Читаем без скачивания Новые центурионы - Джозеф Уэмбо

Он подрулил к обочине, а слезы жгли его, и тело содрогалось конвульсиями, исходя рыданиями по всей этой безмолвной и ничтожной жизни. Он уже не знал, кого оплакивает, он больше не заботился об этом. Он рыдал, он был одинок…

18. ТОРГАШ

— Я рад, что меня послали на Семьдесят седьмую улицу. Очень даже, — сказал Дьюгэн, румяный щупленький новобранец, вот уже целую неделю бывший напарником Роя. — Чему я только не выучился, пока работал в негритянском округе! К тому же меня натаскивали отличные партнеры.

— Семьдесят седьмая ничуть не лучше и не хуже других районов, — сказал Рой, размышляя о том, что его черед радоваться наступит тогда, когда солнце опустится за Портовую автостраду, когда начнет спадать жара и когда форма не будет так противно липнуть к телу.

— Ты сам здесь уже порядочно. Рой?

— Месяцев пятнадцать. Дел тут хватает. Вечно что-нибудь случается, так что дел хватает. Посидеть да подумать здесь некогда, потому и время летит.

За это я его и люблю, этот округ.

— А в белом когда-нибудь работал?

— В Центральном, — кивнул Рой.

— Ну и как? Есть разница?

— Там все идет медленнее. Преступность пониже, потому и медленнее. И время медленно ползет. А так — то же самое. Все люди — кровожадные ублюдки, просто тут они чуть смуглее.

— Ты давно вернулся в строй, Рой? Можешь не отвечать, если неприятно вспоминать. Не успел я сюда перевестись, тут только и было разговоров, что о твоем ранении. Не думаю, чтоб многим удавалось выкарабкаться после того, как они получали в живот такой заряд дроби.

— Да, удавалось немногим.

— По-моему, ты терпеть не можешь об этом рассказывать.

— Не то чтобы терпеть не могу, просто осточертели все эти разговоры. За пять месяцев, что я сидел за конторкой и плевал в потолок, единственной моей обязанностью было пересказывать эту долбаную историю каждому встречному-поперечному. Тысячу раз объяснял всякому любопытному полицейскому, как же меня угораздило так оплошать и подставить кишки под целый пуд черных шариков. Мне попросту осточертело. И если ты не настаиваешь…

— Ох, да нет же, Рой. Я тебя прекрасно понимаю. Ну а сейчас-то, сейчас с тобой все о'кей? То есть, я хочу сказать, что, если тебе вздумается когда-нибудь передохнуть, я с удовольствием не только сяду за руль, но заодно поведу и всю документацию.

— Со мной все о'кей, Дьюгэн, — засмеялся Рой. — На прошлой неделе я сыграл три игры в гандбол, в настоящий гандбол, а не в какие-то там поддавки. Физически со мной все в полном ажуре.

— По мне, я просто счастлив, что рядом такой опытный напарник, прошедший и огонь и воду… Случается, я задаю слишком много вопросов, так это оттого, что порой мне в одиночку бывает не совладать с огромной ирландской пастью, что у меня под носом.

— Ладно-ладно, напарник, — улыбнулся Рой.

— Когда пожелаешь, чтоб я заткнулся, просто обмолвись словечком и…

— Ладно, напарник.

— Двенадцать-А-Девять, Двенадцать-А-Девять, ищите женщину, рапорт четыре-пять-девять, южная Вермонт-авеню, восемьдесят-три-двадцать-девять, квартира «Б» — «Базар».

— Двенадцать-А-Девять, вас понял, — сказал Дьюгэн, и Рой свернул в расчерченный смогом оранжево-красный закат и неторопливо направился по нужному адресу.

— Раньше, еще на гражданке, я считал, что большинство ограблений происходит по ночам, — сказал Дьюгэн. — А теперь думаю, что львиная доля приходится на дневное время, когда никого нет дома.

— Так и есть, — сказал Рой.

— Мало кто из воришек решается залезть в квартирку, набитую народом, верно?

— Слишком опасно, — подтвердил Рой, закуривая сигарету, теперь, когда стало прохладнее, вкус ее оказался приятней, чем у предыдущей.

— Хотел бы я прищемить хвост какому-нибудь наглому воришке. Может, сегодня повезет?

— Может быть, — ответил Рой, сворачивая с Флоранс на Вермонт-авеню.

— Собираюсь продолжить учебу, — сказал Дьюгэн. — С тех пор как демобилизовался из флота, я спихнул несколько зачетов, но теперь всерьез возьмусь за ум, а как получу диплом, подамся в полицейскую науку. Сам-то ты учишься, Рой?

— Нет.

— И никогда не учился?

— Прежде — да.

— А как с дипломом? Есть хороший задел?

— Зачетов двадцать.

— И все? Потрясающе. На этот семестр запишешься?

