Читаем без скачивания Кремлевский визит Фюрера - Сергей Кремлев

Густав, к слову, основал в 1550 году и будущую столицу Финляндии — Гельсингфорс (уже в XX веке переименованную в Хельсинки). С тех пор давление шведского влияния в Финляндии росло и росло… И если бы Россия не отвоевала ее у Швеции в войне 1808—1809 годов, то уделом страны Суоми мог стать статус захудалой шведской провинции.

Ну пусть читатель судит сам… Лишь через почти шестьдесят лет после вхождения Финляндии в состав Российской империи, в 1866 году, школьная реформа ввела обучение в финских школах на финском языке вместо шведского…

У нас есть вообще-то и финское мнение на этот счет такого известного финна, как Мауно Койвисто, который прямо признавал, что «Финляндия развивалась и вызрела в самостоятельное государство как часть Российской империи» и признавался:« Такого результата наверняка не было бы достигнуто под властью Швеции»…

Собственно, и руны знаменитого финского эпоса «Калевала» были собраны и обработаны финским поэтом и фольклористом Ленротом в уже «русский» период финской истории — в 1835 году были изданы первые 32 руны. А в 1849 году — все 50. И создатель волшебного музыкального инструмента кантеле — Вяйнямёйнен, а также кузнец Ильмаринен, выковавший мельницу счастья — сампо, вскоре стали известны во многих странах мира…

Перипетии русской революции дали Финляндии независимость. И теперь Северная столица России находилась под угрозой простого артиллерийского обстрела с сопредельной территории.

Причиной этого было не могущество финнов, а щедрость русского императора Александра Первого. Это он в 1811 году воистину по-царски присоединил к вновь обретенному Великому княжеству Финляндскому так называемую «Старую Финляндию», то есть те шведские (а точнее старинные русские) земли, которые отвоевал у Швеции еще Петр Великий!

И в результате этой типично расейской щедрости границы автономной Финляндии вплотную приблизились к Санкт-Петербургу «со всеми вытекающими последствиями». Сообщая об этом, такой известный в реальной истории финн, как Мауно Койвисто, сам же писал и об одном из таких «последствий» — были затронуты интересы тех петербуржцев, которые владели дачами на Карельским перешейке.

Казалось бы, финнам век благодарить Александра и с тех пор заказывать внукам и правнукам с русскими дружить…

Увы, вместо былых дач на Карельском перешейке в тридцатые годы двадцатого века стали появляться пушки. И это было тем более обидно, что финны в тридцатые годы были народом в обращении ровным, гордым, самолюбивым, исключительно работящим и чистоплотным… Уже известный нам Николай Пальгунов отправился осенью 1932 года в Хельсинки — корреспондентом ТАСС…

Позже он рассказывал друзьям:

— Едем от Ленинграда — на станциях ни души… Тишина… Чистота— идеальная…

— А кто убирает?

— Раз чисто — значит, убирают. Но главное — не сорят, не ломают…

— Так никого на перронах и не видел?

— Видел — часа за три до Хельсинки остановка. Смотрю — выходит из вокзала некто в фуражке с белым чехлом, с золотой кокардой, черная тужурка с сияющими пуговицами и широким галуном по рукавам, белоснежный воротничок…

— Начальник станции?

— Ну я вначале подумал, что это вообще их адмирал…

— А оказалось?

— А он через пару минут у моего вагона колеса выстукивает и масло подливает — смазчик!

— Не может быть!

— Может… Правда, мне потом сказали, что у них на маленьких станциях вообще по одному человеку работает. Он и билеты продает, и стрелки переводит, и семафоры открывает, и за чистотой следит, и отчеты составляет…

— И отчеты? Ну дают!

— Да, и отчеты… А называется при этом — сторож станции… Из этого рассказа уже можно было понять, в чем был секрет экономических и культурных успехов финнов…

Но…

Но в той же чистой и аккуратной стране, умеющей усердно трудиться и живущей просторно — в десять раз просторней, скажем, немцев, сильны были идеи некой «Великой Финляндии». Университетская молодежь упивалась планами расширения земель наследников творцов «Калевалы» по Ладожское озеро с выходом на линию Пскова, с аннексией Карелии и самого Петербурга…

Был популярен лозунг президента Пера Эвинда Свинхувуда: «Любой враг России должен быть другом Финляндии»…

Фамилия «Свинхувуд», к слову, в переводе на русский означает «свиноголовый», и носитель ее в отношении России полностью свою фамилию оправдывал…

Но если говорить не о верхах, а о финской массе, то — сама по себе — она была к русским традиционно весьма лояльна… И — не очень-то лояльна к другим чужеземцам…

