова были. Деньги ладонинские. И хотя они выделялись под вполне конкретные оперативные расходы, Александр Сергеевич благоразумно рассудил, что не будет никакого в том криминала, если они с Полиной разочек шиканут. Тем более, что сам Нестеров уже забыл, когда последний раз ходил в ресторан. На том и порешили и заказали более чем скромненько – баксов на восемьдесят, не больше, и все равно посидели на славу.