— Слишком поздно.

— Но заканчивать ты все же намерен?

— Ну конечно, — сказал Рой, и снова у него в желудке вспыхнул костер, затем подступила тошнота. Несварение всегда теперь вызывало приступы тошноты. На желудок уже надежды нету, думал он, а тут еще этот новичок с горящими глазами. От его занудства меня скоро понос прихватит. И эта невинность. От нее же рехнуться можно…

Ничего, это у него пройдет, размышлял Рой. Не вдруг, но постепенно.

Время, главный воришка, понемногу, каплю за каплей, выцедит из души всю невинность; вот так же таскает сова из гнезда птенца за птенцом, покуда оно, гнездо, не захлебнется ужасом в собственной пустоте.

— Похоже, напарник, приехали, — сказал Дьюгэн, надевая фуражку и распахивая дверцу прежде еще, чем Рой затормозил.

— Хотя бы дождись, когда колеса остановятся, — сказал Рой. — Мне вовсе не хочется, чтобы ты ломал себе ногу. Куда спешить? Обычный вызов по рапорту.

— Прости, — улыбнулся, краснея, Дьюгэн.

Квартира была расположена под самой крышей в глубине дома. Подражая Роевой привычке, днищем фонарика Дьюгэн легонько постучал по двери.

Подражал он ему не только в этом, успел уже, к примеру, перейти на ту же марку сигарет и раскошелиться на новый трехбатареечный фонарь-головастик, хотя прежнему его, пятибатареечному, не исполнилось и нескольких недель. Я всегда хотел иметь сына, язвительно подумал Рой, глядя на то, как Дьюгэн барабанит по двери и осторожно отступает в сторону. Именно так Рой его и учил: всегда, везде, в любое время суток и по любому вызову нужно действовать в том же порядке. И непременно правая рука должна быть свободна, блокнот да фонарь можно и в левой подержать. И не снимай фуражку с головы, пока не уверишься в том, что здесь все в порядке. Только тогда, войдя в дом, можно присесть, снять фуражку и расслабиться. Правда, самому Рою расслабиться уже не удавалось, даже тогда, когда он старался изо всех сил. Если он еще надеется, что желудок его все-таки заживет, научиться расслабляться он обязан. Сейчас он не может позволить себе такую роскошь, как язва. И никогда не сможет. Потому он и хочет расслабиться. Да только Дороти… Дороти буквально ходит за ним по пятам, настаивая на том, чтобы он разрешил новому ее великовозрастному мужу-толстяку удочерить Бекки. Рой сказал, что сперва он похоронит их обоих, а раньше — нет, раньше никак невозможно; тогда та попыталась воздействовать на него через мать, его мать, в которой всегда находила заступницу.

Он стоял и думал о Бекки. О том, как произносит она слово «папочка», и о том, как она прекрасна. Она так прекрасна, что даже не верится. И думал о том, что волосы у нее цвета чистого золота. Когда открылась дверь, он думал о Бекки. За дверью была девушка. Она не была прекрасна, и золотых волос у нее не было тоже, но Рой моментально решил про себя: она привлекательна. Шоколадная кожа, слишком темная, подумал он, хоть глаза светло-карие, в черную крапинку. Они напомнили ему глаза дочери. Его ровесница, может, чуть постарше. Дикий фонтан волос на голове. Как бы Рой ни презирал мужчин с такой вот африканской прической, черным женщинам она к лицу. По крайней мере она не подвешивает к шее костяшки да нет железных серег в ушах, подумал он. По крайней мере она обходится без африканских вычурностей. Всего-то лишь прическа. Да и с ней все в порядке. Будто иной и быть не могло.

Она жестом пригласила их войти и небрежно кивнула На ограбленную квартиру. Рой заметил, что дверная лепка взломана отверткой, которую затем использовали для того, чтобы поддеть дверь.

— Эти замки — все равно что кусок сургуча, они не годятся, — сказал Рой, касаясь замка фонарем.

— Теперь-то можете мне об этом не рассказывать, — сказала она с улыбкой и печально покачала головой. — Меня обчистили. Полностью, до последней пылинки.

Он обратил внимание, что она на удивление высока. Стоя рядом с ним, ей не нужно было даже особо запрокидывать лицо, чтобы заглянуть ему в глаза.

Не меньше пяти футов и шести дюймов, отметил он про себя. И великолепно сложена.

— Вы что-нибудь трогали? — спросил Дьюгэн.

— Нет.

— Ну-ка, ну-ка, поглядим, есть ли здесь гладкие вещицы, с которых можно снять славные отпечатки пальцев, — сказал Дьюгэн, отложив в сторону свой блокнот и словно крадучись обходя всю квартиру.

— Вы были на работе, когда это произошло? — спросил Рой, садясь на высокий стул у кухонного буфета.

— Да.