Во время Крымской войны объединенный британо-французский флот высадился на Аландских островах. Эти острова, о которых я еще скажу, запирают вход в Ботнический залив, восточным берегом которого владела тогда Россия, а западным — Швеция…

С удобной островной базы союзники начали бомбардировки прибрежных финских городов и поселков, но финны сумели дать сдачи… Героями обороны стали рыбак Матс Канкконен и коммерц-советник Андерс Доннер, и с тех пор в Финляндии стала популярной песня об Аландской войне, когда от финского огня содрогались англичане…

Была у финнов популярна и другая песня, где пелось:

Тысячи финляндских парнейПокидают порт ХельсинкиИ не остановятся,Пока не достигнут Константинополя…

Это было уже в 1877 году, во время Русско-турецкой войны…

Но массами финских «парней» руководят образованные слои, а даже в 30-е годы XX века в стране было очень влиятельно… шведское меньшинство: дворянство, помещики, буржуазия, при соотношении шведов и финнов в населении 1 к 9.

И вся эта братия не просто была пропитана ненавистью к России и русской культуре, но еще и имела возможность пропагандировать их…

А ведь были еще и образованные «национальные интеллигенты»… И в тридцатые годы финские школьники учили уже другие строчки… Поэт Ууно Кайлас писал:

Граница открывается, как полынья,

Впереди — Восток, Азия…

Позади — Запад и Европа,

На страже которых стою я…

Да, интеллигенты — они и в Финляндии интеллигенты… Коллега из финской «Хувудстадсбладет» жаловался тассовцу Пальгунову: — У нас перепроизводство интеллигенции: на каждый десяток жителей столицы приходится не менее двух-трех докторов наук и магистров, и только пятеро — без званий, у остальных есть какие-то ранги — дипломированного инженера, ректора, редактора…

— У нашего посольства стоит полицейский с профессорским видом, — пошутил Пальгунов.

— Не удивлюсь, если он окажется доктором права, — вполне серьезно ответил собеседник. — В «Ротонде» среди официантов есть магистры философии…

УВЫ, политическая философия Финляндии выстраивалась отнюдь не на прочной логической базе… При этом она была еще и болезненно неумной… С тем же Пальгуновым весной 34-го года вышел забавный случай…

Как-то его пригласили в отдел печати МИДа к 10 часам 30 минутам завтрашнего дня для «важного сообщения» лично заведующего отделом Каарло Нестори Рантакари…

Рантакари был не просто крупным чиновником МИДа, а доверенным лицом президента Свинхувуда, составителем его речей и прочего…

В 10.30 Пальгунов был в тесном кабинете шефа отдела печати с огромным письменным столом…

— Господин Пальгунов, я хотел бы сделать вам дружественное представление.

— Слушаю…

— В Москве проходит XVII съезд ВКП(б). —Да.

— Так вот, в отчетах ваша пресса печатает слова из доклада о том, что если некое свиное рыло сунется в советский огород, то горько о том пожалеет… Наш президент очень недоволен и считает, что это выпад против него…

— Но господин Рантакари, это же русская идиома, и ей намного больше лет, чем господину Свинхувуду… О свиных рылах еще наш Гоголь писал, но, надеюсь, у вас нет претензий к классику?

— О, нет! — неожиданно рассмеялся сам Рантакари. — Но вот президент…

НО РУССКИЙ перевод фамилии финского президента отражал ситуацию точно, если к первому эпитету прибавить второй — «тупоголовые»…

Советский Союз обретал все большую мощь, а в Финляндии не то что университетские магистры философии и философы-официанты, но правительственные и военные круги разрабатывали планы расширения территории Финляндии до Ладожского и Онежского озер с захватом всей Карелии и всего Кольского полуострова с, естественно, Мурманском…

Уж не знаю, как там по-фински, но по-русски такие «планы» можно было назвать уже лишь безголовыми…

Финны очень заигрывали с немцами и на них очень рассчитывали, но так же они заигрывали и рассчитывали и на Лондон, и на Париж, и даже — на Стокгольм, но особенно — на Вашингтон.

На самих себя финны тоже рассчитывали.

И только на Москву в Хельсинки предпочитали смотреть в перспективе через прорезь прицела или — хотя бы — через презрительный прищур глаз… Это не могло быть оправдано ничем, хотя в начале тридцатых годов политическую холодность финнов к нам еще можно было объяснять экономикой. Дело было в том, что более 80 процентов финского экспорта составляли лес и бумага, и всего 7 процентов — изделия машиностроения. А СССР тоже был крупнейшим экспортером леса…